Но отшатнулась я не от ее оскала. А от того, как она меня назвала: кисонька. Как будто она откуда-то знала давнее оскорбление, которое все еще жило у меня внутри.
Вдруг я почувствовала себя ребенком, который пробирается сквозь густой лес коленей взрослых, ловя обрывки их разговоров у себя над головой. Все это не имело смысла, было лишено контекста. Все вокруг – даже Финч – обращались со мной как с ребенком, которого нужно оберегать. Защищать от опасной информации.
На несколько мгновений окружающий мир поблек и замедлился. Я видела сразу все. Финча, такого подавленного и изможденного, что он едва держался на ногах. Темноволосого парня с руками в карманах, с оживленным, голодным взглядом. Катерину, готовую к нападению, с таким лицом, будто она собиралась меня укусить.
Я выбрала Катерину.
– Я вам, – сказала я отчетливо, – не кисонька.
И изо всех сил ударила ее по лицу.
И она, и ее спутник задохнулись от изумления. Моя ладонь, соприкоснувшаяся с ее кожей, вспыхнула – и этот жар побежал вверх по руке, как будто кровь моя превратилась в бензин, а удар вызвал вспышку огня.
Парень выругался, Катерина отшатнулась, схватившись за щеку. Я смотрела на свою ладонь, стараясь вытрясти из нее ужасный, не угасающий жар.
– Что ты со мной сделала?
– Катерина, ты идиотка, – процедил темноволосый.
Она только тряхнула головой, не глядя на него, и темные волосы завесили ей лицо.
– Что ты со мной сделала? – заорала я, хватаясь за лицо, чтобы понять, не высыхаю ли я, не сморщилась ли моя кожа, как у того мужчины, на которого Катерина напала в Манхэттене. От ужаса я даже забыла о проступке Финча и повернулась к нему.
– Она убила меня? Финч, я умираю?
Он протянул руку, чтобы обнять меня за плечи, но тут же отдернул ее.
– Ты такая холодная, – прошептал он, глядя на меня грустными бездонными глазами.
Мы стояли посреди асфальтовой площадки, где ничего не двигалось, будто вымерло. Ни одной машины на дороге, ни одного рыбака на выходе из магазина. Даже ветерок утих, и в неподвижном воздухе застыло солнце, как наколотое на булавку насекомое.
– Любим устраивать беспорядки, да? – спросил парень, стараясь говорить утомленно и равнодушно, но я чувствовала тонкую нить гнева под этим спокойствием. Он потер руки, глядя на нас с Финчем, как на куски мяса на сковороде.
Я схватила Финча за руку, не обращая внимания на крик боли, когда он обжегся о мою огненную ладонь, и мы побежали.
Мы бежали к автостраде, прочь от деревьев. У меня появилась идея выпрыгнуть на дорогу перед первым же идущим автомобилем. Идиотская идея. Мир завис, как будто кто-то нажал на кнопку паузы; даже птичьего пения было не слышно.
– Алиса! – дико завизжал у меня за спиной парень из Сопредельных. Такой звук не мог исходить из человеческого горла. Я не могла ничего поделать с собой – и обернулась.
Он вскинул руку, и… земля вздыбилась перед нами, как раскрытый веер. Или же это стремительно переместились деревья – только что они были позади, и вмиг окружили нас со всех сторон.
Моя грудь ходила, как кузнечные мехи, но я все же пыталась бежать. Глотки воздуха, которые я с трудом втягивала сквозь зубы, были горькими, деревья окружали нас, мы бежали по зеленой земле, которая бешено вращалась под ногами. Мир перевернулся и сошел с ума, и в какой-то момент оказалось, что мы бежим не от них, а к ним – к темноволосому парню и Дважды-Убитой Катерине, чьего лица не было видно под завесой седеющих волос. Она держала в руке нож, и я бежала слишком быстро, чтобы что-то изменить. Единственное, что я смогла – это затормозить и споткнуться у самых ее ног. Рядом на землю тяжело упал Финч.
Нож блестел на уровне моих глаз. Я раскрыла их как можно шире, потому что самое плохое, что могла сделать смерть – это взять меня неподготовленной. Но Катерина не нанесла удара. Напротив, она протянула нож мне, ее затянутая в перчатку рука вложила его мне в ладонь – очень осторожно, чтобы не соприкасаться со мной ни единой лишней секунды. Даже сквозь кожу ее перчатки я ощутила, как она содрогается от прикосновения.
