– Десятое. Когда какое-нибудь племя, какая-нибудь орда тюркская, арабская, персидская или чужестранная желала признать мою власть, я принимал правителя этого племени или орды с почетом, других же я принимал по достоинству: я добром воздавал добрым, а злых предоставлял собственной участи. Кто бы ни заключил со мной дружеский союз, был уверен, что не будет раскаиваться. Я давал тому доказательства моей благосклонности и великодушия. Услуги, мне оказанные, не оставались без награды. Даже мой враг, когда он чувствовал свою вину и приходил просить моего покровительства, получал прощение и находил во мне благодетеля и друга.
Только такому сердечному другу, как Тимур, приходилось отдавать практически все – и дом, и золото, и жену, и последнюю рубаху!
– Одиннадцатое. Дети, внуки, друзья, союзники, все те, которые имели со мною какую-либо связь, пользовались моими благодеяниями. Блеск моего счастья не заставил меня забывать кого-нибудь. Каждый получил должное.
Это верно! Они получили целые царства, которые были отняты любвеобильным дедушкой и отцом у других правителей!
– Двенадцатое. Я всегда с уважением относился к солдатам, сражались ли они за или против меня. Да и не обязаны ли мы признательностью людям, которые жертвуют продолжительным счастьем преходящим благам? Они бросаются в сражения и не щадят свою жизнь среди случайностей. Неприятельский воин, неизменно преданный своему повелителю, мог рассчитывать на мою дружбу.
Как, например, четыре тысячи солдат армян и греков из крепости Сивас, которые после того, как сдались, были зарыты живьем в землю!
– Когда он становился под мои знамена, я награждал его заслуги и верность, принимая его в число своих союзников. Но тот воин, который в момент сражения оставил своего полководца, чтобы перейти ко мне, был в моих глазах самым мерзким человеком. Во время войны, которую я вел с ханом Тохтамышем, его эмиры сделали мне несколько письменных предложений. Это было вероломство с их стороны по отношению к своему князю, моему неприятелю. Я пришел в негодование от таких предложений и сказал про себя: «Они изменят и мне, как теперь изменяют своему повелителю», и вместо всякого ответа я их проклял.
Хитрейший из хитрых, сколько раз Тимур перекупал солдат у своего врага, сулил им любые блага, только бы они оставили своего полководца в самую трудную минуту! Так было на Тереке с Тохтамышем, когда Тимур перекупил одного из эмиров хана, так было с татарами и анатолийскими беями перед битвой при Анкаре! Так было всегда и везде, если только Тимуру удавалось соблазнить противника!
– Опыт доказал мне, что власть, не опирающаяся на религию и законы, не сохранит на долгое время свое положение и силу. Она подобна нагому человеку, который заставляет других при встрече с ним опускать глаза, не внушая никакого уважения к себе. Можно также сравнить его и с домом, не имеющим ни крыши, ни дверей, ни ограды, в который может проникнуть самый презренный человек. Вот почему я основал здание моего величия на исламе, с прибавлением к нему правил и законов, которые я точно соблюдал в продолжение моего царствования.
Если сосчитать все жертвы, то стало бы ясно, что мусульман от рук Тимура полегло в землю куда больше, чем исповедующих иные религии, потому что большую часть жизни Сахибкиран истреблял людей на территории родной ему мусульманской Азии.
Он продиктовал свое Уложение, которое должно было отправиться через века, и устремил взгляд на фонтанчик с кристально чистой водой. Все течет в этом мире, ничто не остается без перемены, целые народы уходят в черную пропасть вечности. Но эмир Тимур Гурган, великий Хромец, грозный друг фортуны, до конца не верил в это правило, в этот закон. Ему казалось, что и его он способен изменить – своей волей, своей армией бахадуров, своей верой в собственную правоту.
«В то время, когда Солнце все еще находилось в конце Козерога, мороз настолько усилился, что многие люди там скончались, пало много лошадей, у людей руки и ноги замерзли. А у некоторых людей отпали замороженные носы и уши. Небо постоянно было затянуто облаками, и непрерывно шел снег».
Так упомянул летописец ту роковую зиму 1404 года.
27 ноября вышеупомянутого года с великим войском Тимур вышел из Самарканда на восток. Еще одна великая страна могла трепетать оттого, что в ее сторону двинулся полководец, который не терпел поражений и подминал под себя всех, кто вставал у него на пути.
И вот – пришла очередь Китая.
Почти два столетия назад по этой стране разрушительным смерчем прошлись орды Чингисхана. Дикарь-монгол Тимучин, вынырнувший буквально из ада, вырезал всех, чьи земли завоевывал и кого он беспощадно грабил, но один пленный китайский вельможа посоветовал завоевателю не убивать людей, а заставлять их работать на себя. Так монголы, присмотревшись к великой и древнейшей культуре Китая, стали что-то перенимать от нее и хоть как-то походить на людей. Они оказались восприимчивы к чужим достижениям, а у китайцев было чему поучиться, и вскоре монголы с помощью выживших китайских чиновников создали свою цивилизацию. Тимур старался во всем подражать Чингисхану, он гордился своим званием Гурган, он был счастлив, что в его внуках течет кровь потрясателя вселенной, но в какой-то момент его могучий предшественник стал и его самым главным конкурентом. Когда же произошел этот внутренний перелом или прорыв? Когда он сказал себе: «Я закрою тенью своих крыл твою славу, Тимучин!» В степях Дешт-и-Кипчака, когда пошел войной на Золотую Орду? На Тереке и вновь на Волге, между Сараем и Хаджи-Тарханом, когда окончательно решил уничтожить улус Джучи? В Индии, в покоренном Дели? Или разделавшись с османами, на берегах Мраморного моря, куда прежде не добирались монголы?
