Хромов, не тратя время на препирательства, коротко скомандовал ремонтникам:
- Инструменты в руки – и за работу!
Солдаты частных войск, не споря, потащили тяжёлые чемоданы с ключами, кувалдами и смазанными в солидоле тросами. Металл звенел, гайки падали в траву, кто-то ругался сквозь зубы, пока коленями упирался в горячий от солнца капот.
Тем временем Хромов с каменным лицом повернулся к вооружённым бойцам, что стояли по периметру:
- Глаза в оба! Если увидите хоть шорох, стреляйте без предупреждения.
В его голосе слышалась та сухая строгость, за которую солдаты уважают командиров. Он прекрасно понимал: пока люди по уши в ремонте, стая или какая-нибудь тварь вроде того оленя может подкрасться, и тогда будет поздно.
Ярослав присел на корточки у колеса, внимательно наблюдая за ловкими движениями механиков. Пальцы солдат бегали по деталям, откручивали болты, вытаскивали кабели, и всё это казалось ему таинственным ремеслом, сродни колдовству. Машины – особенно такие громоздкие, как внедорожники, – всегда притягивали его: в этих кусках стали и проводов таилась не просто сила, но и знание, память целого мира.
Людвиг, скрестив руки на груди, усмехнулся:
- Ну и что, Косой, хоть что-то понимаешь в том, что они тут шаманят?
Ярослав покосился на него и пожал плечами:
- Понятия не имею. А ты?
Булавкин на секунду замялся, отвёл взгляд и буркнул:
- Да ни хрена, если честно.
Ветер принес запах разогретого металла, машинного масла и прелых листьев. Где-то неподалёку потрескивала ветка – то ли зверь, то ли просто обломился сук. Все напряглись, но охрана лишь крепче перехватила оружие, а ремонтники, не поднимая головы, продолжили крутить гайки, будто каждая минута стоила им жизни.
- Послушай, мы оба толком не понимаем, чем они там занимаются, – медленно произнёс Косой, но никто, похоже, не собирался ему отвечать.
Он махнул рукой и замолчал. С утра и до самого полудня возле машин стоял гул – солдаты частной охраны возились с ремонтом, лязгали инструментами, спорили, пыхтели. А в стороне Людвиг Булавкин с командирами обсуждал новый порядок – как рассадить людей и как теперь выстраивать оборону, если вдруг снова попадутся такие твари, как тот олень.
- Если ещё раз наткнёмся на этих рогатых монстров, надо сразу стрелять, – буркнул кто-то, смолив самокрутку.
- А если пули их не возьмут? – мрачно спросил другой. – Ты видел, какая у него башка? Такой череп только в глаз пробьёшь, и то если повезёт.
В ответ – тишина. Все прекрасно знали, что стрельба по движущейся цели в глаз – удел единиц. Лишь те, у кого девять баллов из десяти на экзамене по стрельбе, могли рискнуть.
Ярослав про себя усмехнулся. Вот бы они знали про Ярославу Журавлёву…. Та могла попасть в глаз и на бегу, и с переворотом, и, наверное, даже с закрытыми глазами. Сам он, будь у него нормальный пистолет и метров пятьдесят дистанции, дал бы процентов шестьдесят на успех. А вот Ярослава – девяносто, а то и все сто.
Он бросил на неё короткий взгляд. Она стояла в стороне, прислонившись к крылу джипа, и, казалось, вовсе не слушала разговор. Лицо у неё было спокойное, почти скучающее, как у человека, которому неинтересно обсуждать очевидные вещи.
Все, впрочем, были рады, что олень оказался травоядным. Представь, если бы он был хищником – троих-четверых уже не досчитались бы.
Станислав Хромов, поправив ремень кобуры, сказал:
- В здешних лесах в основном крупные травоядные. Плотоядных бы быстро вычислили и отстреляли, ещё когда периметр крепости только формировали. Но всё равно – не суетимся, не пугаем их. Если нарвёмся на хищника – стреляем без предупреждения. Всё, ремонт закончили, выдвигаемся.
- Поскольку один автомобиль мы потеряли, придётся уплотниться, – добавил Людвиг Булавкин. – Так, ты поедете в кузове пикапа. Потерпите.
Оба недовольно переглянулись и покосились на Ярослава. Было видно, что идея запихнуть Косого в кузов у них возникала первой, но Булавкин не доверял: вдруг этот проныра умнёт все сухие пайки. Поэтому рядом с ним посадили надсмотрщиков.
Под раздражённое ворчание они полезли в кузов. И тут первый вдруг взвыл так, что у всех мороз по коже пробежал, и кубарем вывалился обратно. Ярослав резко обернулся – тот сидел на земле, вцепившись в шею.
Его лицо наливалось густой краснотой, глаза вылезали из орбит. Он хрипел, дергался, изо рта пошла пена. Прошло каких-то десять секунд – и он уже лежал без движения, а кожа стремительно темнела, приобретая синюшно-чёрный оттенок.
Станислав Хромов осторожно подошёл к телу, держа автомат наготове. Его шаги были тихими, как у охотника, но в воздухе уже витало напряжение, будто сам лес затаил дыхание. Он обвёл взглядом заросли, и, убедившись, что вокруг всё по-прежнему, присел рядом, положил ладонь под нос солдата. Несколько секунд неподвижности – и он медленно поднял голову. Лицо его стало мрачным, как свинцовые тучи перед грозой.
- Всё, – тихо, но отчётливо произнёс он. – Он больше не дышит.
