– Эллери – так звали дедушку моего отца. Угадай, откуда они взяли Оливера.
– Оливер Твист?
– Нет.
– Оливер Уэнделл Холмс?
– Хорошо бы. Но тоже нет.
– Оливер… Харди?
– Мои родители не насколько крутые.
– Ну ладно. Я сдаюсь.
– Это брат моей мамы. Он жил в Штатах несколько лет, приехал до того, как я родился, – тогда мама еще была фотомоделью. А вскоре после моего рождения он вернулся обратно в Гану. Мачеха никогда не называет меня Эллери. Исключительно Оливером. Ей нравится представлять, что я не имею отношения к своему отцу, потому что я не похож на него внешне, а похож на маму. И на дядю. Она пытается потихоньку продвигать свою извращенную гипотезу, что я не родной сын отца. Что я вроде как сын моего дяди.
Мой желудок сделал резкий кульбит.
– Ты уверен, что она правда имеет это в виду? Это довольно мерзкое обвинение.
– Она – довольно мерзкая женщина. Сейчас она изо всех сил пытается забеременеть, а ведь ей самое маленькое сорок пять. Прямо как в гребаной волшебной сказке, злая мачеха мечтает убедить отца, что я ему не сын, чтобы все унаследовал ее родной ребеночек. Как будто мне все это нужно. Как будто я хочу вырасти в кого-то вроде моего отца.
Улыбчивая, меланхоличная маска Финча сгорела до углей. Его лицо было – сплошная яростная горечь. Он так стискивал кофейную чашку, что я испугалась, что он ее раздавит. Не раздумывая, я инстинктивно потянулась вперед и накрыла его руку своей.
Он выпрямился на сиденье, глаза его снова сфокусировались на моем лице. Спокойная улыбка вернулась, но после того, что я видела под маской, она казалась мне очень неубедительной.
– Мама мне всегда разрешала купаться в фонтанах, – сказала я, откидываясь на спинку и убирая свою руку. Воспоминание пришло ниоткуда – я годами об этом не думала. – Я всегда стремилась запрыгнуть в любой водоем в пределах досягаемости, если он был чуть больше уличной лужи, а большинство мам не позволяют детям такого, правда? Из-за всяких водных инфекций, из-за правил, охранников и так далее. А Элла делала так: надевала солнечные очки и садилась где-нибудь неподалеку, а я с визгом прыгала в фонтан и плескалась там, пока не привлекала чье-нибудь внимание. Тогда мама притворялась, что только что меня заметила, и начинала картинно сердиться, но на самом деле не заставляла меня вылезать вплоть до последней секунды. Так мы развлекались в разных торговых центрах, в парках, на площадях… Это было очень круто.
– А моя мама однажды ударила мачеху в живот.
Я поперхнулась водой.
– Как? Неужели прямо на их свадьбе?
– Господи, на свадьбе было бы еще смешнее. В следующий раз, когда я расскажу кому-нибудь эту историю, буду рассказывать ее именно так. Но на самом деле это было, когда она только узнала про их роман с отцом. Они были босс и секретарша, да, все эти пошлые штампы, как в сериале. Мама прикатила в офис на такси, а мачеха такая: «Добрый день, миссис Джан-Нельсон-Абрамс-Финч», она отлично это умеет – врать и притворяться, а мама внезапно как размахнется и как врежет ей.
– Круто. И что, она подала в суд за нападение?
– Не-а. Как рассказывал бизнес-партнер моего отца, она притворилась, что ничего не было. Ну, как только восстановила дыхание. Она не из тех, кто сражается, она из тех, кто пролезает везде без мыла.
– Вот черт. А твоя мама, похоже, отчаянная.
Я запнулась на этих словах, понимая, что коснулась опасной темы. Интересно, знает ли Финч, что я знаю о ее смерти? Но прежде чем я успела обругать себя за бестактность, что-то мелькнуло у Финча за плечом – нечто, заставившее меня сфокусировать зрение.
Парень-таксист, тот, который предлагал меня подвезти после школы. В водовороте событий нынешнего дня я совсем забыла о нем. Он сгорбился за ресторанным столиком, с чашкой кофе в руке, а на голове у него была все та же потрепанная кепка. Вся поза его показывала, что он меня не видит, и на секунду я даже подумала, что запаниковала напрасно.
Но тут он медленно повернул голову и подмигнул мне, прежде чем заговорить с подошедшей официанткой.
– Финч, – тихо сказала я, – мы уходим. Быстро.
Он взглянул на меня и сразу кивнул, только уже на ходу бросил на столик несколько банкнот. Таксисту как раз принесли следующий кофе, когда мы потихоньку выскользнули из ресторана на Семьдесят девятую улицу.
– Похоже, там парень, который за мной следит, – объяснила я, уже не боясь показаться сумасшедшей. Мы завернули за угол и теперь быстро шагали по улице, лавируя между компаниями туристов. Впервые в жизни я радовалась их наличию – они могли обеспечить нам прикрытие.
– Как он выглядит?
– Студент, но как бы старомодный. Похож на… не знаю на кого. На симпатичного таксиста времен Сухого закона.
– Симпатичного?
Дурацкий вопрос повис в воздухе. Я так часто оглядывалась через плечо, что только заметила, что мы идем домой к Финчу. Где я собираюсь… что, собственно, собираюсь? Переночевать? На секунду я себя возненавидела. Снова жизнь на вписке, на этот раз – у парня, которого я едва знаю. У парня с живыми яркими глазами цвета подсвеченной солнцем кока-колы, настолько полного энергии, будто он никогда не нуждался в сне.