Теперь это уже не имело значения.
Чингисхан покорил Китай – и он покорит его. Причина есть, и уже давно: китайцы свергли монгольскую династию Юань, восстановили свои языческие культы. Самое время пройтись по их земле со знаменем газавата, самое время напомнить им, кто есть истинный Бог! Нет другого Бога, кроме Аллаха, и Мухаммеда, его пророка на земле. Тимур с радостью предвкушал этот великий поход – это самое грандиозное путешествие в его жизни! Великая стена, о которой он столько слышал, горы Тибета, и вот – богатейшая страна как на ладони! Поднебесная ляжет к его ногам! А сколько будет битв, сколько будет золота и пленников! За Китаем – последнее море, его зовут Океаном, через год или два он выйдет на тот заветный берег и скажет: «Именем Аллаха, я совершил великие дела!»
Так будет, так обязательно будет…
С такими мыслями Тимур шел во главе своего войска в лютый мороз. Как заметил летописец: «В благословенной душе Сахибкирана желание священной войны и джихада было настолько сильно, что он не стал дожидаться установления равновесия в погоде, пока мороз отступит».
Река Сайхун, через которую они проходили, промерзла на полтора метра, и войско могло не опасаться, что провалится под лед. Амир Тимур спешил! Сотни тысяч верных солдат и десятки принцев, его внуков и ближайших родственников, безропотно топали за ним по льду и промерзшей земле, а кто бы сказал против?
Государь повелел, и слово его свято!
14 января нового, 1405 года Сахибкиран въехал в Отрар. Город, когда-то принадлежавший могулам, от которых, как самостоятельного народа, теперь и следа не осталось. Тут он тринадцать лет назад принимал униженных послов Тохтамыша, отсюда он вышел в поход на Дешт-и-Кипчак. Тимур остановился у старого боевого друга и родственника Берди-бека, чья дочь была в гареме государя. Они весело праздновали встречу, но во время ужина случился пожар. Его быстро потушили, но все долго переглядывались и опускали глаза – это было дурное предзнаменование. Одновременно у многих в ту ночь были и дурные сны. Мерещились призраки убитых ими воинов в бесконечных боях, истерзанных женщин, замученных стариков и детей. Словно черная тень легла на заснеженный и завьюженный Отрар. Но чья это была тень? Ее видели многие – так казалось доблестным бахадурам. Но что не привидится ледяной вьюжной ночью?
А утром случилось почти чудо. Исключительное для Тимура. В Отрар прибыл посол хана Тохтамыша – Кара Ходжа. Последние годы Тохтамыш воевал с темником Идикой Мангутом, Едигеем, который практически возглавил Золотую Орду и всячески пытался отмежеваться от империи Тимура. Посланник привез письмо! И вновь – в Отрар! Какое совпадение! Или судьба? Воля Аллаха?
Сахибкиран милостиво принял посла мятежного беглеца и сказал тому:
– Читай!
И посол стал читать письмо, и строки его бальзамом полились на сердце и душу Тимура:
– «За все плохое, что я сделал, получил сполна, все обернулось против меня. Если государь окажет милость, сжалится и простит мою вину, впредь никогда я таких дел не буду делать. И пока я жив, ничего, кроме служения ему, не буду делать».
Это было покаянное письмо, сомнений не оставалось! Наконец-то опальный хан понял, кто действительно заботился о нем! Тохтамыш стоял на коленях и просил помощи у него! Понадобилась целая жизнь, понадобилась тысяча унижений, сотни тысяч трупов, чтобы беспокойный и самовлюбленный ордынский хан зарыдал и раскаялся и понял, кто его истинный хозяин и отец.
Тимур долго говорил с посланником, заметно повеселел, а потом сказал:
– Сейчас мы направляемся в Китай. Если Божьей милостью мы возвратимся из этого похода, то я верну твоему хозяину улус Джучи-хана. Поезжай и так и передай ему.
А вьюга все завывала, и метель все неслась по степям и по улицам заснеженного Отрара. И от холода нельзя было спрятаться никуда. Разве что мысли о жарком Китае и согревали замерзающих солдат эмира Тимура.
Он почувствовал удачу. Но ничто так не радовало его сердце, как покаяние хана Тохтамыша. В тот вечер они праздновали с послом Карой Ходжой, радости которого тоже не было предела. Тимур выпил много вина. В распахнутой шубе он вышел на мороз и ветер, не чувствуя холода, долго всматривался в пургу над землей. Он пытался разглядеть в этой замети будущее, но оно было зыбким и рассыпалось на глазах. Затем он вернулся, пил еще много, а утром у него схвати