Иначе построил свое войско султан Баязид. У него был непробиваемый центр. И поставил он его на возвышенность. Вначале – янычары, затем, позади, – тяжелая конница – сипахи. Левый фланг составили преданные вассальные сербы под командованием Стефана Лазаревича, чью сестру Баязид взял себе в жены. На правом фланге встал сын Баязида – Сулейман, под его началом было два войска: первое привели за собой вассальные анатолийские беи, которые не шибко любили султана, это с ними он забывал расплачиваться вовремя, и это к ним наведывались резиденты Тимура с лестными предложениями, и разношерстная татарская конница, подвластная своим бекам. Тут же были со своими отрядами младшие сыновья Баязида – Мухаммед и Иса.
Два войска сошлись на Анатолийской равнине. Тимур ударил правым крылом по левому крылу Баязида – по сербам, но те сражались мужественно и не отступили. Их не испугали даже слоны азиатского завоевателя. Тимур, как всегда, выбрал своим наблюдательным пунктом возвышенность. Окруженный избранными нукерами, глядя на сербов, Тимур сказал свою знаменитую фразу: «Кто бы подумал, эти неверные бьются как львы!» Янычары тоже держались стойко против слонов и конницы Тимура. И вновь все решило предательство. В самый разгар битвы анатолийские беи и татарская конница перешли на сторону врага. Резиденты сделали свое дело! Обещание выплаты долгов и щедрое вознаграждение за сдачу позиций погубило армию Баязида. Сербы дрогнули; у Сулеймана, который остался лишь со своей гвардией, и у Мухаммеда и Исы с их небольшими отрядами, не было реальных сил противостоять противнику. Сулейман бросился к побережью на запад, Мухаммед на северо-восток, в горы, куда бы за ним вряд ли пошел Тимур, Иса – на юг. От флангов армии Баязида не осталось и следа! Вначале о ряды чагатаев разбились янычары, сражавшиеся до последнего, затем тяжелый конный резерв – сипахи. Но они вовремя поняли, что в сравнении со слонами – они блохи, и тоже стали отходить отрядами во все стороны. Стефан Лазаревич с остатками сербов пробился к Баязиду, который сам сражался в рядах янычар, просил его уйти с ним, но Баязид, к его чести, ответил отказом. Он решил погибнуть со своими верными солдатами. Стефан Лазаревич ушел за Сулейманом к Босфору, как можно ближе к водоразделу между Европой и Азией. Султан Баязид сражался до последнего рядом с погибающими янычарами, но погибнуть самому, увы, ему было не суждено. Господь готовил для него и его гордыни куда более страшное испытание. Когда янычар осталось мало, на шею султана с лету легла петля чагатайского эмира Мамуда… Уже через пару часов, израненного, в крови, султана привели пред очи Тимура.
Сахибкиран долго смотрел на своего противника.
– Ты писал мне, что будешь гнать меня до Султании, помнишь? – с насмешкой спросил Тимур. – Что будешь иметь моих жен? Ты не забыл этого? Угроз и насмешек? Что скажешь теперь, Баязид Молниеносный?
Султан стоял потерянный и жалкий – его будто сразила молния. Баязиду не верилось, что это происходило с ним. Впрочем, как в свое время не верилось и многим другим заносчивым государям, кому выпало несчастье встать на пути беспощадного Тимурленга.
Это и была встреча с молнией.
– Посадите его в клетку, – глядя в глаза поверженному султану, сказал Тимур. – В ту, где сидят обезьяны из Индии.
Глаза несчастного султана, хоть он и был обессилен и раздавлен, отчаянно вспыхнули.
– Вместе с обезьянами, повелитель? – спросили у Тимура.
– Нет, что вы?! Он же султан! – усмехнулся грозный победитель. – Обезьян – прочь. Это будет его личная клетка! – Тимур поймал взгляд Баязида. – Ты не выйдешь из нее никогда, до самой смерти. Или пока сам не превратишься в обезьяну, Баязид Молниеносный!
Пять суток преследовали чагатаи турок, пока одних не прижали к горам, частью перебив, а других не сбросили в Мраморное море и пролив Босфор. Все турецкие города на азиатской территории были взяты. Османская империя в считаные недели приказала долго жить. Сын Баязида Сулейман успел переправиться с остатками своей гвардии в Европу, чтобы очень скоро в городе Эдирне (Адрианополь) основать свое государство и договориться о мире с Константинополем. В столице Бурсе для своих воинов, героических беков, которые так не хотели идти на запад и рвались по своим домам, Тимур закатил великий той – пир! И на этом пиру героям прислуживали уже голые жены султана Баязида, которыми чагатаи могли воспользоваться, по обычаю, когда им хотелось. И тут же, рядом, стояла обезьянья клетка, в которой сидел султан Баязид и с тупым ужасом смотрел на происходящее. Долго он не проживет, но в обезьяну превратиться успеет, как и напророчествовал ему Тимур. Султан Баязид Молниеносный тронется умом и скончается через год от кровоизлияния в мозг. Его гарем разойдется по рукам вскоре после победных пиров, а двух жен-христианок в качестве подарка Тимур отправит кастильскому королю Энрике Третьему. Их увезет на родину Гонсалес де Клавихо, который, будучи тонким политиком и опытным льстецом, умудрился понравиться Тимуру и счастливо пожить при его дворе (Де Клавихо – один из биографов Тимура). Надо сказать, Тимур ревностно уничтожал христиан только на завоеванных им территориях; если же это были гости из далеких заморских стран, к тому же послы, они становились его собеседниками. Тимур любил разузнать, как и чем живут другие народы, и тема фанатичного джихада отступала сама собой.