К тому времени, как мы дошли до его дома, я уже серьезно обдумывала версию ночевки у Ланы. Или в «Соленой собаке» – у меня был ключ от кафе. Можно сдвинуть пару столиков и поспать на них, а с утра тихо улизнуть до открытия.
– Финч. Подожди. Ты не обязан приглашать меня к себе…
– Стой.
Голос его прозвучал так резко, что я подчинилась. Но Финч смотрел не на меня. Он схватил меня за рукав блузки и дернул к низкой ограде Центрального парка, практически напротив его дома.
– Пригнись, – прошептал он. Глаза его неотрывно смотрели на фигуру, стоявшую в полушаге от круга света, который отбрасывал фонарь над козырьком его подъезда.
Сперва я разглядела девушку в черном – черное платье, черные башмаки, между подолом и башмаками – полоска белой кожи ног. Потом глаза привыкли к сумраку, и я разглядела ее. Взлохмаченные волосы девушки были черными, с единственной ярко-белой, как в комиксах, прядью посредине. Глаза у нее были такие светлые, что я могла рассмотреть их даже с того места, где мы прятались – казалось, они слегка светятся. Она водила взглядом туда-сюда вдоль тротуара, будто кого-то ждала. По спине у меня пробежали мурашки от одной мысли, что этот взгляд может остановиться на мне. Она слегка развернулась, и я заметила широкий кривой шрам, сбегавший от ее правого виска к подбородку, где он расцветал, как уродливый след пятерни.
– Через ограду, быстро, – шепнул Финч и потянул меня в глубь парка. Мы спрятались в тени большого куста можжевельника. Воздух вокруг нас пах смолой.
– Видела ту девушку? – глаза Финча были огромными и дикими. – Это Дважды-Убитая Катерина.
Мне потребовалось около минуты, чтобы понять, что он сказал. Так называлась одна из сказок в «Историях Сопредельных земель».
– Ты хочешь сказать, она похожа на эту Катерину?
– Нет, это она и есть. Там стоит Дважды-Убитая Катерина, – лицо у него стало как у безумного проповедника в вагоне метро – упрямым и вдохновенным.
– Ты так говоришь, как будто уже видел ее раньше. Это же Нью-Йорк. Тут полно разряженных фриков.
– Ты так говоришь, потому что не читала. Посмотри на ее шрам. На ее волосы. И, Боже мой… Ты видишь, что у нее в руках?
Я прищурилась, силясь разглядеть, что за предмет она прижимает к груди, но не смогла.
– Это птичья клетка. Дважды-Убитая Катерина с ней не расстается. Это оно, – прошептал Финч свистящим шепотом. – Сопределье!
Я открыла было рот, чтобы ответить, но тут девушка сделала нечто настолько странное и пугающее, что мы оба надолго замолчали.
Навстречу ей по тротуару шел прохожий в сером тяжелом пальто, с сигаретой в руке и мобильником у уха. Когда он поравнялся с ней, он вдруг споткнулся на ровном месте, возможно, разглядев ее изуродованное лицо. Прежде чем он успел удалиться, девушка раскрыла свою клетку.
Существо, которое вылетело оттуда, напоминало канарейку, но это была не канарейка. Сначала маленькое и стремительное, в полете оно меняло свои размеры, и крылья его растянулись до ширины соколиных.
Оно набросилось на мужчину в сером пальто. Мы с Финчем в ужасе схватили друг друга за руки, падая на колени, как последние трусы, когда существо впилось прохожему в шею. Он беззвучно упал, и тварь тяжело уселась ему на грудь, растопырив крылья, так что мы не видели, что она там делает. Я взглянула на ее хозяйку – и подавила крик ужаса, еще сильней стиснув пальцы Финча.
По черно-белым волосам девушки пробежала рыжая волна. Белые щеки наливались розовым цветом, губы покраснели и увеличились, даже шрам куда-то исчез. Но хуже всего было выражение ее лица – одновременно злобное и крайне довольное.
Птица оторвалась от груди упавшего, снова уменьшилась, как в кошмарном сне, и вернулась в свою клетку. Девица захлопнула дверцу и отступила еще глубже в тень.
– Он умер? – выдохнула я. Голос мой был как шорох сухих листьев.
Мужчина в сером пальто тяжело поднялся на ноги. Он пошатывался и выглядел как человек, который забыл что-то очень важное. Волосы его были пепельно-седыми. Наконец он с трудом поковылял по тротуару прочь, как зомби.
– Бежим, – сказал Финч. И мы побежали. Мы мчались по темному парку, ныряя из одного озерца света в другое, и мертвые листья взметались у нас под ногами и касались лодыжек. Воздух пах холодом и перегноем, мои глаза слезились от ветра, а по спине стекал пот. Наконец, тяжело дыша, мы плюхнулись на скамейку.
– Так… Так не бывает, – хрипло прошептала я.
Финч посмотрел на меня расширенными зрачками.
– Это было Сопределье. Черт меня дери.
Я не ответила. Это была моя первая встреча с Сопредельем, первое убедительное доказательство, что за путаными историями Алтеи стоит нечто реальное и довольно ужасное. Голова моя шла кругом.
Но одна мысль никак не оставлял