Говорила:
– Все будет хорошо – наш господин позаботится о нас!
И вот когда солнце за крутым берегом потянулось вниз, наливаясь рдяным светом, повсюду задрожала земля. И все они – гарем, слуги, охрана – уставились наверх, на крутой берег, откуда шел этот гул. Разумеется, где-то там были расставлены посты, но никто и ничего не сообщал им. Неизвестность хуже всего! Она способна довести до безумия! Важный бек, охранявший ханский гарем, бросил клич, и сотня татарских воинов устремилась наверх – проверить, как обстоят дела. Заржали кони – унеслись воины. А гул становился все ближе. Уже слышались отдельные крики. Топот, топот! Но где же охрана? Почему не возвращается? Куда она делась? Что-то зловещее было во всем этом! Бек бросил еще один клич, и вторая сотня полезла наверх, этих бахадуров он возглавил сам. Девочки-рабыни теперь уже впились в руки Земфиры, но она не чувствовала этого. А потом гул разом превратился в бешеный топот многих тысяч коней – и совсем рядом! – и устрашающие крики. Как они резанули слух Земфиры! Чужие крики – на чужом языке! Это был восторг победителей! Несколько воинов из охраны, что уходили на разведку, выбежали на край берега, завопили, замахали руками, но стрелы тут же вошли им в спины, и они, словно камни, покатились вниз. Оставшаяся охрана быстро подняла луки, но то, что случилось потом, заставило Земфиру отпрянуть назад и крепко-крепко обнять девочек-рабынь. Черная полоса воинов на фоне ослепительного вечернего солнца грозно вылетела на край берега. Чужаки! Вот когда зашлось сердце у красавицы Земфиры! Оставшиеся татары из охраны смело выпустили в них стрелы, но ответный удар уложил всех на месте и случайно задел многих слуг и служанок. Чужаки крутились на конях, заливисто смеялись, тыкали пальцами вниз.
– Гарем! – кричали они на чужом языке. – Ханский гарем! Мы нашли его!
Вот что услышала Земфира.
– А где наш хозяин? – заикаясь от страха, спросил один из мальчиков-рабов. – Почему он не придет к нам? Почему не убьет врагов?
Что она могла ответить им? Ничего. А враги уже прыгали с коней, спускались вниз, жадно выглядывая на лодках самых красивых женщин…
Много дней ловили бахадуры из Мавераннахра по окрестным лесам и долам красавиц-жен Огланов и мурз, юных девушек-служанок, наложниц беков и бахадуров, опытных гурий и танцовщиц из ордынских гаремов. Они прятались в оврагах стайками и поодиночке. Ведь все бежали куда глаза глядят! Их взяли с собой, чтобы они ублажали своих мужей и хозяев во время похода и особенно после битвы. Да только мужья их лежали изрубленными в чистом поле, или их трупы плыли вниз по Волге, и другие хозяева появились вдруг. Как это случилось с ханским гаремом.
А как за ними охотились! С каким великим азартом, с какой страстью! Тут никакой олень и рядом не стоял! Это была удивительная охота, где не нужны были рогатины, луки и стрелы! Женщин находили, смеялись от души, предвкушая плотские забавы, иногда ссорились из-за добычи, ведь это важно, кто увидел первый, кто первый схватил за волосы. Их ловили и тащили в обоз, и они тотчас становились рабынями тех, кто их нашел. А также становились рабами и тысячи слуг, которые прибыли с армией золотоордынского хана. Добыча Тимура была неисчислимой, в том числе и живым товаром. Только лично Тимуру досталось более пяти тысяч самых красивых девушек и юношей из татарского обоза в качестве личных рабов. Только ему одному!
Летописец и тут очень красноречиво зафиксировал этот факт:
«Попалось очень много гуриеподобных монгольских девушек: только тех, которые были у государя, насчитывали более пяти тысяч. Девушки все были луноликие, а мальчики подобны Солнцу».
Сколько же их было всего, этих пленников и пленниц, учитывая, что государь был щедр и всегда делился со своими верными солдатами! Несколько сотен тысяч женщин и слуг притащили с собой самонадеянные ордынцы, желая вкушать победу со всеми наслаждениями вместе, да только вкушать выпало не им…
А сколько носилось бесхозных лошадей по волжским полям! Как заметил летописец, каждому бахадуру-всаднику из Тимурова войска досталось по сотне лошадей, а каждый воин-пехотинец получил от десяти до двадцати лошадей. А прочий скот: верблюды, коровы, бараны и козы, тащившие арбы и кормившие своим мясом ордынских воинов, – подсчитан не был. Плюс к добыче, взятой на поле боя, которую давала любая война, огромный золотоордынский край был разграблен, и вычищен подчистую, и щедро удобрен кровью убитых.
Глядя на захваченные трофеи, Тимур рассуждал о том, что нет худшего врага своему народу, чем дурной хозяин. Тохтамыш, отравленный собственной гордыней, сам придумал себе противника, сам напросился на битву и, проиграв ее, сам передал в руки врага и свои богатства, и своих женщин, и жизни своих подданных. Безрассудный, ничтожный глупец! Видит Аллах, он, Тимур, всячески отказывался от этого дара. Годами отказывался! Но ему навязали этот дар. Вложили в руки.
И все это сделал бездарный правитель Тохтамыш!