А пока что, в кровавые дни повального грабежа чагатаями анатолийских городов и массовых убийств мирных жителей, стопроцентных мусульман, великий эмир Тимур в окружении свиты выехал на берега Босфора.
– Как называется та земля? – кивнув вперед, спросил завоеватель. – На том берегу?
– Европа, государь, – ответили ему. – Так они именуют свои земли.
Противоположный берег был хорошо виден через пролив – там, в голубой дымке, поднималась гигантская крепость с целыми рядами стен и сотнями больших и просто огромных башен, под облака, словно десять или двадцать городов, сложенных вместе. Взмывали ввысь золотые купола чужих храмов. Похожие храмы, только поменьше, он уже видел в стране русов.
– Это и есть их Константинополь? – спросил Тимур.
– Да, государь, – ответили ему. – Так его зовут еретики-христиане. Турки его называют Истанбул. Султан Баязид много лет осаждал его.
Заговорили наперебой и полководцы Тимура.
– Берег совсем рядом, государь! – сказали они. – Там живут проклятые неверные! Они ждут саблю и стрелы джихада! – Разгоряченные нескончаемыми победами, жирными пирами и пролитой кровью вражеских солдат и мирных жителей, полководцы обступили тесным кольцом владыку. – Мы переплывем канал и разрушим этот город! Греки богаты – у них крыши из золота! И разрушим другие города, что скрывают эти земли!
Тимур долго смотрел на берег Европы в легкой утренней дымке. Пахло морем. Смотрел и не отвечал. Там, несомненно, открывалась новая богатая земля, и там было что взять. Но так ли она велика была, эта земля, если султан Баязид уже прошелся по ней с мечом и ограбил ее? Покорил много стран на том берегу! Остался один этот город, и то лишь потому, что его прошлые хозяева возвели такие неприступные стены! Но хочется ли ему, потрясателю мира Тимуру, ступать в следы несчастного султана Баязида, который томился сейчас в клетке и наблюдал, как его прекрасных жен имеют чагатайские бахадуры? Даже как-то недостойно было думать об этом. Для его полководцев это хорошая добыча, но не для него, Сахибкирана, как его звали все, «рожденного в счастливом сочетании планет» – Венеры и Солнца! Великого завоевателя, почти что затмившего славу Чингисхана! Только одного он не сделал, что сделал до него Чингисхан. Ему, Тимуру, остался один шаг – главный, решающий, последний. И другую крепость видел он в своих жадных снах. Другую стену! Она гусеницей перетекала по горам, вдоль нее можно было ехать месяцами, и не было ей конца и края! Сам он ее не видел, но ему говорили об этом! Вот куда он должен устремить свои благословенные стопы!
А город за проливом подождет! Он пошлет в него людей и обложит Константинополь данью. Осторожные греки уже дрожат и непременно заплатят ему – никуда не денутся.
Черед Константинополя еще настанет. Сейчас – иное!
– Нет, – ответил он. – Мы соберем самую великую армию и пойдем на восток – к последнему морю. Туда, откуда восходит солнце!
ЭпилогК Поднебесной
Самарканд переживал лучшие свои годы! Столица Мавераннахра превратилась в одно азиатское произведение архитектуры и искусства. Пока властитель Тимур разрушал города и стирал с лица земли государства, провинившиеся лишь в том, что не хотели отдавать ему свои богатства или исповедовали другого Бога, Самарканд разрастался вширь дивными садами и взмывал ввысь великолепными дворцами и минаретами новых грандиозных мечетей. Как же, наверное, они радовали Аллаха белыми, голубыми и золотыми куполами! Так думали все жители счастливой восточной столицы. Рынки Самарканда были на зависть всем так богаты и обильны, что, несомненно, могли накормить досыта и одеть половину мира. Обширный рай среднеазиатского Междуречья! И совсем другое дело – что происходило за пределами этого рая. Вокруг благословенного Турана земля стала одним кладбищем и пепелищем, братской могилой, сотни тысяч людей легли костьми в землю, и сотни тысяч стали рабами, только чтобы один народ одного государства жил благополучно и счастливо. Там земля была адом.
Победа над Баязидом Молниеносным и азиатской Турцией[40] была омрачена для Тимура и всего его государства сокрушительной трагедией – в тот же год умер от воспаления мозга его самый любимый внук – Мухаммад Султан-шах, старший сын Джахангира. Ему исполнилось двадцать восемь лет, он был одним из лучших полководцев Тимура, его надеждой и опорой. И он же был наследником его империи! Когда-то потеряв Джахангира, Тимур дал слово Аллаху, что ему будут наследовать дети его старшего сына, так рано ушедшего из жизни. И вот – невосполнимая утрата. В те дни все подданные Сахибкирана по всем землям оделись в черное. По роковому стечению обстоятельств или по иной причине, но Мухаммад Султан умер в том же турецком городе Акшахре, где не так давно скончался в обезьяньей клетке лишившийся рассудка султан Баязид. Тимур едва пережил смерть внука и много раз вспоминал замученного им с