– Вы оба разбиваете мне сердце, – вдруг сказала Ульджай Туркан.
– О чем ты говоришь, милая? – спросил Тимур.
Он и впрямь не понял ее слов. Мысли были в другом: в нынешних и будущих боях, в борьбе за власть, которая не останавливалась ни на один день, час, мгновение. Громы и молнии сотрясали тот мир, в котором жил Тимур, он сам был одной из этих сверкающих молний.
– О чем я говорю? – Она словно не поверила своим ушам. – Вы были лучшими друзьями, и Аллах радовался, глядя на вас с небес, видя вашу великую дружбу. А теперь вы как два зверя смотрите друг на друга. И думаете только об одном, как друг друга уничтожить!
Ему все стало ясно. Муж и брат! Два родных человека. Два воина. Два ее защитника в разное время. Но это и впрямь было так. Они с Хусейном, ее братом, рычали друг на друга, подобно львам, и ждали решающей схватки.
– Не я был тому виной, – сказал Тимур. – Он начал эту войну.
Ульджай Туркан вспыхнула:
– Уверена, что мой брат сейчас в Балхе говорит то же самое своей жене и моей сердечной подруге Сарай Мульк: не я виноват – он начал эту войну! А она, как и я, ночами обливается слезами и молит Господа о том, чтобы он вразумил вас обоих. – Жена твердо и смело взглянула на него. – Он мой брат, понимаешь это? Родной брат. И я люблю вас обоих.
– Меня ты должна любить больше, – ответил Тимур. – Когда девушку берут из дома, с тех пор она принадлежит только мужу. Все остальные должны спрятаться за его спиной. Так велит закон.
– Я знаю закон. Но я люблю своего брата. И ты не заставишь меня разлюбить его.
Тимур сел на их брачном ложе. Его взгляд был тяжел и требователен.
– Я и не прошу этого. Хусейн должен был подчиниться мне, вместо этого он решил создать свое государство, враждебное мне. Нам с тобой. Во имя пророка, как ты этого не понимаешь?
Улыбка горечи пролетела по губам Ульджай Туркан:
– Мой брат не должен был подчиняться тебе.
– Что это значит? – нахмурился Тимур.
– Я это говорю при всей любви и уважении к тебе, мой дорогой муж.
Он встал с ложа и, широко расставив ноги, как перед боем, огромный, как колонна, глядел на нее тяжелым взглядом владыки.
– Так что это значит, Ульджай?
Она сокрушенно покачала головой. Ульджай Туркан не понимала, почему он отказывается увидеть явное. И тогда она сказала то, что, возможно, не должна была говорить никогда, навсегда скрыть в себе эти мысли. Но не смогла:
– Хусейн – внук эмира Казагана, правителя Мавераннахра, а я – внучка эмира Казагана. Мы одной крови. И Хусейн женат на Чингизидке – Сарай Мульк Ханум. И если он считает себя законным наследником Мавераннахра, то считает справедливо. По крайней мере, так справедливо для него и его верных слуг. И сейчас он не понимает, почему ты не хочешь подчиниться ему. Так же, как и ты считаешь его предателем, он считает предателем тебя.
Вот когда молния сверкнула в глазах Тимура, и ему понадобилась вся выдержка воина, чтобы заглушить чувство гнева. Но какая страшная волна поднялась у него внутри!
– Эмир Казаган, ваш дед, да хранит Аллах его душу, давно в могиле. Мир изменился, может быть, ты этого не заметила. Но ты – всего лишь женщина, так что с тебя взять? – Он говорил то, что думал. Кровь густо прилила к его лицу, сердце бешено колотилось. – Больше никогда не лезь в мужские дела – я разберусь без тебя. И с твоим братом в том числе.
Сказал это и, хромая, ушел из покоев, нарочно громко хлопнув дверями. Словно закрывал ее тут, наказывал за дерзость. Слуги в страхе попрятались. Охрана превратилась в изваяния. Уходя, Тимур услышал сдавленные рыдания жены, сердце его сжалось от пронзительной боли…
В ту ночь у нее начался жар. Она заболела разом, словно простояла раздетой на ледяном ветру. Ему сказали, скоро он пришел к ней. Она пылала. Это он обжег ее – обжег своим ледяным ветром, как обжигал огнем непокорных врагов. Тимур прогнал слуг, сел на край ложа, долго целовал ее руки, шептал: «Прости меня, милая, ради всего, что было и есть между нами, ради наших детей, Ульджай, прости меня…» Она простила его. Пот густо тек по ее лицу, губы едва шевелились. Простила – взглядом. И был еще едва уловимый шепот: «Помирись с ним, заклинаю тебя…» А потом ее не стало – женщины, которую он любил больше всех других жен, бесконечно, как только может мужчина любить свою истинную половину. Он смотрел на ее умиренное смертью лицо, прекрасные черты и вновь и вновь вспоминал двух девочек с глазами серн, что однажды ворвались в зал, где два юноши сражались на деревянных мечах. И одна смотрела на него смело, призывно, а другая краснела и опускала глаза. Он тогда влюбился в обеих. Первой не стало. Но была вторая. Он гладил волосы покойной, смотрел в закрытые глаза. И думал: нет, он не сможет выполнить последнюю просьбу своей Ульджай, никак не сможет. Тимур знал, что та, вторая, сейчас где-то за реками и пустынями, в неприступной крепости, и именно туда рано или поздно он придет.
