– Вот я и говорю – хитрец ты, князь! Чист он сердцем! Вся ваша порода такова – лукавцы-московиты.
Великому князю московскому и владимирскому было в ту пору девятнадцать с половиной лет. Он являлся старшим сыном Дмитрия Ивановича, прозванного Донским, и княгини Евдокии, дочери великого князя нижегородского и суздальского Дмитрия Константиновича. Княжича Дмитрия, будущего Донского, женили на Евдокии, когда ему было пятнадцать лет, а ей тринадцать. Молодая жена была еще ребенком. Она родила своего первенца только в восемнадцать лет. Но сын вышел хорош – смел, умен, расчетлив, осторожен. Последние три черты характера и позволяли выживать русским князьям, которые ограниченно властвовали в самой северной части улуса Джучи, или Золотой Орды. Потому что смелых, но неосторожных в Орде, как правило, убивали. Гордость мешала им выживать. Василий хорошо знал татар. Когда ему было одиннадцать лет, Тохтамыш сжег Москву. Мальчика в те кровавые и роковые недели, когда ордынцы уничтожали все на своем пути, отец увез с собой подальше от стольного града. Когда по непонятной милости Дмитрию Ивановичу разрешили вернуться княжить в разоренную Москву, хан Тохтамыш потребовал у князя выдать ему сына. Три долгих года Василий провел в Орде, вволю насмотревшись на басурманские порядки, на азиатскую жестокость, на унижение пленных русских. Научился стрелять из лука не хуже степняка, сражаться на кривых мечах, держаться в седле так, словно конь был твоим продолжением. Все это лучше других умели ордынцы и передали мастерство ему. Когда Василию было четырнадцать, он бежал в Молдавию, к православному господарю Петру Мушате, и уже через Литву и Польшу вернулся с почетом в родную Москву. Тохтамышу было тогда не до него – хан Орды был по уши втянут в войну с Тимуром, которую сам и развязал. Хана постигали неудачи, и Тохтамыш не собирался портить отношения с Дмитрием Ивановичем по таким пустякам, как бегство из почетной и обеспеченной неволи его сына. В 1387 году великий князь литовский Витовт обручил с Василием единственную дочь Софью, на будущее соединив две благородные крови – Рюриковичей и Гедиминовичей. И не прогадал – еще через два года Дмитрий Иванович приказал долго жить, и Василий Дмитриевич стал великим князем московским и владимирским. В этом статусе его утвердила Орда. Но впереди было противоборство с дядей и младшим братом, а теперь еще и война с малопонятным русскому человеку азиатским владыкой Тимурленгом, эмиром-хромцом, который, как говорили, строил башни из человеческих голов и запросто оставлял от цветущих городов пепелища.
Тохтамыш был очень зол – он рассчитывал получить от русского князя, которому дал ярлык на княжение, большую армию, а вместо этого увидел отряд.
– Где твои воины, князь Василий? – спросил Тохтамыш.
Они говорили на татарском – у Василия было время выучить чужой, ненавистный язык.
– Всюду ложь, обман и предательство, великий хан! – горячо сказал молодой князь. – Рязань, суздальцы и нижегородцы не пожелали пропустить через свои земли мое войско. Решили, что я иду войной на них. Ты и сам знаешь, как рязанцы ненавидят Москву, как еще больше ее ненавидят суздальцы и нижегородцы. Если бы я вступил с ними в битву, то мог уже быть мертвым и не привел бы даже этих людей.
Это была правда. Хитрая политика русских княжеств могла утомить даже таких прожженных политиков, как ордынцы. Рязань всегда ненавидела выскочку Москву, суздальский князь Дмитрий Константинович помог Дмитрию Ивановичу разбить на Куликовом поле Мамая, но, когда узнал о походе Тохтамыша на Москву, встал на сторону хана Золотой Орды и послал ему в помощь двух своих сыновей. Это они, Василий и Симеон, по слухам, сами обманутые Тохтамышем, убедили москвичей открыть татарам ворота, а потом наблюдали за чудовищной резней, какую прежде устраивал только Батый на Русской земле.
Тохтамыш смотрел на молодого русского князя, которого знал с детства, и думал: а не зарезать ли его за эту изворотливость, как раньше резали в Сарае русских князей? Но что он от этого получит – три сотни трупов? И не в Сарае он был, увы! А на диких просторах, и где-то рядом искал его очень сильный и опытный в битвах враг. А Василию Дмитриевичу, который знал всю ордынскую хитрость и коварство, тупую кровожадность татар, очень не хотелось умирать – он только что женился на своей давней избраннице Софье Витовтовне, которую пять месяцев назад привезли в Москву и митрополит Киприан обвенчал их. Под сердцем она уже носила их ребеночка. Жена отпустила его с горючими слезами, потому что не было никакой уверенности, что муж ее любимый, великий князь, вернется домой. Она ждала его в родной Москве и молилась перед иконой «Благодатное Небо», которую привезла с собой на Русь, а он, Василий Дмитриевич, стоял пред очами одного из самых лживых и вероломных правителей своего времени, от которого ничего хорошего ждать не приходилось. И Тохтамыш еще упрекал его в хитрости и лукавстве! Уже полтора века русским людям приходилось быть хитрыми и лукавыми и лгать напропалую, ужами изворачиваться, чтобы как-то выжить среди злых азиатов.
