– Вернемся куда?
Он подался вперед, пока наши лбы не соприкоснулись.
– На свете много сказок, – прошептал он. – Есть сказки намного лучше. Если Сопределье реально, может, и все они реальны. Мы можем поискать Нетландию. Или Нарнию.
Я не плакала с той самой ночи, когда Элла объявила мне о своей помолвке, но сейчас слезы подступили очень близко.
– Элла не на острове Нетландия, – прошептала я. – И не в Нарнии.
– Может быть, и не в Ореховом лесу.
Я отняла руку. Кожа казалась холодной в тех местах, где она прикасалась к нему.
– Может, и нет. Но мы пришли сюда, чтобы узнать наверняка.
– Мы не обязаны делать что-то, чего не хотим делать. Еще можно… мы еще можем повернуть назад.
– Откуда у тебя такие мысли? – я ударила кулаком по матрасу, чувствуя себя особенно беспомощной от того, что удар был беззвучным. – Что тебе приснилось?
Он покачал головой.
– Приснилось, что все это реально.
– Так оно и реально. Мы оба видели Дважды-Убитую Катерину.
– Не только это. Всё это.
– Что – всё?
Он не переставал качать головой, глядя мимо меня.
– Ты никогда не чувствовала, что твоя жизнь – это вроде фильма? А ты просто играешь свою роль? И ты тратишь время, глядя на собственную игру, и думаешь, что ты неплохо справляешься, играя себя самого, а потом однажды просыпаешься и вспоминаешь, что на самом деле все это настоящее? Все люди вокруг тебя – это чертова реальность? – Финч говорил все быстрее и быстрее, и наконец его голос сорвался.
– Наверное, хорошо быть богатым, – сказала я. Довольно подлый удар, тем более что он был прав. Я тоже постоянно такое чувствовала. С одной только разницей – мне не казалось, что я неплохо справляюсь.
– Все наши действия имеют последствия, – сказал он.
Он застал меня врасплох, подняв среди ночи, смутив своим беззащитным видом. Но теперь я потеряла терпение.
– Финч, здесь тебе не собрание по борьбе с наркоманией. Не надо кормить меня банальностями. Последствие твоего согласия отвезти меня в этот хренов Ореховый лес – то, что тебе придется это сделать. У меня нет денег, чтобы заплатить тебе за бензин, и нет способов убедить тебя мне помочь. Единственное, что есть – это готовность тебя и правда убить, если ты попытаешься отвезти меня обратно в город теперь, когда мы вот-вот, возможно, найдем мою маму. Ты меня понял?
Мы сверлили друг друга взглядом.
– Мне снились Сопредельные земли, – сказал он.
– Да, я это поняла. Но твой сон не имеет ничего общего с нашими делами. – На вкус это походило на ложь, и я попробовала снова. – Это просто сон, а не пророчество.
– Как далеко ты готова зайти в поисках матери?
– До края земли.
– И не дальше? – он смотрел так, будто хотел, чтобы я его убедила… в чем-то.
Я закрыла глаза ладонями.
– Ты чувствуешь себя играющим роль в кино? То же самое и со мной. Я играю себя в фильме, где все оборудование перегорело, сценарий потерян, в камерах кончилась пленка, а съемочная площадка где-то в трущобах, где водятся привидения. Финч, у меня не просто нет других родственников, кроме нее. У меня вообще больше никого нет.
Я увидела принятие в его лице и поняла, в чем именно он хотел убедиться. В том, что мне нечего терять. Может быть, ему было нужно знать, что я готова умереть за Эллу.
Умереть, как умер друг Нэсс.
Я смотрела на Финча, такого цельного и живого, и понимала, что не могу ему позволить пойти со мной до конца. Только не в черную дыру Орехового леса. Каким-то образом за последние тридцать шесть часов он был причислен к крохотной и очень грустной группе людей, единственным членом которой до недавних пор была Элла. Группе под названием «те, чьей смерти Алиса Кру не вынесет».
Ад – это беспокоиться о ком-то, кроме себя.
Несколько часов спустя я проснулась в панике, часто дыша, как будто вынырнула из-под воды. В ушах моих стоял отголосок какого-то угасающего звука. Что меня разбудило?
– Доброе утро, – Финч уже проснулся и сидел в постели, закинув руки за голову и глядя на меня.
Я сжала в кулак ладонь, которую он недавно прижимал к своей груди, и вспомнила его взгляд из-под мокрых ресниц в темноте. Теперь его ночная слабость ушла, уступив место обычной дневной личине фирменной финчевской бодрости и спокойствия.
– Доброе. Кажется, я… Ты ничего не слышал?
– В общем, слышал. Последние пять минут мы с тобой активно разговаривали.
– Что?
– Ты говорила во сне. А я отвечал.
– И что я говорила?
Он улыбнулся. Улыбка вышла слегка неискренняя.
– Да ничего особенного. Всякую ерунду. Ну знаешь, которую всегда говорят во сне.
– Финч. Скажи мне, что именно я говорила.
Мой ледяной голос слегка обескуражил его. Я невольно подумала, не вспоминает ли он, как я вчера едва не угробила нас обоих, чуть не врезавшись в дерево.
– Нет, правда, это была какая-то глупость. Вроде бы о рыбалке, о тостах, всякая подобная фигня. Не кипятись.
