benedikta tu in mulieribus, et benedictus
fructus ventris tui, Iesus.
(Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобою, благословенна ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, Иисус).
В русских полках, стоявших на береговой кромке острова, вои передних рядов сомкнули щиты, направляя копья на врага, и кто-то негромко, но стройно запел, а остальные дружно подхватили:
— Д а воскреснетъ Богъ, и расточатся врази его, и да бежать огь лица Его ненавидящии Его…
Тяжелый железный клин немецкой рати, способный, казалось, сокрушить все на своем пути, неумолимо катился на строй русских полков к берегу Вороньего Камня.
— Sancta Maria, Mater Dei
ora pro nobis peccatoribus;
nunc et in hora mortis nostrae.
Amen.
(Святая Мария, Матерь Божия, молись за нас грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь), — еще пели латиняне, когда тысячи русских стрел вспорхнули в воздух и обрушились на них. Сотни конных и пеших ливонцев, были ранены или убиты сразу и пали на лед, окрасившийся первой кровью. Крики, вопли, ржание коней, громкое молитвенное пение, боевые возгласы и призывы слились воедино и на десяток верст окрест огласили Чудское озеро на Узмени. Ряды русских лучников успели пустить еще несколько сотен стрел, но это не остановило стремительного натиска кованой немецкой рати. Еще через минуту клин вонзился в ощетинившийся строй русских полков, ломая копья, тараня щиты и сминая лучников. Пешие псковичи и новгородцы, стоявшие на льду, под напором конницы подались к каменистому уступу и приняли смертный бой. Вслед за передними рядами конницы в схватку с русичами вступили пешие кнехты, ливь, летьгола и эсты, вооруженные копьями, секирами и луками. Многие новгородцы и псковичи были посечены и раздавлены на прибрежном льду, у берега, но те, что остались в живых и успели взобраться выше, дрались с нарастающим упорством. Стрелы летели роями с той и с другой стороны, раня и выбивая из рядов десятки воинов. Новгородцы и псковичи осыпали немецких воев градом камней. Звон мечей перекрывал крики людей и ржание лошадей. Тяжелые немецкие клинки рассекали щиты и шеломы. Русичи умело кололи немецких коней, подсекали им ноги, стаскивали и сталкивали конных воев на землю, забивали их насмерть клевцами и палицами.
Наконец немцы поняли, что взять каменный уступ в лоб ни в пешем, ни тем более в конном строю им не дадут. Клин начал распадаться. Воины десного плеча немецкой рати двинулись правее по берегу и ударили в ошее плечо русской пехоты. Полк суздальско-городецких воинов князя Андрея тронул коней и через несколько минут южный берег острова превратился в место кровавого побоища. Сеча развернулась в сухих зарослях тростника и осоки. Конные и пешие вои: русичи, булгары, меряне, вожане, ижоряне, немцы, датчане, эсты, ливы, латгалы секлись мечами, топорами, саблями, кололи друг друга рогатинами, сулицами, били наотмашь палицами, булавами, кистенями. Люди кружились, пятились, подпрыгивали, напирали, увертывались, бросались вперед, танцуя в сумасшедшем танце смерти и жизни. Ругань, мат, истошные вопли на разных языках вспыхивали и гасли в водовороте этой жестокой сечи. Кони вставали на дыбы, бились грудью о грудь, били задними копытами, валились на бок от тяжелых ударов, припадали на передние ноги. Лошади и люди сминали, ломали и секли прибрежные заросли сухого тростника и камыша. Задние ряды немцев продолжали напирать, но немецкая рать прочно увязла в схватке с русскими полками у берега Вороньего острова.
Горислав и Путята хорошо видели, что творилось саженях в четырех ста южнее их. Солнце взошло и ярко осветило ледяной простор озера и место сечи. Вдруг по рядам княжеского полка прошли какое-то волнение и шум. Детский услышал, как юный княжеский отрок по имени Феодор поднял десницу и, громко крича что-то, указал перстом на восток. Горислав обернулся и увидел, что одесную слепящего солнечного диска в сиренево-зеленом сиянии по небосводу движутся конные полки, направляемые на запад. Он хорошо различил коней, воев в седлах, их серебристые доспехи, мечи и копья. Не веря глазам своим, дотянулся до плеча Путяты и толкнул его. Но Путята уже и без Горислава во все глаза смотрел на то, что происходило в аэре. В те минуты движение небесных полков видели все русичи, стоявшие у острова Озолицы. Но особенно остро видел это князь Александр. Он узрел, как златокудрый воин доскакал до скалы Вороньего Камня и протрубил там рог. Затем видение исчезло. Князь велел немедля трубить, поднял десницу, указуя воям на ворога, опустил копье и тронул коня. Гремя доспехами и коваными копытами коней, княжеский полк ринулся в соступ.