– Ступай, князь, мои люди покажут тебе твои шатры. А еще ты получишь свежих боевых коней. Я думаю, твои лошади едва волочат ноги после перехода. А битва не за горами, князь.
– Спасибо, великий хан, – поклонился Василий Дмитриевич. – Да хранит тебя Бог!
– Какой именно Бог, а, князь Василий? – мрачно спросил Тохтамыш. – У нас разные боги.
– Бог един, ты же знаешь это, великий хан.
– Ступай, хитрец, – кивнул тот.
Выходя из ханского шатра, Василий Дмитриевич не был до конца уверен, что их не перебьют за дерзость и самовольство. Тем более что Тохтамыш вслед ему, едва закрылись пологи шатра, прорычал: «Московиты! Дерзкие, лукавые! Словно и не жег я их, и не резал!» Хотел было сплюнуть Василий Дмитриевич, да охрана кругом стояла – нельзя, точно прирежут.
Василий и впрямь был умен и находчив. Он мог привести войско значительно большее, но не захотел рисковать своими людьми. Не захотел, чтобы русичи сложили головы за татарского хана на далекой от Московии земле. Он видел и сгоревшую Москву, когда возвращался домой с отцом, и тысячи порубленных и обгоревших трупов. И хорошо помнил свой плен в Орде. Хватит потакать Тохтамышу! Поэтому теперь взял самых храбрых, самых отчаянных и самых свободных – в первую очередь от семей: от жен, детей и стариков. И лично возглавил своих богатырей. Пример князя – лучший пример. И конечно, Василий Дмитриевич во всем положился на Господа, в руках которого были все живущие на земле люди.
То они шли неделями и не могли найти языка, теперь все было наоборот. Каждый день к Тимуру приводили пойманных татар, заблудившихся или просто потерявших бдительность. Особенно помогли трое пленников, по показаниям которых стало известно следующее. От одного из полководцев Тимура, от Идики Мангута[31], к ордынцам сбежали несколько человек. Идика сам когда-то служил темником в Орде, но перешел к Тимуру. В его отряде оказались предатели, они рассказали хану о приближении чагатаев: сколько их, как быстро продвигаются. Одновременно с этим разведчики увидели и крупные разъезды ордынцев. Эта новость взбесила Тимура – их выдали! Он приказал немедленно вырыть рвы и срубить чапары[32], сколько успеют. Но врага не было. Теперь всех, кого отлавливали и допрашивали, тотчас убивали. Командирам отрядов поручили хорошо следить за своими воинами.
Наконец дозорные увидели три кошуна неприятеля. Три сотни человек – это уже много. Это были передовые отряды ордынского авангарда. Они появлялись в поле зрения и тут же уходили. Возможно, так они дразнили чагатаев, используя старую уловку – выманить и загнать в ловушку.
Тимур сказал своим командирам:
– И мы поступим так же. Увидите врага многочисленнее вас – в битву не вступайте, летите назад.
Но так получалось не всегда. Передовые отряды с обеих сторон все чаще вступали в лобовые столкновения. Тимур уже потерял нескольких отважных командиров, возглавлявших разведку. Тохтамыш был где-то совсем рядом. И вот игра в прятки надоела Тимуру.
15 июня 1391 года он позвал к себе сына Умаршаха и сказал ему:
– Возьми два тумена, найди Тохтамыша и напади на него с такой силой, чтобы он остановился, врос в землю и приготовился к бою. Пришла пора сражаться. Что ты скажешь, святой человек? – обратился Тимур к Сейиду Бараку, который сопутствовал ему во время всего похода, но был незаметен, потому что все время предавался молитвам.
В этот день он позвал жреца на военный совет. Ему необходимо было святое благословение. И все должны были услышать эти слова.
– Время пришло, государь, так говорит Аллах! – подтвердил жрец. – Он ждет подвига от тебя!
С двадцатью тысячами конных воинов Умаршах устремился вперед, на следующий день вышел на край ордынского войска и стремительно напал. Именно такого внезапного удара по противнику и ожидал от старшего сына Тимур. Всполошенные ордынцы, обескураженные огромным числом войск противника, решили, что битва уже началась. Они повернулись целым крылом и стали защищаться. Битва вышла кровопролитной, с огромным числом погибших. После долгой сечи чагатаи Умаршаха и ордынцы разошлись в стороны. Но именно этот стратегический шаг Тимура и заставил татар полностью развернуть армию. Их выследили. Настигли. Они не могли позволить себе терпеть сокрушительные удары по флангам и с тыла. Тумены Тохтамыша разворачивались лицом к подступающему противнику, они врастали в землю в районе реки Кундузча и готовились к решающему сражению.
Громады Тимурова войска тоже подходили сюда. Пришло время великой битвы. Но прежде, в ночь с 16 на 17 июня, состоялось совещание полководцев.
– В этих краях течет великая река Итиль, – сказал Тимур. – Она берет начало в земле русов, поит и кормит рыбой всю Золотую Орду и впадает в Каспий. Это так?
Ему ответили:
– Именно так, государь.