Авторы проекта пригрозили, что они снимают с себя всякую ответственность. Технический совет наркомата также предупредил: отказ от монолитов слишком рискован, весьма вероятны большие неприятности.
Орджоникидзе выслушал проектировщиков, работников наркомата, Каттеля, объявил:
— Хорошо, что Каттель берется. Надо пробовать! — Тут же добавил: — Если попытка не удастся, а в новом деле всякое может случиться, на твою, Каттель, худую шею всех собак будут вешать. Так пусть лучше вешают на меня — у меня шея покрепче.
Серго вырвал листок из служебного блокнота, написал:
"Тов. Каттелю. Предлагаю Вам в порядке производственного риска — для опыта — строить механосборочный цех из сборных конструкций. Ответственность за это принимаю на себя. Орджоникидзе". — Сейчас Серго с удовольствием убедился — опыт вполне удался. При выходе из завода замечает еще один корпус, чуть меньший по размерам.
— А это что?
Начальник строительства Каттель пренебрежительно машет рукой.
— Ничего интересного. Маленький вспомогательный цех.
— Какой же это вспомогательный цех? Большущее здание. Что там?
— Кузница.
Войдя, нарком укоризненно качает головой. Он видит огромные молоты, гидравлические прессы мощностью в 750 тонн и другое оборудование, делавшее честь любому передовому заводу.
— Вот, — восклицает Серго, — вот как мы развратили Каттеля! Хороший он человек, а забыл, что несколько лет назад этот "маленький подсобный цех", как он назвал, представлял бы большой завод. Да еще в "Челябе" на Каторжном тракте!
После маленькой паузы добавляет:
— Вообще-то мы народ не очень бедный. За шесть миллионов перевалила наша армия работников тяжелой промышленности.
Серго прислушивается к выступлению одного инженера-краснобая.
— Мы растерялись от того, что из магнитогорских домен чугун рекой идет.
Немедленный ответ Орджоникидзе:
— У нас есть всякие заводы. Кто не может с рекой управляться, того пошлем на Уфалейский завод, где чугун ручейком течет.
Из разговоров под стук вагонных колес.
Серго:
— Недавно я читал "Условные рефлексы" академика Павлова. Набрел на замечательную фразу: "Какое главное условие достижения цели? Существование препятствий". Другой раз пригласишь к себе хозяйственника и говоришь: "Вот придется взять такую-то программу. Мнется, не хочет принимать. Почему?"
"Не выйдет".
"Почему не выйдет? Ведь у тебя вон какие резервы?!"
"Нет, — твердит, — не выйдет!"
И с этим "не выйдет" он уходит, с этим "не выйдет" живет, и с этим "не выйдет" спит. Ну, конечно, у такого ничего не выйдет. А если приказать ему прочитать "Условные рефлексы"? Поможет?!
На исходе ветреной и дождливой сентябрьской ночи уставший нарком добирается до центральной электростанции Магнитогорского завода. Навстречу выходит тоненькая девушка с большими сияющими глазами.
— Сменный инженер Джапаридзе, — представляется она. Голос выдает волнение.
Серго, кажется, даже не дослушал. Он попросту заключает сменного инженера в объятия, крепко целует в обе щеки. Потом немного отталкивает, улыбается.
— Ну что ж, показывай свое хозяйство, сменный инженер Джапаридзе Елена Алексеевна. Извини, ты, наверное, Прокофьевна. Это мы в подполье звали твоего отца "Алеша"…
Все годы Серго заботился о семье своего друга Алеши, расстрелянного эсерами и англичанами в числе 26 бакинских комиссаров. Мать Елены — Варо тогда также была арестована, томилась в тюрьме. Две маленькие девочки остались на попечении Тифлисской подпольной большевистской организации. С большим трудом их переправили в Москву.
Один только раз Елена восстала против опеки друзей отца. После окончания энергетического института ее оставляли в аспирантуре, предлагали работу в наркомате.
— Нет, — твердо отвечала девушка, — я поеду работать на завод. И не на юге, в давно обжитых городах Приднепровья или Донбасса, там дорожки слишком протоптаны.
Обе стороны упрямо стояли на своем.
— Пусть едет, — распорядился Серго. — Она комсомолка, хочет быть достойной своего отца.
В сорокаградусные морозы с "магнитогорским ветерком" Елена, спрятав подальше свой инженерный диплом, исправно выполняла обязанности землекопа, бетонщика. Вместе с другими комсомольцами[103] строила плотину и здание электростанции, той, что она сейчас неторопливо показывала наркому.
Один только вопрос Серго ей показался неожиданным.
— На заводе много грузин?
— Я думаю, человек сорок-пятьдесят. Те, кто приехал прямо из Грузии, плохо привыкают к климату. Зимой совсем трудно, многие, боюсь, уедут.
— Нет, дочка, в Грузию вы вернетесь все вместе. Вам пускать первый грузинский металлургический завод. Я стараюсь, чтобы это настало скорее.
— Ну, какая у меня биография? — директор Магнитогорского комбината Абрам Завенягин разводит руками. — Репортер, литературный сотрудник, редактор — профессии, о которых у нас не пишут. Потом заурядный студент Горной академии и инженер в главке черной металлургии.