Слова Хромова повисли в воздухе, как камень, брошенный в колодец без дна. Никто не шелохнулся. Казалось, никто не мог поверить, что человек, с которым они ещё утром шутили, теперь лежит неподвижно, с лицом, перекошенным в предсмертной муке.
Людвиг Булавкин вздрогнул, словно его пронзил ледяной сквозняк. Он резко повернулся ко второму – невысокому крепкому парню, который всё ещё держался за борт пикапа, словно боялся упасть.
- Что с ним произошло? – голос Людвига дрогнул, но был жёстким.
- Я… я не знаю, – выдавил из себя тот, глядя мимо всех, будто пытаясь найти в пустоте объяснение. – Мы вместе прыгали на борт, и вдруг он заорал, так, что я едва не оглох. Ничего странного рядом не было… просто он упал… и всё.
Тишину леса разрезал тихий, но зловещий шелест листвы. Те же деревья, та же тропа – но теперь казалось, что они оказались в другом, недобром мире. Каждый скрип ветки, каждый вздох ветра отдавался внутри липким страхом.
Это была первая смерть в их вылазке. И она пришла так быстро, что никто не успел даже осознать опасность.
- Косой! – вдруг рявкнул Людвиг, поворачиваясь к Ярославу. – Какого чёрта ты нас сюда завёл? Мы ведь шли по этой дороге раньше, и ничего подобного не было! Ты уверен, что твой маршрут чист?
Ярослав Косой даже бровью не повёл. Его спокойствие в этот момент выглядело почти вызывающе.
- С маршрутом всё в порядке, – сказал он ровно, как будто речь шла о простой бытовой мелочи. – Но раз вы живёте в крепости, должны знать: дикая местность меняется. Она становится… страннее. Я не знаю, зачем вы рветесь в Уральские горы, но советую – разворачивайтесь и идите обратно в Крепость триста тридцать четыре.
- Нет, – холодно перебил его Хромов. – Это приказ сверху. Его нельзя отменить. Мы не возвращаемся, пока задание не выполнено. И это касается всех, – он бросил взгляд на Косого так, словно хотел прибить его на месте, но держал себя в руках.
Ярослав чуть прищурился. В его голове моментально закрутились мысли. Хромов – не самоубийца. Рисковать жизнью просто ради бумажки с печатью он не станет. Значит… есть что-то ещё. Что-то, о чём он пока молчит.
Глава 7
Как только Людвиг Булавкин понял, что дороги назад уже нет, он с холодной усмешкой обронил, обращаясь к Косому:
- Сидеть будешь один в кузове пикапа. А ты, приказал он второму солдату – в кабину. – Он чуть прищурился, явно смакуя момент. – Раз уж ты у нас такой умник и говоришь, что идём верным путём – вот и посиди, погрейся на сквозняке. Может, сам первым опасность и встретишь.
Ему было плевать, что Ярослав останется там один на один с тушёнкой и галетами. Тут уже не до выпендривания – каждый думал только о том, как бы выжить, а не о том, кто что сожрёт на халяву.
Ярослав не удостоил его ни взглядом. Молча подошёл к лежащему на земле умершему солдату, чтобы осмотреть его. Осторожно убрал его руку с шеи – и тут же заметил, как под кожей некрасиво торчит длинное, тёмное жало.
Шершень. Чёртов шершень!
Он тихо, прикрываясь спиной от ближайшего солдата, вытащил жало, спрятав его в ладони. Не хватало ещё, чтобы все узнали, от чего умер солдат. Атмосфера в отряде и без того накалялась с каждой минутой. А для "гида" иногда было даже полезно, чтобы люди начали хоть немного бояться этих мест. Бояться — значит внимательнее глядеть по сторонам.
Ярослав никогда не считал себя благородным человеком и уж точно никому ничем не был обязан. Главное – его собственная шкура.
И всё же он вздохнул с облегчением: пока в дикой местности на людей нападают не призрачные чудовища, а вполне материальные твари, вроде шершней, – жить можно. Хотя и это его, признаться, поразило.
Он мысленно восстановил картину. Вероятно, шершень залетел в машину ещё раньше и спокойно устроился где-то в кузове. Когда солдат полез в салон, задел насекомое, и тот – моментально ужалил.
Но почему смерть наступила так быстро? Опухоль на шее, конечно, могла перекрыть дыхание, но всё же человеку потребовалось бы хотя бы пару минут, чтобы задохнуться. Здесь же всё выглядело так, будто яд сработал мгновенно.
Ярослав вспомнил, как ему рассказывали, как в юности сам получил укус шершня. Лицо тогда разнесло так, что мать, тогда ещё живая, правда оно её не застал, едва узнала, и несколько дней было больно глотать. Но о смерти речи даже не шло.
Видимо, эти пустоши действительно меняются. Насекомые тоже. Всё становится злее, опаснее, быстрее.
И всё-таки эта странная земля манила. Хотелось шаг за шагом вскрыть её тайны, увидеть то, что скрывается за горизонтом. Но где-то глубоко внутри Ярослав понимал: слишком сильное любопытство здесь – короткая дорога к могиле.
Тень смерти, тяжелая и вязкая, как осенний туман, нависла над всей колонной. Даже ветер, казалось, притих, опасаясь потревожить мертвую тишину. Только один человек выглядел так, будто всё это его не касалось, – Косой. Он сидел прямо, без суеты, словно смерть рядом была для него не врагом, а давней знакомой.