Глава 16
Два солдата, которые так и не вернулись, и при этом решились выйти наружу только после того, как увидели, что с Журавлёвой и Синявиной ничего не случилось. Женщины спокойно зашли обратно в пещеру, и это будто дало мужчинам хлипкую уверенность: "раз женщины живы – значит и нам безопасно". Они поднялись, натянули шинели, поправили ремни и, переглянувшись, одновременно решились шагнуть в мокрую темень. На прощание они слишком бодро заявили, что скоро вернутся, но выдали себя дрожью в голосах. Перед уходом даже сделали вид, что проверяют оружие – скорее для собственного успокоения.
Минуло уже добрых десять минут, а в пещеру они так и не вернулись.
Станислав Хромов стоял у входа, заслоняя его широкой фигурой. Он щурился в черноту, где дождевая завеса глотала всё: лес казался теперь живым, дышащим мраком. Вечер только начинался, но облака и беспрерывные струи воды сделали небо густо-черным, словно наступила глубокая ночь. Воздух был плотным и сырым, тянуло холодом, и всякий звук казался глухим, словно в вате.
- Может, с ними что-то случилось? – спросил один из солдат, не поднимая глаз.
- Но ведь не было никакого шума, – заметил другой, сидевший в углу, съёженный в шинели. Его голос дрожал, будто он уже заранее оправдывался перед самим собой.
- Не могли же их атаковать сразу обоих так, чтобы они даже не успели крикнуть? – добавил кто-то ещё, сдавленно, почти шёпотом.
Логика подсказывала именно это, и от этой мысли становилось только хуже. Ведь если всё произошло мгновенно и бесшумно, значит в лесу скрывалось что-то, что действовало быстрее человеческой реакции. Хромов же ясно говорил всем ходить только группами, чтобы не стать лёгкой добычей. Но даже при этих мерах предосторожности – исчезновение всё равно произошло.
- Не поднимайте панику, – жёстко сказал Хромов, обернувшись к остальным. Его голос был низким, спокойным, но от этого ещё более тревожным. – Возможно, они просто задержались. В конце концов, прошло-то всего десять минут.
В пещере повисла тягучая тишина. Солдаты старались не встречаться глазами, каждый ловил себя на том, что прислушивается к ночи, к каждому звуку за стенами. Дождь барабанил по скалам и листьями капал с веток, словно кто-то крался по лесу. Пламя костра потрескивало, выбрасывая искры, и это потрескивание стало единственным живым звуком, который ещё хоть как-то отвлекал от давящего ужаса.
Но слова Хромова не помогли. Напротив, время текло всё медленнее, и отсутствие двух солдат становилось всё более ощутимой дырой, тяжёлой тенью, висящей над каждым.
Хромов резко поднял голову и произнёс:
- Кто со мной пойдёт проверить, всё ли с ними в порядке?
Косой замер, ошарашенный. Он никак не ожидал, что Хромов решится рискнуть – выйти под кислотный дождь, в ночной лес, полный странных теней, ради того, чтобы отыскать двух пропавших солдат.
Но в ответ в пещере воцарилась лишь тишина. Никто не шелохнулся. Никто не поднял руку. Никто не сделал ни шага вперёд. Молчание тянулось, словно вязкая смола. Каждое потрескивание смолистой шишки в костре звучало особенно громко, а капли дождя, барабанившие по склону у входа, будто нарочно подчеркивали безысходность.
Кто согласится добровольно выйти искать смерть? У некоторых солдат страх дошёл до того, что они, спрятавшись во внутренней части пещеры, не выдержали и обмочились. Запах мочи мгновенно пропитал влажный воздух и стал нестерпимым. Люди морщились, прикрывали носы рукавами, но ничего не могли поделать.
Ярослав и ещё несколько человек перебрались ближе к выходу, туда, где ветер из леса хоть немного приносил свежести. Пусть снаружи было холодно, сыро, и промозглый воздух резал кожу, зато здесь можно было дышать.
Хромов нахмурился и с горечью проговорил:
- Если вы не в состоянии помочь своим, не удивляйтесь потом, если никто не придёт на помощь вам, когда сами окажетесь в беде.
Его слова повисли тяжёлым упрёком. Но ни один человек не двинулся.
Ярослав только пожал плечами – его это не тронуло. Он и не рассчитывал, что в случае опасности кто-то кинется спасать его. Даже Журавлёва, его условная союзница, наверняка, без колебаний бросит всех ради своей жизни. Здесь каждый сам за себя. И уже само по себе было удачей, что они хотя бы не вредили друг другу.
Снаружи шёл дождь. Лес шумел, словно тысячи рук били по тысячам барабанов. Влага стекала по коре деревьев, падала крупными каплями в лужи, и эхо от этого дробного перестука доносилось даже сюда, в глубину пещеры.
Ярослав наклонился к Журавлёвой:
- Я возьму первую половину ночи на себя. Ты отдохни. После дождя по этой лесной жиже идти будет тяжело, ноги будут вязнуть, а сил у нас и так немного. И смотри осторожнее с солдатами.
Он давно заметил, что солдаты собирались кучками, шептались, и не всегда эти сборища сулили что-то хорошее. После того как у него оказался пистолет, их взгляды стали слишком внимательными. Что-то назревало. Но какое именно решение он должен будет принять, Ярослав пока не знал.
- М-м…, – только и выдохнула Журавлёва.