— А Магнитка?
— Пока это только кредит, открытый под ручательство Серго. Подтверждение Центральным Комитетом партии ставки Орджоникидзе на инженерную молодежь. На Бутенко, Гвахария, Павла Коробова, Лина, Злочевского. А назначение никому не известного начальника цеха тракторного завода Шейнмана директором Луганского паровозостроительного! Или Тевосяна руководителем всей промышленности качественных сталей! Мы вместе учились в академии. Прекрасный человечина! В шестнадцать лет член партии, в семнадцать — секретарь нелегального райкома в Баку… Дождетесь, сам напишу, — грозит Завенягин. — Пока Серго приказал написать о Магнитке. Где-то он увидел несколько старых томов, вышедших под редакцией академика Семенова-Тян-Шанского. Там, между прочим, говорилось… — Завенягин вынимает из портфеля листок. — Вот дословно переписал: "Когда месторождение железной руды совсем не имеет поблизости леса, как, например, богатейшая гора Магнитная, то постройка доменных печей в таких местах считается невозможной". Не потому ли наш завод называют "русским чудом"?.. Природу наших людей хорошо понял Ромен Роллан. Первый магнитогорский чугун он приветствовал строками:
Их мускулы не из железных станин,
Не медью окованы ноги их,
Но то, что творят повседневно они.
Богатыри смогли бы немногие.
Сейчас доменщики дали слово, что в ближайшие месяцы догонят американцев. Начнут работать по их нормам — тонна чугуна с каждого кубического метра полезного объема печи.[104] Серго, по-моему, давно ждет этого обязательства. В таких случаях он никогда не высказывает своего нетерпения. О нем часто говорят: "горячий, вспыльчивый". А как он умеет ждать! И сколько ему приходится терпеть!
Иосиф Шейнман:
"Нежная и настойчивая воля воспитателя была проявлена товарищем Серго при выборе путей и методов выращивания молодых кадров. Так заботливый отец направляет жизнь своего любимого сына, подчас, вопреки его желанию. Отец вполне уверен, что через некоторое время сын будет только благодарен ему.
Как-то на даче Серго спросил меня, какого я мнения о назначении молодых инженеров директорами. Я ответил сдержанно, ссылаясь на то, что у директора много неинженерских обязанностей (жилища, ОРС, распределение хлебных карточек и т. д.). Серго стал энергично возражать:
— У меня есть опыт. Завенягина назначил директором Магнитогорского завода — и дело пошло значительно лучше. Тевосян целый трест "Спецсталь" поднимает.
Мне стало ясно, что это не случайный вопрос, что тут принципиальная. линия на выдвижение молодежи. Серго жадно расспрашивал о людях Волжского тракторного завода, где я тогда работал, в частности о молодых инженерах Меламеде и Дюфуре. Оба они вскоре были поставлены во главе крупнейших заводов.
Прекрасно зная не только директоров, но и рядовых инженеров, многих мастеров и рабочих-новаторов, Орджоникидзе все время следит за каждым из них и так выковывает армию победителей.
Он добивается, чтобы и мы, директора, всесторонне изучали людей, чтобы мы знали не только, как они работают. Однажды Серго меня расспрашивал даже, как одеваются жены наших инженеров, и остался недоволен моими скудными наблюдениями на этот счет.
Молодежь пользуется особой симпатией Серго, но он чуток и внимателен также к старым специалистам. Он не устает разоблачать вредную кичливость и зазнайство, неоднократно напоминает о необходимости учиться молодежи у старых инженеров. В Сталинграде была целая плеяда "стариков", которыми Орджоникидзе лично все время занимался, помогая им встать на правильный путь: Макаровский, Скворцов, Свицин, Машевский и др. И в Ворошиловграде на паровозном есть такая группа старых инженеров, которая ощущает постоянное внимание наркома. Они платят ему большой любовью. Характерно, что сказал мне в минуту откровения старый специалист, один из крупнейших паровозостроителей, Тахтаулов:
— Какого огромного таланта и чувств этот человек! Не только я — жена моя потрясена его сердечным отношением".
Евгений Коваленко:
"С 1932 года я работаю на "Красном Октябре". Был сталеваром, сейчас мастер. Собрались большой группой — приехали в Москву.
В Наркомтяжпроме узнал о болезни Серго. Я сказал, что очень жалею, хотел повидаться. С 1919 года не пришлось встретиться. Помощник наркома посоветовал:
— Товарищ Орджоникидзе болен, но вы напишите ему записку, я у него сегодня буду и передам.
Письмецо я написал. Вечером отправился на вокзал. Только вошел, слышу, радио объявляет:
"Внимание, внимание! Отъезжающему мастеру Коваленко с завода "Красный Октябрь" по приказанию народного комиссара Орджоникидзе возвратиться обратно и завтра в десять часов утра явиться в наркомат".
Я направился к выходу с вокзала, там меня подстерег помощник Серго. Он отвез меня на приготовленную квартиру на автозаводе.