Поцелуй этот оказался долгим и сладостным для обоих. Их руки стали трепетно ласкать друг друга, хотя уста так и оставались слитыми в поцелуе. Затем он оторвался от нее, склонился над ней и стал лобзать ее маленькую грудь, живот, бедра, маленькую стопу, пахнувшую горько-сладким, полынным запахом. Следом она, как кошка, вывернулась из его объятий и, откинув его на спину, села ему на чресла, поджав ноги в коленях. Ее длинные волосы свисали над ним и закрывали ее лицо и грудь. Он чувствовал только ее волшебные персты на своем теле, распластанном перед ней, и бедра ее ног, сжимавшие его с боков. А она, повинуясь какой-то, понятной, видимо, только женщинам, чудодейственной силе волшебства, силе любви, жизни и продолжения рода, заложенном в ней от начала времен, совершала над ним какой-то неземной ритуал любви, творила какие-то колдовские заклинания. Феодор был ниспровергнут, обессилен ее чарами и лежал, не шелохнувшись, затаив дыхание, лишь изредка издавая бессильные, сладостные стоны. И в этот раз она взяла его, сидя на его чреслах, так, как и хотелось ей. На самой высокой волне страсти они застонали и закричали почти одновременно, но он на мгновение опередил ее.
Когда же обессиленная и горячая, она упала на него сверху, то несколько минут они не могли ничего промолвить. Только их холодеющие уста еще продолжали целовать друг друга. Когда они пришли в себя, первой заговорила Неждана. Она рассказала ему, что все последнее время ей снились страшные сны, и, понимая, что Феодор скоро уйдет в поход, она в октябре ходила к ведунье и просила у нее совета, как ей жить дале. Та же долго гадала и, в конце концов, посоветовала ей завести дитя от любимого. Феодор тихо, с трепетом, перекрестился, не зная, что и ответить. Неждана, помолчав немного, продолжала. Сегодня, отпуская своего ладу далеко от себя, она уже знает, что несет под сердцем его частичку — дитя. Феодор, потрясенный до глубины души, слушал ее признания и молчал. Он не мог говорить. Заплакав, замолчала и она. И они оба поняли, что наступил час прощания.
Через десять дней князь Феодор в сопровождении нескольких гридей, двух десятков кметей и большого обоза с продовольствием был уже в Твери. Князь Ярослав Всеволодович с сыном Александром, с дружиной и с полками стоял там и ожидал, как далее повернутся события. Под рукой Ярослава было около двух тысяч конницы и такое же число пешцев. В основном это были переславцы, дмитровцы, тверичи и кснятинцы. Другие полки были расставлены в порубежных городах и несли службу в стороже и на заставах. По слухам, посадник Внезд Водовик и княжич Ростислав привели в Торжок полк числом до трех тысяч вершников. Некоторых, верно, повели неволей. Но в новгородской рати было около полутысячи черниговских воев. Понятно было, что Михаил Черниговский не собирался отдавать новгородский стол. Князь Ярослав, его окружение и полки пребывали в напряженном ожидании. Отслужили в храмах Николе Зимнему, и прошло уже несколько дней после прибытия Феодора с обозом, как с новгородского порубежья сторожа принесла странные вести. Большая часть новгородской рати оставила Торжок и двинулась на юго-запад от города окольными дорогами. Князь Ярослав велел большому отряду сторожи пересечь рубежи новгородской земли и проследить, не задумал ли новгородский посадник обойти тверской рубеж с юга и ударить неожиданно на Микулин или Зубцов, а оттуда прорваться к Волоку Дамскому. Остальные полки стали готовить к выступлению.
Сторожа ушла к рубежам новгородской земли, растаяв в бескрайней белизне зимних полей и сумраке лесов. Еще несколько дней прошло в ожидании. Но на четвертый день утром со стороны Торжка к рубежам Владимиро-Суздальской земли подкатило четверо саней, запряженных тройками лошадей. В них были новгородские послы, спешившие оповестить князя Ярослава о важных событиях, произошедших в Новгороде около недели назад. Сторожа встретила послов и сопроводила их в Тверь. Вечером в торжественной обстановке, в окружении старших сыновей, бояр, тверского духовенства, купечества и других вятших мужей города князь Ярослав встречал новгородское посольство в гриднице тверского крома. В составе посольства были только старые сподвижники и сторонники князя Ярослава во главе с новгородскими мужами: бывшим тысяцким Вячеславом, его братом Богуславом, Стефаном Твердиславличем, Прокшей Яшневым, владычным стольником Андреем и спасенным князем Ярославом в незапамятном походе на емь новгородским мужем Судимиром. Послы поклонились князю в пояс. Князь и его окружение отвечали тем же. От лица посольства выступил Вячеслав. Перекрестясь на образа в красном углу гридницы, он начал с повествования о том, что через пару недель после выступления посадника и княжича Ростислава из Новгорода на Торжок рано утром сторонники князя Ярослава подняли своих людей с оружием в руках против супротивников. Исстрадавшийся черный новгородский люд только и ждал сигнала. В предрассветных, морозных сумерках ударили в била и колокола приходских храмов, затем добрались до звонницы Святой Софии и ударили в сполох там. Сторонники князя Ярослава повели вооруженный люд ко двору боярина Симеона Борисовича — одного из главных сподвижников Водовйка. Его самого и весь его двор застали врасплох. Симеона вывели к народу на улицу и тут же прилюдно забили насмерть. Дом его разграбили начисто, а его жену и семью заперли во владычном дворе под присмотром. Затем были разграблены посадничий двор, двор посаднича брата Михаля, тысяцкого Бориса Негочевича и боярина Даньслава. Жены и семьи многих супротивников князя Ярослава Всеволодовича были схвачены тогда новгородцами и содержались под стражей или на владычном дворе или на княжеском дворище в городе. В окрестностях Новгорода черный люд грабил и разорял усадьбы и села Симеона Борисовича и посадника. Все имущество Симеона и Внезда было затем поделено по новгородским сотням. Самого же убиенного Симеона Борисовича отпели и погребли в монастыре святого Юрия. Затем послали к посаднику и княжичу Ростиславу в Торжок. Водовику передали, чтобы в Новгород лучше не возвращался. А княжичу Ростиславу «путь показали с Торжку к отцу в Чернигов» со словами:
— Како отець твои реклъ нам всести на конь на воину съ Воздвижения и крестъ целовалъ, а се уже Николинъ день, с насъ крестное целование, а ты поиди прочь, а мы собе князя промышлимъ.