Стефан Твердиславлич, Збыслав Якунович, Гаврила Алексич, Коста Вячеславич, Судимир со Славны и другие новгородские мужи уже полчаса смотрели на то, как на южном берегу Вороньего Камня бьется насмерть в пешем строю их братия и конный полк низовских русичей во главе с князем Андреем. Конные новгородцы и псковичи числом до семисот человек стояли позади их на берегу острова Городец близ обоза. Новгородские мужи видели и слышали, что вои волнуются и рвутся в бой. Но повести людей в сечу самовольно без веления князя они не могли. Княжеский полк был ближе к месту схватки, но его было почти не видно за поворотом озерной косы и прибрежных зарослей, потому новгородцы ждали четырехкратного сигнала княжеского рога. Они видели, что ожесточение сечи нарастает, понимали, что там, у Вороньего Камня немцы берут верх. Но надо было ждать. Солнце уже ярко освещало место сечи. Но вот над островом Городец в это ясное, безоблачное утро сгустилась и прошла какая-то сень, словно сиреневое облако, гонимое восточным ветром. Послышался какой-то шум, ржание и топот коней, пение молитв. Люди поднимали головы, смотрели вверх, не понимая, откуда в безоблачном апрельском небе вдруг взялось это. Шум сечи и крики сражавшихся усилились и отвлекли внимание людей. Видимо немцам еще раз удалось потеснить русичей у Вороньего Камня. Новгородцы и псковичи вновь заволновались, выкрикивая разное в сторону воевод и требуя вести их в бой. Гаврила Алексич заерзал в седле, привстал на стременах, всматриваясь на запад, выругался матерно и громко. И тут с Озолицы прозвучал четырехкратный призыв рога. Воеводы увидели, что оттуда, с севера, как будто серебристо-стальная молния сверкнула на глади озерного льда под лучами солнца и заскользила в сторону Вороньего острова. Степан Твердиславлич повернулся всем корпусом к воям, что стояли на берегу, махнул рукой и указал им на запад.
Горислав плохо запомнил момент, когда их полк вошел в соступ с ворогом. Казалось, что воздух сотрясается от ударов и ломления копий, от звона мечей, а замерзшее озеро двинулось, скрежеща льдом о камни. Он почти оглох от этого гула, гремевшего вокруг, и был словно пьяный. Усилием воли напряг свои силы и разум. Одно было ясно ему, немцы не ждали их удара в плечо. Но и он не ожидал, что враг столь многочислен и упорен. Княжий детский, Путята и еще двое гридей столкнулись с пешими воями немецкой рати, видимо чудью, вооруженной копьями и секирами. Чудь дралась стойко. С трудом русичи положили троих и ранили одного молодого воина, бросившего секиру и поднявшего руки. Это спасло ему жизнь. Но через несколько мгновений из задних рядов немецкой рати на княжеских гридей налетели верховые в островерхих шеломах с мечами и булавами. Один из них, в чешуйчатом доспехе, призывая своих соратников и круто матерясь, бил наотмашь тяжелой булавой. И Горислав понял, что это верно русские из Медвежьей Головы или псковичи — сторонники Твердилы.
От удара переветника один из княжеских гридей вылетел из седла. Горислав тронул коня и скрестил с ним свой меч. Тот, свирепо вращая очами, ударил детского в круглый щит и Горислав почувствовал силу его могучей десницы. Однако пока ворог размахивался для нового удара, детский изловчился и саданул переветника по ошеей стороне шелома. Шелом и подшеломник слетели с головы воя. Горислав увидел копну рыжих волос и потускневшие зелено-желтые глаза врага, наполненные ненавистью. По этим глазам детский понял, что сильно ошеломил недруга. Внутренне чувство и память подсказали, с кем довелось ему встретиться в битве. Но тут все качнулось перед очами, он почувствовал, что конь его упал на передние ноги, потом стал заваливаться. Наверное, кто-то из чуди сразил коня. Падая плашмя, грудью и головой вперед, Горислав успел выдернуть ноги из стремян. Удар о лед принял щитом. Десница не выпустила меча. Удар был сильный, в глазах потемнело, но через несколько мгновений детский уже был готов подняться на ноги. Когда он открыл очи, то не увидел льда. Перед глазами были лишь лошадиные копыта и ноги людей, по щиколотку утопавшие в кровавой расплывшейся жиже. Кровь, не впитываемая льдом, парила и издавала тошнотворный, сладковато-острый запах. Горислав быстро поднялся на ноги, мгновенно осмотрелся. Рыжеволосого уже не было рядом. Вал сражавшихся сместился в сторону от него на несколько саженей. Среди жуткого воя, звона железа, детский все же услышал, что его окликнули. Повернулся и увидел Путяту, ведущего к нему на поводе коня сраженного гридя.
Удар княжеского полка в ошее плечо вражеской рати обескуражил немцев. Напор их на пешие русские полки у берега стал ослабевать. Русские лучники продолжали гвоздить немцев стрелами с каменного уступа, а копейщики оставляли уступ и выдавливали немцев с берега на лед. Солнце уверенно шло к зениту, и распаленным воям становилось жарко. Многие скидывали полушубки и оставались в одних доспехах.
Прошло всего десять-пятнадцать минут с того момента, как княжеский полк вступил в сечу. И тогда новгородский и псковский конные полки ударили немцам в десное плечо. Теперь перевес сил был явно на стороне русских. Но ожесточение, с которым дрались немцы, нарастало.
Лед начал обламываться у самого берега — там, где был Тоньше всего. Первыми у острова провалились несколько немецких верховых. Вода в тех местах достала брюха лошадей. Вои оставляли коней и, выбираясь на лед, вытаскивали их за узду. Ливонцы отхлынули от берега на твердый и прочный лед. Центр сечи стал смещаться западнее. Вскоре у берега стали проваливаться и пешие русичи. Искупавшись в ледяной воде по пояс, многие выбирались на твердь и тут же вступали в схватку. Но и там ле