Конечно же, Тимур во все стороны посылал отряды своих людей на поиски беглого хана. Именно в поисках Тохтамыша и разорялось все левобережье Итиля – Волги – на этом участке. Кто знает, в каком кочевье и каком шатре он может скрываться? Тысячи людей могли приютить своего повелителя! И эти тысячи людей платили и своими жизнями, и женами, и дочерьми. Но на другой берег великой реки переходить смысла уже не имело. Не было тех сил, с которыми пришли сюда чагатаи. Четверть армии Тимура сама полегла в этой лесостепи, на берегах Кундузчи, еще четверть была ранена, и всем требовался уход. Недолго думая, Тимур решил на месяц остановиться здесь, в этом краю, только подальше от места битвы. Пусть раненые подлечатся и встанут на ноги, кто-то спокойно отдаст душу Аллаху, и беднягу не придется везти на телеге по степям, мучить его. Ну а кто здоров, тот будет предаваться всем радостям победителя, коих так много! Тем более что было жаркое лето, но не такое изнурительное, как в Азии, а ласковое и нежное, как руки молодой гурии. Были реки и озера, пышные зеленые луга простирались на все стороны света. Хорош был золотоордынский край, ничего не скажешь! Хорош был край Дешт-и-Кипчак, Половецкая степь! Райское место! Недаром тут сотнями лет жили кочевники-тюрки, пока не пришли грозные монголы и не перебили и не вытеснили их.
Только имя и осталось – Степь кипчаков.
Армия Тимура сделала то, что делала любая армия мира после такой победы. Она с почетом похоронила своих героев, а потом, обобрав трупы врага подчистую, собрав все оружие до последней стрелы и сняв дорогие одежды, а такого добра было немало, бросила иссеченные тела неудачников на растерзание хищных зверей и птиц.
И только потом, отойдя от побоища на расстояние, куда бы не долетел смрад гниющих тел, стала поднимать шатры. Великим пестрым ковром на десятки километров расходился этот лагерь, устроенный вдоль Волги, сослужившей такую добрую службу чагатаям. И начался великий пир счастливчиков-победителей!
Вот что о нем с гордостью и восхищением сказал современник-летописец:
«Та область была подобна раю, там предались наслаждениям и беседовали. Государь Сахибкиран с властностью и счастьем сел на престол Джучи, предался удовольствиям, и отступили заботы и тревоги. Со стороны врага никакой опасности не осталось, музыканты стали исполнять успокаивающие душу мелодии, установились радость и веселье. Все наслаждались с луноликими, источающими любовь напарницами. Так стояли двадцать шесть дней, предаваясь удовольствиям. Слава Аллаху и благодарение!»
И прибавить к этому что-либо трудно. За исключением одного: увы побежденным и их близким!
На одном из таких пиров стояла перед сотней упивающихся вином избранных бахадуров красавица Земфира, жена Тохтамыша. Она стояла обнаженной, как и другие жены хана, и трепетала как осиновый лист. Их разве что заставили надеть украшения из золота, самоцветов и жемчугов, чтобы они сами переливались как драгоценные игрушки. Как же они радовали глаз гордым чагатаям, как разжигали их похоть! Как это было славно – хлопнуть по голой ляжке ханскую жену, да позвонче, и закатиться с друзьями-бахадурами диким хохотом! Но так и было задумано!
Сгорающая от стыда Земфира, еще вчера – гордая ханша, которой все восхищались и которую слушались и боялись, голышом склонялась и подливала вино в чаши ненавистных чагатаев. Через шум разнузданного пира из далекого далека до нее великой горечью доходили отголоски собственных слов: «Подчини Тимура своей воле, о великий хан, пока он не нанес первый удар! Подумай о наших детях, о своих наследниках! Пока Хромец управляет соседними землями, ты никогда не будешь иметь покоя. Ты рожден побеждать, о мой возлюбленный муж!» Но вот молодой бек, засмотревшийся на нее во время пира, вставал, подходил, кивал: «Оставь кувшин и встань». Она поднималась с колен, он брал ее одной рукой за локоть или за волосы, другой за груди, и брал жадно. А она дрожала и давилась рыданиями. Потом герой-бек укладывал руку на ее чрево, носившее ханских детей, весело смеялся завидной добыче, говорил с издевкой, делясь с товарищами: «Добрый живот, красивый, как луна!» – лапал ее ниже под хохот друзей-бахадуров и тащил за роскошную шевелюру, украшенную жемчугами, в сторону. Места было много. И женщин было много – больше сотни молодых Тохтамышевых жен.
Впрочем, уже рабынь Тимуровых и его самых верных солдат. Это же был пир избранных победителей!
– Хороша ханша! – слышала Земфира и смотрела через пелену горьких слез снизу вверх на еще одно потное лицо азиата, в пылу страсти склонявшееся над ней.
В тупом отчаянии она проклинала себя за то, что послушалась брата и потащила мужа войной на Хромца.
И повсюду было одно и то же на этом пиру.
Герои, разгоряченные крепкими напитками и видом обнаженной женской плоти, которую прежде мог отведать только властелин Золотой Орды, возжелав утех, вставали с подушек, брали любую и вели в свой шатер или просто в сторону. А потом приводили обратно, к общему столу, и тут же ханша доставалась другому герою. Так в течение нескольких дней перевернулась жизнь людей, многие из которых еще вчера сами решали судьбы целых народов, и не только мужчин, но и женщин. Но как их муж мог допустить такое?! – думали несчастные жены, и думали справедливо. Зачем он потащил их в ад?! Почему бросил?! Не спас?!