«…Мы… стали готовиться к забастовке нефтепромышленных рабочих. Меньшевики выступили против забастовки, противопоставив ей совещание с промышленниками по заключению коллективного договора. Через несколько времени свыше двухсот рабочих делегатов ночью собралось в Балаханах. После опроса каждого представителя в отдельности выяснилось, что среди нефтяников колебание и что при таких условиях всеобщая забастовка не удастся. Перед нами опять стал вопрос о совещании с промышленниками… На собрании нашей фракции в одном из помещений Сабунчинской больницы (кажется, в прачечной) после довольно жарких дебатов нами было принято решение участвовать в совещании, при условии предоставления нам полной свободы печати, собраний, неприкосновенности личности, юридического признания профсоюзов, представительства рабочих и т. п. Это называлось совещание с гарантиями.
С таким решением мы пустились в рабочие массы. Меньшевики оказались одураченными. Выступать за гарантии они не решались, выступать против — значило без боя сдаться нефтепромышленникам. Так и не оказалось у них ясной и определенной платформы, и вся кампания прошла под нашим руководством.
Не помню, как власть ответила официально на: наши требования о гарантиях, но фактически, явочным порядком, нами была завоевана почти полная свобода. На собраниях совершенно открыто выступали наши ораторы, и их не смели арестовать.
Как-то в ту пору полицейские задержали Алешу. На второй день в меньшевистской печати появилось сообщение об аресте нескольких товарищей, в том числе л Алеши. Так и было написано: „Арестован Алеша Джапаридзе“. Власть знала, что знаменитый бакинский Алеша в ее руках, и, несмотря на это, вынуждена была через два-три дня освободить его.
В конце 1907 года начались собрания уполномоченных промыслов и заводов для выработки требований к промышленникам. Громадное большинство выборных оказалось на нашей стороне. Председателем был выбран рабочий-большевик Тронов, и около двух недель, в то время как по всей России господствовала черная реакция, в Баку заседал настоящий рабочий парламент. В этом парламенте открыто разрабатывались все требования бакинских рабочих, развертывалась нашими ораторами вся программа-минимум.
Долго продолжаться так не могло. Реакция докатилась и до Баку и беспощадно взялась за разгром бакинского пролетариата. Бакинской вольнице был положен конец. Я в то время уже вторично сидел в тюрьме».
…Что-то сугубо официальное. В правом верхнем углу большими буквами:
«СЕКРЕТНО
АРЕСТАНТСКОЕ
Начальнику Бакинского губернского жандармского управления.
Представляя настоящий протокол обыска со всем обнаруженным, докладываю, что по сведениям агентуры назвавшийся Григорием Орджоникидзе есть личность нелегальная. Названный Орджоникидзе принадлежит к Бакинской организации РСДРП и известен в организации под конспиративной кличкой „Серго“.
Агентура дает указание, что Серго привлекался к дознанию при Кутаисском губернском управлении по 126 ст. и якобы был задержан при провозе оружия, а затем, с изменением меры пресечения на не сопряженную с лишением свободы, скрылся и под нелегальной фамилией Орджоникидзе проживал в Балаханах, являясь довольно видным партийным работником.
Орджоникидзе, впредь до вашего распоряжения, задержан при 2-м полицейском участке Балахано-Сабунчинского полицмейстерства. Заведующий охранным пунктом в г. Баку ротмистр Зайцев».
…Также с грифом «секретно»:
«…было обнаружено следующее: два экземпляра обращения Балаханского, Биби-Эйбатского, Черногородского, Белогородского, Морского районов и мусульманской группы „Гуммет“[18] ко всем членам Бакинской организации РСДРП; в этом обращении критикуется деятельность „руководящего центра Бакинской организации“, он называется отсталым от жизни, выборы его признаются неправильными, члены партии приглашаются выразить ему недоверие, признать его несуществующим и приступить к созданию нового руководящего центра и к созыву конференции всех районов; затем указывается порядок выбора делегатов в конференцию; вверху обращения отпечатано: „только для членов партии“.
Писанный от руки черновик воззвания: «Пролетариат не допустит раскола!» Экземпляр воззвания «Роспуск второй Государственной думы» и проект избирательной платформы РСДРП;
Две чистые, без текста, паспортные книжки;
Номера газеты «Вперед» и несколько брошюр, изъятых цензурой из обращения.
Экспертизою сличения почерков установлено, что все обнаруженные по обыску рукописи писаны рукою Орджоникидзе.
На основании изложенного дворянин Кутаисской губ. Григорий Константинов Орджоникидзе, 21 года, обвиняется в том, что в 1907 г. в городе Баку вступил участником в сообщество, присвоившее себе название «Бакинской организации РСДРП» и, заведомо для него, поставившее целью своей деятельности уничтожение в России сословий, замену постоянного войска всеобщим вооружением, конфискацию церковных, монастырских, удельных, кабинетских, частновладельческих земель и передачу их в распоряжение выбранных на демократических началах крупных органов местного самоуправления.
