Свидетельствует пристрастный летописец:
«В авангарде кула Шах Малик-бек и другие беки, вскрикнув “Аллах акбар!”, подняли шум. Неверные, услышав этот выкрик и увидев бахадуров, все испугались и бежали. Войско ислама, преследуя их, многих убило. Здесь тоже они взяли бесчисленное имущество. И те земли очистились от нечисти этих врагов ислама».
Глядя на скалу в виде бычьей головы, под шум священного водопада, в котором омывались гебры, Тимур размышлял: разрушить ему эту скалу или нет? Придется потрудиться! Слушая крики джунглей, стоны раненых, вопли пленных, он размышлял долго.
А потом сказал:
– Достаточно, мы возвращаемся домой.
Просто надо было оценить ситуацию трезво. Его обоз был переполнен добром еще больше, чем когда он возвращался из Дашт-и-Кипчака. А еще у него имелось более ста слонов и новая партия пленников: сотни тысяч мужчин и женщин – индусов, которых нужно было охранять. Это все еще надо было довести до Мавераннахра! Не убивать же еще сто тысяч пленников, когда новый серьезный враг окажется на пути? А такое могло случиться. Делийский султанат, самый богатый, был покорен, но далеко не вся Индия! Большая ее часть оставалась впереди. Другие султанаты, с новыми армиями и слонами. Хватит, пора, пора было возвращаться домой! Даже рыбак, у которого сети раз за разом полнятся рыбой, не мечтает опустошить все озеро и понимает, что должен остановиться. И охотник, от стрел которого падают десятки оленей, знает, что он не может истребить и забрать с собой всю живность леса или степи. Где-то нужно положить предел. И он, Тимур, положил предел у скалы в форме бычьей головы и водопада гебров.
Но это не значило, что на обратном пути он станет жалеть проклятых язычников и безбожников. Он и тут устроит им газават! Жители джунглей в окрестностях горной гряды Сувалак, мелкие князья и их подданные, исповедовавшие зороастризм, поплатились за свою веру – их также убивали тысячами. Затем был устроен газават в Джамме и побоище в Лаховаре. Разорить Кашмир уже не хватило сил, нужно было бы делать для этого крюк. Армия тащила такой обоз, что могла еле двигаться вперед. Да и крови уже бахадуры напились столько, что больше не хотелось. Досыта упились, до тошноты! А может быть, дело было еще и в том, что в джунглях оказалось нелегко кормить десятки тысяч лошадей? Многие травы оказались ядовиты, это тебе не чистый ковыль азиатских степей!
Когда Тимур уходил из Индии, у него вновь разболелись старые раны – и колено, а теперь еще и рука. Летописец оставил об этом свидетельство: «В тот день на руке и ноге государя появилась боль, да такая, что он не смог сесть на коня и вошел в паланкин». Его опять несли на руках. Теперь он уже мечтал поскорее вернуться домой, в благословенную землю, делать щедрые подарки, отдыхать и принимать подарки от своих детей и друзей.
В конце апреля 1399 года государь Сахибкиран, как теперь его звали все, въехал в пределы Самарканда, а 27 апреля, хромая пуще прежнего, вошел во дворец Дилькушаи, только что достроенный в центре гигантского сада удивительной красоты. Именно в этом саду год назад он решил двинуться в сторону Индии. Позади были реки крови; и сотни тысяч трупов, иссеченных мечами его отважных бахадуров, легли в землю. И были несметные богатства, на которые он мог бы купить еще несколько великих армий и бросить их на своих истинных врагов, которые затаились на западной стороне от его царства. Скоро придет их время, знал Тимур! Ни на минуту он не забывал о них! Особенно о проклятом Баркуке, перебившем его посольство. И о Тохтамыше, пытавшемся вернуть престол Золотой Орды. Разумеется, чтобы вновь двинуться в Азию! Тем временем из Сирии долетела счастливая весть – мамлюкский султан Баркук внезапно умер, и египетский трон занял его тринадцатилетний наследник, сын Фарадж, при котором сразу же вступили в борьбу несколько дворцовых группировок. Государство воинственных мамлюков дало столь долгожданную трещину.
Лежа на подушках в саду Дилькушаи, Тимур размышлял сам с собой: воистину, Аллах благоволит ему! Государь морщился от боли в колене, но искренне веселился душой: иные враги падают сами, как переспевшие плоды, даже не надо трясти дерево! Из серьезных противников на западе оставался только один человек – турецкий султан Баязид Молниеносный, опытнейший полководец своего времени, который не так давно разгромил крестоносцев в битве при Никее и теперь претендовал на абсолютную гегемонию во всем обширном средиземноморском регионе. Тимур знал наверняка: рано или поздно, но им придется выяснить отношения.
Глава четвертаяСхватка с Баязидом Молниеносным
Прекрасен город Бурса, столица Османской империи! Он пышно раскинулся под зеленой горной грядой Улудаг, в трех фарсахах от побережья Мраморного моря. Но особенно красива Бурса, если смотреть на нее из окон султанского дворца! Вот она, благословенная и грозная столица, одна из первых столиц мира, с прекрасными мечетями, дворцами вельмож, богатыми рынками, роскошными греческими банями, которые так полюбились захватчикам-туркам, и белыми домами правоверных мусульман. Еще сто пятьдесят лет назад это был древний греческий город, принадлежавший Византии, а теперь вот – турецкий. Кто смел, тот и съел. И не бывать другим законам в подлунном мире!
