– Я любил ее. Я ее так любил, а она каждый день лгала мне.
– Сэр, – заговорил Финч, его голос был ровным и спокойным. – Направьте пистолет на пол. Мы сейчас развернемся и покинем это помещение. Только извольте, пожалуйста, направить пистолет в пол.
– Мы никуда не уйдем, – перебила я дрожащим, как палуба корабля, голосом. – Пока он не скажет мне, где она!
Послышался перестук каблуков по плиткам пола – за спиной отца появилась Одри с плотно набитой багажной сумкой в руках. Сквозь толстую маску ее макияжа проглядывал страх.
– Пап, – позвала она. Обычные нотки смеха и дерзости оставили ее голос, он звучал безумно устало. – Опусти эту штуку.
Секунду-другую Гарольд притворялся, что не слышит ее. Но наконец бросил пистолет на столик – тот приземлился с твердым стуком, от которого у меня заныли зубы.
– Твою мать увезли, – сказала Одри все тем же мертвым голосом. – Сперва они забрали и нас тоже, но потом отпустили. Мы зашли собрать кое-какие вещи – мы здесь не останемся, можешь передать им, если спросят. И не пытайся нас найти.
– Кто ее увез? Кто они?
Я заметила, что зрачки Одри сильно расширены – от шока или травмы.
– Сопредельные, – ответила она. – Так они себя назвали – Сопредельные.
Больше всего мне хотелось отключиться – прямо здесь, на мраморных плитках. Адреналин, разлившийся в крови при виде пистолета, уже отхлынул, и тело мое было как резиновое – бескостное и дрожащее. Это слово – «Сопредельные». Опять Алтея.
– Как они выглядели?
Гарольд снова положил руку на пистолет.
– Убирайся к черту.
Я не думала, что у него хватит духу и впрямь меня пристрелить.
– Скажи только, куда они ее забрали – и я уйду. Прошу тебя.
– Выметайся.
Финч обхватил меня за плечи и уже тянул к лифту. Лифт ждал нас – его двери раскрылись с холодным «тиньк».
– Если нам понадобится вернуться, мы придем с полицией, – негромко предупредил Финч. – Или с людьми из охраны моего отца.
Я до последнего смотрела Гарольду в лицо, пока не сомкнулись двери лифта.
– Нет, мы не вернемся. Ноги моей больше здесь не будет.
8
Финч мог просто развернуться и уйти восвояси, как только мы оказались на улице. Или поймать мне такси, игнорируя тот факт, что мне больше некуда было ехать, и он это знал. Или использовать свой бездонный банковский счет и снять мне на ночь номер в гостинице, чтобы полностью от меня освободиться.
Но ничего из этого он не сделал. И где-то в глубине души, за страхом и благодарностью, я была безгранично удивлена этому.
– Нужно позвонить в полицию. Твой отчим мог тебя ранить.
Я тупо посмотрела на свой молчащий, бесполезный телефон и прижала руки к груди. Казалось, сердце мое выворачивается наизнанку.
– Мама, – выговорила я в пустоту.
Финч снова положил мне руку на плечо и помог присесть на низкую садовую оградку.
– Хей. Хей. Дыши глубже, хорошо? Дыши.
Я сделала несколько неровных глотков воздуха. У меня никогда не бывало панических атак – а вот Элла иногда от них страдала. Она думала, я не знаю. Но я знала.
Финч присел передо мной на корточки.
– Все хорошо. Все хорошо. Просто дыши.
Его размеренные слова превратились в раздражитель, и внутри меня вспыхнул внезапный огонь. Я оттолкнула Финча и вскочила на ноги; руки мои лихорадочно сжимались и разжимались, пальцы искали в воздухе невидимую сигарету. Я видела перед собой Эллу – в ее вчерашнем коктейльном платье. Эллу, спящую рядом со мной в кровати. Эллу за рулем, Эллу, смеющуюся над чем-то, взгляд Эллы – глаза в глаза.
Едва я вошла в осознанный возраст, именно я была наблюдающим в нашей команде, всегда высматривала признаки злой судьбы, пока Элла занималась остальным – находила нам новое жилье, обустраивала по-домашнему случайные чужие углы. Но я позволила себе потерять бдительность. Позволила злой судьбе принять неуловимую форму, ворваться в нашу жизнь и утащить Эллу с собой.
– Одри сказала, что ее забрали Сопредельные. Что это, черт возьми, значит?
Финч покачал головой, словно извиняясь.
– У меня ни одной идеи.
Улица перед домом Гарольда тем временем преобразилась. Вечерний свет погас. Кругом были движущиеся тени, запах старого дыма, тревожный шелест полуоблетевших деревьев. Страх сгущался вокруг, угрожая затянуть меня целиком. Я старалась отогнать его движением, растущим гневом, детской магией: «Если на счет три загорится зеленый свет, из-за того угла выйдет моя мама». Свет загорелся, но мама не вышла.
Финч шел рядом со мной, хотя и держал дистанцию.
– А что, если… – он не договорил, ожидая, что я спрошу.
– Договаривай уже.
– Тебе это может не понравиться.
– Сейчас мне ничего не может понравиться. Просто говори.
Разговаривать было хорошо. Это связывало меня с реальностью, я оказывалась здесь и сейчас, под уличными фонарями рядом с Финчем, а не в черной бешеной галактике, где я искала и не находила похитителя мамы.
– Что, если под Сопредельными она имела в виду Сопредельные земли?