Она кивнула и прикрыла глаза, прислонившись к холодной стене пещеры. Но даже отдыхая, она держала пистолет на коленях, дуло которого лениво скользило по сидевшим рядом. Даже на Ярослава.
Тот лишь усмехнулся. Он бы поступил точно так же.
Когда-то их было одиннадцать. Теперь – девять. Ярослав скользнул взглядом по остаткам группы. В углу несколько солдат сидели в дыму, выкуривая сигарету за сигаретой. Табачный чад мешался с кислым запахом мочи и гарью от смолистых шишек. У Ярослава от этой смеси поднималась тошнота.
Он задумался: если даже в крепости солдаты постоянно курят, чтобы заглушить страх, то какой вообще уровень боеспособности у этой армии? Что будет, если на крепость нападут? Или так устроено во всех гарнизонах, а не только в Крепости 334?
Курево у них всё же оставалось. Булавкин когда-то передал им десять пачек про запас, но почти всё они потеряли, спасаясь бегством. Теперь у большинства оставалось по половине пачки. У кого-то – ни одной.
Они сидели, втягивали дым, делились последними сигаретами, жадно ловили каждую затяжку. Воздух в пещере густел, становился вязким и удушливым.
И тут один солдат хриплым голосом сказал другому:
- Дай закурить. У меня больше ни одной нет.
Слова прозвучали так буднично, будто они сидели не на краю гибели, а на обычном перекуре в казарме.
- У меня тоже кончились. Это последняя, – буркнул один из солдат и тут же отодвинулся в сторону, чтобы собеседник не полез к нему в карман. На самом деле у него при себе оставалась больше половины пачки, но кто знает, сколько ещё придётся здесь торчать? Дни впереди обещали быть длинными и мрачными, а сигарет в обрез даже для себя.
Тот, кому так хотелось покурить, облизал пересохшие губы и метнул взгляд по сторонам, как побитая собака. Потом хрипло сказал:
- Одолжите сигарету. Верну целую пачку, как только вернёмся в крепость.
Его голос дрожал, в нём сквозила ломка. Челюсти сжимались так, что хрустела эмаль. По сути, он готов был пообещать хоть золотые горы, лишь бы затянуться прямо сейчас.
Сигареты в крепости и правда были дорогим удовольствием – пачка стоила под двести рублей.
- А кто сказал, что мы вообще вернёмся живыми? – язвительно отозвался кто-то из темноты. – Чем ты сейчас расплатишься, собственной шкурой?
Косой тяжело выдохнул, качнув головой. Ему всё это напоминало ссору в трактире из-за корки хлеба. Пока где-то в лесу их двое товарищей могли ещё дышать или корчиться от боли, остальные чуть не перегрызлись из-за табака.
Тот самый солдат, которого накрыла абстиненция, начал бледнеть. Его руки дрожали так, будто по ним пустили ток. Лоб покрылся мелкой испариной, капли пота скатывались по вискам. Он трясся и всхлипывал, словно под ним проваливался пол.
Солдаты в крепости курили дорогой табак – явно не ту бурду, что продавалась рабочим за копейки, – но именно поэтому зависимость у них была сильнее и ломка жестче. Если бы сейчас на группу обрушилась опасность, этот несчастный не смог бы даже подняться на ноги, не то что стрелять.
Ярослав бросил взгляд на Синявину. Она сидела неподалёку, глаза широко раскрыты, сна ни в одном глазу. Он негромко спросил:
- Что, чёрт возьми, творится внутри крепости?
Этот вопрос грыз его давно. Он ещё пацаном мечтал оказаться там – в мире, где нет кукурузного хлеба вприкуску с холодной водой, где можно умыться каждый день и где в домах горит электричество. Вместе с Лёшкой Пронырой они грезили крепостной жизнью, думая, что это – настоящий рай. Но теперь всё выглядело совсем иначе.
Синявина заметно оживилась, услышав, что Косой заговорил первым. Она понимала: в этой дикой дороге лучше держаться рядом с ним, чем с остальными. Наклонилась и почти шёпотом заговорила:
- На самом деле, всё это сделали нарочно. Был мятеж в одном из гарнизонов. С тех пор надзиратели начали держать солдат в узде вот такими методами. Сигареты – лучший поводок. Им проще иметь дело с одурманенной, зависимой толпой, чем с амбициозными мужчинами с оружием.
- Нельзя курить так часто, как они? – нахмурился Ярослав.
- Конечно, нет, – покачала головой Любовь. – Некоторые ветераны уже как живые мертвецы. Их жёны сбегают от них к другим, потому что жить рядом с таким – не жизнь.
- И в крепости такой бардак? – вздохнул Ярослав.
- Это ещё ничего, – вдруг с горечью усмехнулась Синявина. – Я видела шестидесятилетнюю старуху с десятком мальчишек. Она им за постель платит, представляешь? Малолетних совращает!
Ярослав аж моргнул от неожиданности.
- Шестьдесят лет? Это как-то… не то слово. Совращение тут не при чём.
- А как ты это назовёшь? – удивлённо спросила Любовь.
Косой потеребил щёку, чуть подумал и серьёзно выдал:
- Рождение детей в старости.
Синявина открыла рот, но слов не нашлось. Вот и скажи потом, что он псих. С виду обычный, даже здравый мужик, но мысли у него всегда шли каким-то странным, искривлённым руслом. Может, в этом и была его сила?