Было раннее летнее утро, с сотен минаретов завывали громкоголосые муэдзины, приглашая верующих на молитву. Слуги только что одели своего султана в халат, и он, длиннобородый, с лицом заносчивого владыки, подошел к распахнутому настежь окну. Все радовало его – и теплое утро, и пара юных наложниц в постели, ублажавших его всю ночь и теперь мирно спавших, и пение муэдзинов, которые ходили вокруг башен и перекликались друг с другом и с небесами, как птицы в райском саду, но больше всего радовало турецкого султана то, что огромная часть подлунного мира лежала у его ног.
– Какие новости? – спросил он у секретаря, который ждал этого вопроса. – Есть вести из Константинополя?
Тот поклонился.
– Есть, государь. Наши сторонники, правоверные мусульмане, приходили к басилевсу[37] с дарами и вновь просили у него, чтобы он не мешкал долго, не ждал штурма, а открыл ворота для твоей армии и стал тебе верным слугой.
– На все воля Аллаха, – философски заметил Баязид. – Если басилевс окажется мудр, то рано или поздно откроет ворота столицы, которая только у него и осталась. Если будет очень мудр, сам выйдет ко мне с подарками. Если на него сойдет благодать Бога, то он примет ислам, что я ему уже предлагал не единожды. А если он будет артачиться, как старый греческий баран, все рано или поздно закончится штурмом и большой кровью. Глупые крестоносцы уже поплатились за смерть моих солдат, поплатится и басилевс жизнями своих презренных ромеев. Аллах тому свидетель!
Он счастливо вздохнул и зажмурился на ярком утреннем солнце, гревшем так нежно, выставив вперед долгую бороду, в которой уже пробивались серебряные нити.
Баязид Молниеносный был султаном молодой Турецкой империи уже десять лет. Путь к трону он проложил одним ударом меча.
У Мурада Первого, и первого султана Османской империи, было три сына, которые со временем могли претендовать на трон отца, – Савджи, Якуб и Баязид. Савджи, не желавший дожидаться своей очереди царствовать, решивший поторопить судьбу, поднял бунт против отца, был разбит, изловлен, ослеплен, а потом убит. Но отец ненадолго пережил его. Мурад Первый погиб на Косовом поле в 1389 году, когда сербы мужественно отстаивали свою независимость, и тут сказался характер Баязида. Принц взял командование на себя и выиграл кровопролитную битву. Но перед этим он велел убить родного брата Якуба. Чтобы не мешался под ногами, не тянул одеяло на себя, не переманивал войска на свою сторону. Между Якубом и Баязидом, прямо над трупом отца, могла вспыхнуть распря за трон, и государство во время войны раскололось бы пополам. Это повлекло бы великую трагедию, тем более что за каждым из принцев стояла своя дворцовая группировка. Но Баязид предотвратил беду – и таким образом первым ввел в правила Османской империи братоубийство, как спасительную меру от возможного политического раскола. Большинство османов были счастливы: приоритет «малой крови» перед «большой»! Не надо армиям, состоявшим из соплеменников, безжалостно уничтожать друг друга на поле боя. Поскольку гаремы щедро плодоносили наследниками, вслед за Баязидом султаны частенько будут вырезать всех родных и двоюродных братьев, едва сядут на трон. Подчас коронованные юноши будут убивать беззащитных младших братьев, с которыми вчера играли в нарды и делили хлеб. И когда они возмужают и станут отцами, их многочисленных сыновей будет ждать точно такая же судьба.
И все для того, чтобы империя не погрузилась в пучину хаоса.
Малая Азия была раздроблена на бейлики – феодальные княжества; в ряде походов Баязид покорил большее число этих княжеств и присоединил к своему государству. Баязид все делал стремительно, его армия появлялась как из-под земли перед врагом, за что он и получил прозвище Молниеносный. Вслед за разгромом Сербии, которая встала перед ним на колени и отдала в гарем султану свою принцессу, Баязид завершил покорение Болгарии, а потом осадил Константинополь. Великая столица православного мира оказалась в тесном кольце мира мусульманского, византийский император признал себя вассалом Османов. В 1396 году на помощь Константинополю вышло объединенное крестоносное войско, католики решили забыть о вражде с православным миром – общий враг в лице Баязида, подминавшего под себя территории христианской Европы, был куда опаснее. Но рыцари, имея нескольких вождей, действовали несогласованно, а турки представляли собой один мощный кулак. И этот кулак пробил рыцарскую оборону и разметал баронов под Никополем. В решающую минуту туркам помогли их новые вассалы – сербы, они нанесли крестоносцам решающий удар. Так подло христиане-сербы спасали свою шкуру. Тысячи рыцарей попали в плен, где почти все были вырезаны по приказу Баязида, за исключением тех, кто мог заплат