– Говори яснее, Финч. Пожалуйста.
– Сопредельные земли. Место, с которым связаны истории, ты понимаешь. Их действие происходят в одном и том же месте.
Он переключился в режим академического ученого, и это помогало. Хватка, стиснувшая мою грудь, стала слабее.
– Действие всех сказок происходит в одном и том же месте. В некотором царстве, в некотором государстве. Давным-давно на белом свете.
– Только не у сказок Алтеи. Существует теория…
Я застонала. Я достаточно времени провела на форумах, где пестрые компании фанатов и фольклористов фонтанировали теориями, чтобы остерегаться такого начала. Казалось бы, стиль Алтеи слишком темен, чтобы вокруг него развивалась такая интернет-активность, однако его темнота только подстегивала интерес.
– Боже мой. Да ты фанат на всю голову. Ты копался в этих теориях?
Это наконец задело Финча.
– Да, я фанат на всю голову, – огрызнулся он, – и вышло так, что именно в подобном дерьме ты сейчас нуждаешься. Так что, будешь слушать или нет?
Это слегка отрезвило меня, что было кстати. Я кивнула, предлагая ему продолжать.
– Итак, существует теория, – он нарочно подчеркнул это слово, – об исчезновении Алтеи в шестидесятых. Есть мнение, что она провела эти годы, странствуя в поисках сюжетов, как Алан Ломакс собирал американский фольклор. Что Сопредельные земли – кодовое название для неких изолированных территорий где-то на севере.
Я такое уже слышала. Это звучало очень правдоподобно, и скорее всего именно поэтому меня настолько раздражало.
– Может быть, Одри говорила про эти Сопредельные земли, – настаивал Финч. – Например, Алтея могла украсть историю у кого-то, кто разозлился и теперь хочет контрибуции, признания…
– И поэтому решает преследовать ее родственников сорок лет спустя? – закончила я его фразу. – Какой-нибудь, не знаю, дикий норвежский пастух наконец смог добраться до Нью-Йорка ради кровной мести?
Перед моим внутренним взором промелькнуло лицо рыжего мужчины. Надо было сказать о нем Финчу, но я не могла перестать думать об окончании цитаты из Нельсона Олгрена: «Никогда не спите с женщиной, чьи проблемы хуже ваших собственных». Конечно, до того, чтобы спать с Финчем, мне было как до Луны, но проблем у меня уж точно было больше, чем у него. И я не хотела ему их добавлять.
Он пожал плечами.
– Это просто теория. Должно же все это что-то значить. В конце концов, они оставили тебе страницу из книги. Может, это код.
– Поэтому ты должен мне рассказать про «Трижды-Алису», вдруг там найдется подсказка. Ключ к тому, что я должна делать дальше.
– Я расскажу. Но только наедине. – Он заметил выражение моего лица и натянуто улыбнулся. – Наедине – в смысле, там, где нельзя наткнуться на моего отца или мачеху. Наверняка сейчас хотя бы один из них дома.
В конце концов мы оказались в ресторанчике на Семьдесят девятой улице – в недешевом местечке, где даже порция супа кнейдлах стоит двенадцать баксов. Именно кнейдлах и заказал Финч, а к нему – клубный сэндвич с добавочными огурчиками. Я взяла блинчики в черничном сиропе – в память об обеде с рыжеволосым похитителем. Однако они быстро остыли у меня на тарелке, и вызвать в себе какие-нибудь глубоко спрятанные воспоминания не получилось.
Я положила телефон на столик между нами, и при каждом взгляде на его немой черный экран мое сердце сжималось. Весь мир вращался вокруг отсутствия моей матери, как будто свет рикошетил от чего-то слишком темного, чтобы его осветить. Я видела свое отражение в дополнительной ложке, которую подала нам официантка. Мои глаза были черными провалами, полными страха.
Финч съел один огурчик, второй положил на край моей тарелки, а третий разрезал на кружки и положил себе в сэндвич.
– О’кей, – начал он. – Попробую вспомнить «Трижды-Алису» как можно лучше.
Его рассказ оказался длиннее и подробнее, чем я надеялась, хотя Финч постоянно поправлял себя и добавлял элементы из других сказок. Но в общих чертах его рассказ звучал так.
9
В одном далеком королевстве холодным днем у короля и королевы родилась дочь. Глаза новорожденной были черными-черными, без белков, и повитуха сбежала от роженицы, как только отдала ребенка ей в руки. Королева взглянула дочери в глаза, черные и блестящие, как крылышки жука, и сразу же ее возненавидела.
Девочка оставалась маленькой и не издавала ни звука – даже едва родившись, она не заплакала. Уверенная, что она не выживет, королева отказалась давать ей имя.
Сначала казалось, что королева была права: месяцы проходили за месяцами, а ребенок все не рос. Но и не умирал. Миновало два года, а девочка оставалась крохотной, как в день рождения, и такой же безмолвной. Ее выкармливали овечьим молоком, потому что королева отказалась давать ей грудь.
Однажды утром, когда нянька явилась ее накормить, она обнаружила, что ребенок за ночь вырос и теперь стал большим, как семилетка. При этом ручки и ножки девочки были слабыми, как лягушачьи лапки, а глаза оставались такими же беспросветно черными. Однако было решено, что она выживет. Король заставил жену дать ей имя, и королева выбрала для нее имя слабое и лишенное власти, скверное имя для принцессы. Королева назвала ее Алисой.