Левый фланг татар тоже удачно ударил по правому чагатаев, которым командовал Сайф ад-Дин. И тут пришлось спешиться и, встав за щиты, обороняться со всей свирепостью, на какую только были способны бахадуры Тимура.
Летописец так описал защиту Сайфа ад-Дина в те часы:
«Левое крыло противника взяло верх и, пройдя со множеством конных людей, окружило Хаджи Сайфа ад-Дина, гарцуя вокруг него. Тогда Хаджи Сайф ад-Дин-бек со своим тюменом сошли с коней, взяли в руки щиты и, твердо поставив ноги на землю, стояли вкопанные, как горы».
Эти строки хрониста говорят о многом – армия Тимура оказалась на краю гибели. Первый день закончился и моральным, и физическим превосходством татар. Они были отчаянно храбры, они отомстили, и они ликовали! И ждали второго дня, потому что ночью можно сделать вылазку, но не более того. Большому сражению нужен ясный день. Ждали, чтобы победить.
Тимур, давно не терпевший таких ударов, вдруг понял, что он пришел на Кавказ воевать с Тохтамышем исключительно ради того, чтобы окончательно победить. Он пришел за триумфом, свято уверовав в свои силы. Но встретил врага, ничем не уступающего ему, а может быть, даже превосходящего морально.
Переварить такое оказалось непросто.
– Мы недооценили нашего ордынского друга, – сказал Тимур в ту ночь Сайфу ад-Дину, которому тоже досталось.
– Воистину так, – согласился тот.
– Сегодня я мог погибнуть сто раз.
– И я, – сказал Сайф ад-Дин. – Но мы живы, слава Аллаху.
– Господь был милостив к нам. Новый день решит – жить или умереть. Не думал, что скажу такие слова, – честно признался Тимур. – Клянусь, не думал!
На них смотрел четырнадцатилетний внук Тимура – царевич Рустам Умаршах, сын убитого Умаршаха, и от ярости сжимал кулаки. Отсветы огня от костра, у которого лежали два пожилых воина, кровавыми вспышками озаряли его лицо. Рустам был не по годам умен и храбр и, как командир, видел то, что не видели другие. Это ему, десятилетнему мальчугану, на Кундузче дед рассказывал о ходе битвы, а он слушал его с бешено колотящимся сердцем. И позже, когда дед учил его, он всегда правильно отвечал на вопросы, как бы он поступил, окажись полководцем. В конце концов Тимур вручил под его личное командование целый тумен! Десять тысяч лучших бойцов! Как же Рустам Умаршах ждал рассвета! Как же ему хотелось броситься в битву, которая ему не досталась в полной мере в первый день великого сражения.
Второй день начался с поединка двух именитых беков и знатных бахадуров. Все командиры с обеих сторон так или иначе знали друг друга. Оглан Йаглибий, один из командиров хана Тохтамыша, Чингизид, выехал вперед и вызвал на поединок чагатайского командира Усмана Бахадура.
Гарцуя на коне, он заносчиво кричал ему через поле:
– Эй, чагатаи! Я, Йаглибий, потомок великого Чингисхана, ищу достойного врага! Но знайте, я сейчас так силен, что и льва растопчу, и слона опрокину, и подвину горы! Любого изрублю, кто встретится мне! Но больше всех я хочу увидеть перед собой Усмана Бахадура! Где ты, Усман? Выйди и посмотри на силу мужскую!
Усман Бахадур конечно же принял вызов, выехал в поле, и они сшиблись. Один, разгоряченный вчерашним успехом, бахвалился как мог, другой знал, что ему никак нельзя проиграть этот бой. Он подведет не только себя. Усману Бахадуру, как истинному воину, на себя в эти решающие часы было наплевать. Он знал, что, проиграв, опозорит государя и всю армию чагатаев. Они ловко махали саблями, но Усман Бахадур оказался ловчее и в решающий момент, когда татарин только заносил меч, срезал голову заносчивому Йаглибию. Та вспорхнула с его плеч, весело провернулась, брызжа кровью, и бухнулась на камни. И все это на виду многих тысяч воинов с обеих сторон! Это была фантастическая и во многом символическая победа. Через считаные минуты обе армии вновь двинулись друг на друга.
Недаром ночью Рустам Умаршах сжимал еще мальчишеские кулаки и давал клятвы помочь деду. Его тумен провел показательную атаку – его десять тысяч врезались в центр ордынцев, вошли, как нож в масло, поражая всех вокруг. Татары за ночь настолько уверились в победе, что не ожидали такого стремительного и яростного нападения. Летописец так охарактеризовал атаку юноши: «Несмотря на то, что он был малолетним, не осрамил имя прославленного отца, покойный Умаршах в лице сына словно ожил заново!» И как же дед, наблюдавший за этой атакой, гордился внуком! Увидев, как храбро и удачливо рубит врага Рустам Умаршах, что нет ему преград в бою, что сам Аллах ведет его, и другие чагатайские полководцы с новым пылом ударили по ордынцам. Татары, не ожидавшие такого напора, дрогнули.
Все решило предательство.
Войско Тохтамыша было племенное. Огланы и беки со своими войсками приходили под стяги хана Золотой Орды. Как потом говорили, у вождя племени Актау были разногласия с Тохтамышем. Но может быть, он, этот вождь, был заранее подговорен и подкуплен разведчиками Тимура? Этот вождь стоял на правом фланге и был одной из опор хана. В самый разгар битвы он взял своих людей и увел с поля боя. В армии Тохтамыша образовалась брешь, которую с ходу закрыть не представлялось возможным. Правый фланг был обрушен напором чагатаев, а потом они зашли ордынцам в тыл. Еще вчера не сомневавшиеся в своей победе, татары, охваченные паникой, повернули коней и полетели назад. Отступление в ближайшие часы обратилось повальным бегством.