– Ненавижу, когда мне велят не кипятиться.
Он спустил ноги на пол и серьезно взглянул на меня.
– Извини. Ты права, нужно было тебя разбудить. Но это было так забавно. Ты была такая расслабленная, даже голос звучал… не как обычно. Но…
– Но ты должен был меня разбудить, – подытожила я.
– Ну да.
Он встал и потянулся, так, что футболка задралась, обнажив плоский живот. Я быстро перевела взгляд на потолок – на желтоватые пятна, которые ночью были фосфоресцирующими звездами – и разглядывала их все время, пока Финч был в душе. Почему я сейчас ему не верила? Что в его голосе выдавало ложь?
Наконец Финч вышел из уборной, полностью одетый, и мыться отправилась я. После душа я натянула одежду на еще влажную кожу, и это оставило у меня ощущение холода и незавершенности. Слишком много времени прошло со времени моей последней стрижки, и теперь волосы уже наполовину прикрывали мне уши. Я нахмурилась и зачесала их назад. Волосы у меня густые, плотные и волнистые, цвета пшеницы. До четырнадцати лет я носила их такими длинными, что могла подвернуть их под себя, как плащ, когда садилась. Настоящие волосы диснеевской принцессы, приманка для каждой девчонки, чьи руки чесались заплетать косы. Элла коротко их подстригала, пока я не выросла, чтобы сама за ними ухаживать, и я с удовольствием это делала – пока тот старый козел, учитель английского, не намекнул мне, что они вызывают определенные мысли. «Какая ты милая, просто сладкая кисонька».
После того случая я возненавидела свои длинные волосы так же сильно, как в моем детстве их не терпела Элла. Короткая стрижка помогала оставаться невидимой – больше никаких мальчишек, которые бы совали руки под эту шелковую завесу, чтоб щелкнуть лямкой моего спортивного лифчика. Больше никаких девчонок, просящих разрешения потрогать мои волосы и хватающих пряди своими потными руками раньше, чем я успевала ответить.
– Ты готов ехать? – спросила я, возвращаясь в номер.
Финч тем временем вскрывал зеленую пачку кофе Folgers, лежавшую на комоде рядом с крохотной кофеваркой.
– Будешь? – спросил он.
Я принюхалась к худосочному запаху кофе из пакетиков и с отвращением наморщила нос.
– Мои боссы впали бы в кому, увидь они, что я пью такую дрянь, – начала я и только теперь вспомнила, впервые с момента исчезновения Эллы, что полностью забила на «Соленую собаку» – или, по крайней мере, собиралась это сделать. Как раз сегодня моя смена. Я подумала о Лане, которой придется одной справляться со всеми обязанностями. Может, она удивится моему отсутствию и решит мне позвонить? Печальное положение вещей – единственные люди в Нью-Йорке, которых может встревожить мое отсутствие, это те, кто платит мне за работу…
– У тебя есть боссы? – спросил Финч, изумленно поднимая брови – эта недоуменная гримаса богатенького мальчика вызвала у меня желание его прибить. Заталкивая вещи в рюкзачок, а ноги – в кроссовки, я попробовала позвонить Кристиану на мобильный. Ответа не было. Уже по пути на парковку я позвонила Лане.
Я успела услышать в трубке ее музыкальный голос – но тут моя рука, державшая телефон, сама собой упала. Не глядя, я завершила звонок.
– И куда ты… – начал было Финч, но запнулся.
Наша арендованная машина, припаркованная прямо под окнами номера, была наполнена водой. Налита до краев, как аквариум. Илистой, мутной бурлящей водой, сквозь которую ничего не было видно.
Из моей груди невольно вырвался истерический бурлящий смех. Вот, напоминание, ясное как день: Сопределье следит за каждым нашим шагом. Мы думали, что смогли сюда добраться, потому что мы такие умненькие; но продвигались вперед мы только потому, что они нам позволяли.
Финч прошел вперед, держась руками за голову, и поднял лицо к небу.
– Надеюсь, ты не высматриваешь дождевые облака, – сказала я.
Я думала, он разозлится, или изобразит агрессивное спокойствие в фирменном стиле Финча, к которому я уже начинала привыкать, или вспылит. Но когда он наконец повернулся ко мне, лицо его выражало что-то вроде благоговения.
– Это работа Сопределья.
– Да.
– Теперь мы не можем вернуться в Нью-Йорк.
– Мы и не собирались возвращаться.
– Нет. Я имею в виду – даже если бы мы хотели. А теперь… у нас вроде как нет выбора. Только вперед.
– Что? Да есть у нас выбор. И мы его сейчас делаем. Это не знак судьбы, Финч, это над нами издеваются сверхъестественные мудаки.
Встав так, чтобы мои ноги были как можно дальше от машины, сильно нагнувшись и вытянувшись, я открыла пассажирскую дверь. Из нее хлынул поток воды, прокатившись по моим кроссовкам – грязной, зеленоватой, с соленым запахом.
– Это морская вода, – озадаченно выдохнул Финч – как раз в момент, когда на асфальт потоком вынесло жирную серебристую рыбину. Она была широкомордая и усатая, вроде сома, и шумно плюхнулась на брюхо. Бока ее ходили ходуном. При виде рыбы меня наполнила острая жалость – вот еще одна жертва Сопределья.