Теперь же от лица новгородского веча посольство просило князя Ярослава приять новгородский стол.
Глава XVII. Сокровенное, или Храм над каменными вратами
«Ярослав же вборзе прииде в Новгород, и створи вече, и целова святую Богородицю на грамотах на всехъ Ярославлихъ и на всей воли Новгородцкои», — записал новгородский монах-летописец в один из январских дней 6738 года (1231 г. от P. X.).
Печальное, сиротливое зрелище представлял тогда из себя Великий Новгород. Толпы голодного черного люда собирались на перекрестках улиц и площадях города. Люди о чем-то возбужденно спорили, иногда дело доходило до драк и поножовщины. Многие городские дворы были брошены хозяевами или разорены и сожжены во время городских смут. Храмы во время богослужений стояли полупустые. Редкие свечи горели перед образами, но более всего их было на канунах, куда ставили за упокой душ усопших. Княжеское гнездо на Городище встретило переславских князей запустением и пожарищами. Конюшни, коровники и сеновалы усадьбы были сожжены. Клети, амбары, погреба мрачно глядели на переславцев черной пустотой разломанных ворот, дверей и пустыми глазницами оконных проемов. Все предстояло начинать сызнова. Но если бы только в этом одном была беда.
Не успел Ярослав Всеволодович распорядиться о пропуске обозов с продовольствием в Новгород из Залесской земли, как пришли лихие известия, что на Черниговщине князь Михаил и беглые новгородские бояре собирают рать против него. Теперь на новгородский стол Водовик, его сторонники и Михаил Всеволодович прочили князя Святослава Трубчевского. Тот был сродником Михаила. И недели не сидел князь Ярослав спокойно на новгородском столе. Тут же принялся собирать новгородский полк для похода в Черниговскую землю. Набирал в основном из среды своих сторонников: боярской чади, дворской молоди, брал и черный люд, всех, кто желал послужить князю, а не умирать голодной смертью, кто умел сидеть на коне и хоть как-то держать оружие в руках. Более двух тысяч воев набрал князь. И спустя две недели после своего возвращения в Новгород вновь оставил его, уйдя с полками в Залесскую землю добирать войско. На новгородский стол посадил сыновей Феодора и Александра, оставив им в помощь дядьку Феодора Даниловича да полк числом в пятьсот переславских и дмитровских кметей. Еще князь Феодор упросил батюшку оставить с ним несколько гридей из переславской дружины, а в их числе Родослава и Судимира.
Как только батюшка ушел в поход, князь Феодор и дядька занялись хозяйством. К сожалению, обозы с хлебом и продовольствием в Новгород приходили редко. В Смоленской земле, как и в Новгородской, морозы побили осенний урожай. Оттуда везти было нечего. В Залесской земле прошедшим летом тоже уродило не густо. И если в сентябре купцы из Залесской Руси еще могли привезти и продать хлеб в Новгороде, то к зиме весь его уже скупили в залесских городах. Оставалась только далекая Рязанская земля, но оттуда обозы с хлебом добирались редко. Тем более, что по пути рязанский хлеб скупали в Москве и в Ламском Волоке. Дороги же в Черниговское княжество были перерезаны начавшейся войной. Однако молодой князь не унывал. По подсказке старого и мудрого Феодора Даниловича он послал нескольких торговых новгородских мужей во Псков и на устье реки Наровы, чтобы разведать можно ли купить хлеб через немецких купцов. И те санным путем, не мешкая, отправились выполнять поручение князя.
Александр тем временем занимался воинскими делами. По подсказке дядьки под его присмотром чинились рубленые стены, воротные вежи Городища и новгородских концов. Он наладил и проверял несение службы княжеским полком в стороже и на заставах. Часто бывал в Новгороде, знакомился с новгородскими мужами, с новгородскими делами и порядками. Вместе с боярином Вячеславом, вновь получившим место тысяцкого, проводил смотр новгородского ополчения. Побывал он и у владыки Спиридона. Молодой князь понравился тому своим бойким умом, начитанностью, знанием Святого Писания и молитв.