Тохтамыш не верил своим глазам. Он тоже грезил победой, за ночь свято уверовал в нее. Тимур, эта черная туча на все небо, вновь навис над его головой. Закрыл солнце, отнял победу! Глядя на катастрофу, которая стремительно разворачивалась перед его глазами и которой он уже не мог помешать, Тохтамыш бросил свите:
– Бог отвернулся от нас. Уходим!
И с избранными нукерами повернул коня и помчался с поля битвы на север – туда, где пока еще не было врага. Настигающие татар чагатаи, весело играя саблями, покрывали берега Терека трупами врагов. Десятки тысяч тел лежали повсюду. Эта битва началась на истребление и такой заканчивалась.
Но преследование хана на этот раз возглавил сам Тимур. Он только и успел сказать Сайфу ад-Дину:
– Я буду идти за ним, пока не схвачу. Хоть на край света! Я сдержу слово, мой верный Сайф ад-Дин, клянусь Аллахом! Теперь я вырву этот гнилой зуб! На тебя оставляю обоз и раненых. Жди меня с добычей!
– Да, государь, – ответил его полководец и друг. – Ничего я не вожделею с такой силой, как голову Тохтамыша!
Тимур двигался по пятам за Тохтамышем не только с целью отомстить. С ним был Кайричак Оглан, сын Урус-хана, и вот на него Тимур имел огромные планы! Именно Кайричак должен был занять место Тохтамыша на троне Золотой Орды. Тимур прекрасно понимал, что новую армию Тохтамышу не собрать, что теперь от него отвернутся почти все беки Орды, а немногие сторонники закроют рты или сбегут далеко в степь. В местности Окек (поселение вблизи нынешнего Саратова), неподалеку от золотоордынского города, Тимур настиг беглецов и перебил их, кто-то переправился на другой берег, но Тохтамыша среди пойманных не оказалось. Хан поступил хитро – он заранее ушел с небольшим отрядом в другую сторону, предоставив Тимуру думать, что тот гонится именно за ним. Тимур в очередной раз рассвирепел, допрашивая недавних спутников хана, но они ничего не знали о планах своего вождя, и в конце концов он тоже перебил их. Стоя в степи, на берегу Волги, Тимур смотрел на все стороны света. Где искать этого подлеца? Тохтамыш оказался в своей среде – привольных и бескрайних, как море, кыпчакских степях! Они оба были словно заговоренные – и он, и ордынский хан. Он, Тимур, неизменно побеждал в битвах с Тохтамышем, а тот неизменно ловко, подобно хитрой лисе, в последний момент скрывался от него. Спустя время Тимур наконец получил сведения, что Тохтамыш ушел в булгарские леса. Он последовал за ним, разоряя все вокруг. В прошлый раз, четыре года назад, он не доходил так далеко – теперь же другое дело. Чагатаи шли по обеим сторонам Итиля, все громили и сжигали на своем пути. Так были разграблены и сожжены древний город Булгар и прочие города некогда великого волжского царства.
Великий эмир Тимур походил на взбешенного зверя – все было у него! Добыча, победа, рабы и рабыни – все покорялись ему, кто успевал просить пощады, а кто не успевал, ложился под мечами его бахадуров. Все правобережье Итиля было залито кровью татар. Одного не было – Тохтамыша. Но теперь уже Тимур задался иной целью. Чингисхан, согласуясь с Ясой, поделил свое государство на четыре улуса. Каждый улус был гигантским военным лагерем на территории Евразии. Чагатайский улус был поделен на Мавераннахр и Могулистан, улус Джучи – на левобережье Волги и правобережье. Когда Тимур разбил Тохтамыша на Кундузче, он завоевал левое, восточное крыло улуса Джучи, теперь же он взялся за правое. Его мобильное многотысячное войско позволило ему это сделать, тем более что татары уже не могли оказать ему хоть малейшего достойного сопротивления. Могли только уносить ноги, иногда оставляя свои гаремы, жен и детей на милость победителя.
Тимур вернулся из Булгар, дошел до реки Узи, всех побил и покорил там, затем прошелся по берегам реки Тона и повторил то же самое. (Узи – Днепр, Тона – Дон.) Тут ему оказали сопротивление татары, но были сломлены и рассеяны.
Как метко заметил летописец: «Государь Сахибкиран, обратившись ко всякому делу, не останавливался, пока не доводил его до совершенства». В данном случае он должен был вырезать всех врагов, особенно неверных и сочувствующих им, и так добиться совершенства в своем полководческом деле.
Тимур знал, что на севере улуса Джучи есть Орда Залесская, страна Рус. Столица ее Москва прячется в холоде за густыми лесами и болотами, и дойти до нее не так-то просто. Сам хан Бату едва нашел ее! Она воинственна, эта Орда, там много хороших воинов! Это они разбили темника Мамая пятнадцать лет назад и погнали его на юг, в лапы Тохтамыша. Это их князь сражался с ним, Тимуром, как ему донесли, на реке Кундузча четыре года назад. Как видно, он был верным другом хана Тохтамыша, а потому с этой Ордой Залесской, хоть и жила она в холоде и пряталась за болотами и лесами, надо было кончать. Зачем оставлять норовистого врага в своем тылу? Тем более что наступило лето, и стоило воспользоваться моментом. Зимой в страну Рус его бахадурам, привыкшим к знойной Средней Азии, было не сунуться.