В качестве главенствующего члена этого сообщества составлял воззвания от имени означенной «организации», принимал участие в партийных заседаниях и имел в своем распоряжении документы, предназначенные исключительно для членов партии, т. е. в преступлении, предусмотренном I ч. 126 ст. угол, уложения. Вследствие этого Орджоникидзе подлежит суду с участием сословных представителей. Товарищ прокурора судебной палаты Попов.
…Василий Тронов. Строки, продиктованные не позднее 1924 года:
«Весной мы узнали о начале суда над Серго. Его судила выездная сессия Тифлисской судебной палаты в Баку. Вся наша ячейка и боевая группа сговорились — если его крепко засудят, расстрелять жандармов и устроить побег Серго.
Когда Серго привезли и оставили во дворе судебного здания, мы пробрались к нему и сообщили о нашем намерении. Он категорически запротестовал. Пришлось дать слово, что мы откажемся от своего плана, не допустим напрасных жертв.
— Я все равно скоро вернусь в Баку! — обещал Серго.
„В видах ограждения достоинства государственной власти“ суд удовлетворил ходатайство прокурора — дело слушать при закрытых дверях. Публику допустили в зал лишь на чтение приговора: „…по лишении всех прав состояния, сослать на вечное поселение в Сибирь… возложив на него же уплату судебных по сему делу издержек. Вещественные доказательства истребить…“
В Сибирь Серго долго не отправляли. Ждали, пока министр юстиции доложит приговор царю. У дворян была такая привилегия…
Вместе с другими рабочими я пришел на свидание к Серго в Баиловскую тюрьму. Место мрачное, как ад. Одинокий обрывистый утес. О замшелые камни бьется море. Ждем на тюремном дворе выхода политических заключенных. Появились, но за железной решеткой. Раньше, в прошлые разы, нам разрешали разговаривать с ними нормально, а теперь подумали и это запретили.
Мы поспешили к решетке, но Серго крикнул во весь голос:
— Не хотим такого свидания, товарищи, откажемся!
С этими словами он изо всех сил дернул железные ставни и с шумом и лязгом закрыл их.
Не уходим, ждем, что будет дальше. Нас не трогают. Десять минут, двадцать, полчаса. Наконец выходят «политические». Впереди их староста — Серго. Подошел к нам, стал расспрашивать, какие новости, как работаем, кое-что посоветовал. На прощанье попросил:
— Передайте товарищам сердечный привет. Скажите, что я не задержусь!
6
Государь император, по всеподданнейшему докладу, в 18 день июня 1908 года высочайше соизволил на лишение дворянина Григория Орджоникидзе прав состояния, согласно приговору Тифлисской судебной палаты 27 марта сего года".
Теперь Серго можно было отправить. Нет, еще не в Сибирь… в Сухум. Там уже дважды назначали и откладывали "за неявкой подсудимого" "гудаутское дело".
Двенадцатого июля этап заключенных двинулся по раскаленным пескам Азербайджана в сторону Тифлиса.
"Какую тяжесть перенес я в этапе! — рассказывал впоследствии Серго товарищам, сидевшим с ним в Баиловской тюрьме. — Когда вышли от вас, то сопровождал очень плохой конвой. В Тифлисе посадили в карцер. Такого мучения я в жизни не видал. После большого скандала выпустили. От Тифлиса солдаты были хорошие. В Харагоули меня встретили родные, передачу получил. Должен сказать, что хуже этапа ничего нет!"
Из Кутаиса по недоразумению или в силу высших государственных интересов Серго вместо Сухума направили в Батум. Забеспокоилась Тифлисская судебная палата. Председатель 2-го уголовного департамента обратился лично к
"Г. Военному губернатору Батумской области.
Судебная палата имеет честь просить распоряжения вашего превосходительства о немедленном переводе в Сухумскую тюрьму содержащегося в Батумской тюрьме подсудимого Григория Орджоникидзе, обвиняемого в государственных преступлениях. Дело названного подсудимого назначено к слушанию в гор. Сухуме в выездной сессии особого присутствия судебной палаты. Председатель Д-та Левицкий".
В середине октября Серго посадили в трюм грузового парохода. Через двое суток он оказался в хорошо знакомой Сухумской тюрьме.
"Осудили на один год крепости, — сообщил Серго родным. — По малолетству сократили на 1/3. И этим вся комедия закончилась…"
А скитания по тюрьмам и этапам продолжались. После Сухума — губернская тюрьма в Кутаисе. В ней Серго провел ноябрь, декабрь, встретил новый 1909 год. И лишь когда в древний город на скалистых берегах Риона пришла ранняя весна, Орджоникидзе отправили в суровую зиму Восточной Сибири. Под звон кандалов, от тюрьмы к тюрьме! Один начальник этапа принял арестанта, другой сдал. Принял, сдал… Карцер есть всюду — от отрогов Кавказа до Приангарской тайги. Серго пообвык!
Енисейский губернатор взял во внимание весьма дурной характер ссыльного Григория Орджоникидзе и приказал водворить его на бессрочное жительство в деревушку с игривым названием Потоскуй. Слева — стан Погорюй, справа заимка Покукуй.