И теперь, спустя два года после смерти Ульджай Туркан и бесконечных схваток с Хусейном, эмир Тимур стоял у стен неприступной крепости Балх, в которой его приняли как родного еще юношей, где он поклялся быть преданным слугой семьи эмира Казагана и был таковым до срока.
Да только все пошло иначе – просто перевернулся мир.
Был еще один поступок Хусейна, который разгневал Тимура так, что он запустил кубком в стену, когда услышал это, а его окружение оторопело. Ни в одном бою они не видели таким свирепым своего вождя. Оказывается, чтобы доказать свое первенство над Тимуром, Хусейн пошел на крайний шаг: втайне от него нашел какого-то захудалого мальчишку-Чингизида и возвел его в ханство! Как это делал его дед – эмир Казаган. Только на этот раз у себя, в Балхе! Даже этим хотел сказать: у меня законная власть! Я выше тебя! Ты – мой слуга!
Но такому не бывать. Отблески чудесной сабли в руках Тарагая, его отца, в том самом сне, отблески, что летели во все стороны света, – лучшее доказательство его, Тимура, правоты. И пророчество шейха-наставника Шемса Ад-Дин Кулаля, и благословение шерифа из Мекки – все это куда убедительнее, чем подставной мальчишка на троне.
Теперь эмир Тимур ждал либо покорности своего родственника, либо решающего боя. Хусейну всего лишь нужно было подавить гордыню и признать законное первенство своего друга. Согласиться стать вторым. Больше ничего! Но миру и дружбе Хусейн предпочел войну. Из Балха вышло его войско, и началась битва. Войска Тимура очень быстро стали теснить противника, многих порубили, затем ворвались в крепость. Но там была цитадель – та самая, которую возвел для себя Хусейн. «Помирись с ним, заклинаю тебя…» – звучал в его ушах шепот умирающей Ульджай. Тимур послал в крепость письмо: «Сжалься над своей жизнью, выйди из города и подчинись нам. Сделаю все, что угодно твоей душе». Вместо ответа из нее вышли новые войска Хусейна и вновь завязалось сражение. И в этот раз защитники потерпели поражение от бахадуров Тимура и были отброшены. Только теперь из крепости выехал старший сын эмира Хусейна – он привез письмо. Грозно поглядев на сына своего друга и врага, Тимур прочитал послание.
Вот что было в нем:
«Мы привяжем в свой пояс ремень подчинения. Просьба моя такова: откажись от нашей крови. Власть ушла от меня, подчинилась тебе. Теперь, если ты проявишь к нам милосердие и уважение, было бы хорошо. Я отказался от власти и богатства. Я надеюсь на тебя, что отпустишь меня в Каабу, чтобы остальную жизнь я провел там в молитвах».
Еще пару лет назад это предложение обрадовало бы Тимура. Но он понимал, что происходит. Его ли, Хусейна, это был голос? В письме блеял ягненок. Но кто прятался под овечьей шкурой? Хусейн был жаден, высокомерен, деспотичен. Дьявольски себялюбив. Он всегда считал себя по крови выше Тимура и свято верил, что земли Мавераннахра принадлежат ему по праву. И вдруг он, осененный волей Аллаха, решил все отдать и стать затворником и богомольцем?
– Скажи своему отцу: мы не тронем его, – пообещал Тимур юноше. – Он знает, где меня найти, но пусть поторопится.
Но Хусейна не было. Он не пришел к своему другу и врагу, победившему его. Разумеется, сын встретил отца и все рассказал ему, может быть, даже умолял сдаться, и все же Хусейн прятался от него. Тимуру иногда слышалось его сердце, одиноко, скорбно и боязливо бьющееся где-то совсем рядом…
Но так оно и было. Ночь выдалась темной. Хусейн дрожал в дальнем углу мечети. Пару часов назад он покинул цитадель. Закутавшись в плащ и накинув капюшон на голову, он прошел через Старый город, зашел в пятничную мечеть и спрятался в дальнем углу минарета. Когда наступит утро, знал он, его узнают и выдадут Тимуру. Он приготовился к позору, но не к смерти. Он боялся ее. Позор смывается кровью врага и будущим успехом, стоит только набраться терпения и подождать, подкопить силенок, смерть забирает все, что у тебя есть. Один из жителей Балха по случаю зашел в минарет и увидел прятавшегося человека.
– Кто ты? – спросил он.
– Иди своей дорогой, – ответил Хусейн.
– Чем я могу помочь тебе? – спросил человек.
И тут Хусейн обернулся.
– Иди, говорю тебе! – в гневе воскликнул он.
– Эмир Хусейн! – воскликнул прохожий.
– Никому не говори, что видел меня, – проговорил тот. – Я богат! Если освобожусь от своего несчастья, то позабочусь о тебе! – Он зачерпнул из сумы пригоршню золотых монет и вложил в руку прохожего. – Никому не говори, прошу тебя!
Человек взял, что ему давали, и пообещал хранить молчание.
– Поклянись! – не поверил ему Хусейн.
Тот поклялся и скрылся. И уже скоро он был пред уставшими очами Тимура.
– Говори, – сказал повелитель.
Ему уже донесли, что есть новость об эмире Хусейне.
– Прости, эмир Тимур, – пролепетал человек. – Я был в минарете пятничной церкви и узнал эмира Хусейна. Он мне дал золото и заставил меня поклясться, что я не скажу, что видел его. Но у меня нет права скрывать это от тебя.
Тимур махнул рукой, и человек скрылся.
– Идемте, – сказал он своему окружению.