– Убей. Себя, – прошипела она мне в лицо и отступила на шаг.
– Что?
Рот парня приоткрылся, и я увидела в его глазах нечто ужасное. Тени зубастых ожидающих тварей – как будто все его существо было голодно.
– Убей себя, Алиса, – повторил он за спутницей, как заклинание. – Убей себя.
Перед моим внутренним взором вспыхнула картина – я вонзаю лезвие себе в вены на кисти, сверкающим потоком выпуская наружу огонь. Я усилием воли изгнала этот образ.
– Алиса, нет, нет, пожалуйста, нет, прошу, – почти молился Финч рядом со мной, стоя на коленях.
– Зачем мне это делать? – тупо спросила я. Это был настоящий вопрос. Я хотела знать.
– Выбирай – ты или вы оба, – сказала Катерина. – Ты или вы оба. Ты или вы оба.
– Алиса, они не могут тебя заставить что-то сделать, – хриплым от страха голосом сказал Финч. – Они даже прикоснуться к тебе не могут!
– Заткни пасть, – прошипела Катерина и пнула его в лицо башмаком с железной оковкой. По щеке Финча поползла струйка крови. Он с криком опрокинулся на землю и скорчился, схватившись за лицо. Катерина и ее спутник стояли по сторонам, сохраняя дистанцию. Только лица их были открыты – одежда не оставляла снаружи ни полоски кожи.
Когда я ударила Катерину, коснулась ее лица, ее кожа обожгла меня – но и ей, очевидно, это причинило боль. Как все это устроено?
– Почему вы не можете ко мне прикоснуться? – спросила я.
Катерина оскалилась, не двигаясь с места. Слабым звеном здесь явно был парень. Его глаза бегали от ее лица к моему.
– Погодите. Вы же меня боитесь, так?
– Боимся? – яростно переспросила Катерина низким голосом. – Тебя? Да ты считай ничто. Почти такая же никчемная тварь, как он, – она кивнула на Финча. – Все, на что ты сейчас годишься – это пустить себе кровь и сделать нам эту чертову дверь. Давай, убей себя, или он сдохнет – а за ним и твоя мать.
Дверь? Я пораженно выдохнула, все еще держа нож перед собой – будто собиралась резать хлеб. Катерина сделала шаг в сторону и с силой пнула меня по руке, так что она взорвалась болью, и нож вылетел из пальцев. Описав дугу в воздухе, он упал у ног парня. Тот подобрал нож, глядя на Катерину.
– Убей барашка, – сказала она.
Я увидела смятение в глазах Финча. Оно сменилось животным ужасом, когда темноволосый рывком поднял его и поставил на колени. Одна рука вздернула кверху его подбородок, другая приставила нож к горлу.
У меня не было оружия, кроме собственной кожи и холодного огня, который зажгла под кожей Катерина, так что я бросилась вперед, метя рукой парню в незащищенное лицо.
Он с криком увернулся и одним конвульсивным движением погрузил нож в плоть Финча.
Ужас в глазах моего спутника сменился тупым шоком. На шее набухла кровавая нить – и тут же протекла вниз красным сочащимся занавесом.
– Ты испортил нам сделку, – голос Катерины звучал как будто издалека. – Ты вообще знаешь, что такое блеф?
Время замедлилось. Финч упал на землю, как разбитый сосуд, из которого потоком лилась жидкость. Драгоценная влага, собиравшаяся в темную лужу у канализационной решетки. Бесконечное множество возможностей, бессчетные нити выборов, перерезанные серебряными ножницами единым махом.
Он умирал.
Я завопила и поползла к нему, протягивая руки к его раскрытому горлу, чтобы зажать рану.
– Это твоя вина, Алиса, – сказала Катерина почти неслышным шепотом. Подняв окровавленный нож, она бросила его мне. – Убей себя.
Я и в самом деле хотела это сделать. Долю секунды – но хотела. Однако глаза Финча держали меня, яркие и вопрошающие. Еще не мертвые глаза, но умирающие.
– Все хорошо, – глупо сказала я ему.
Убийца Финча подошел сбоку.
– Катерина? – он произнес это имя вопросительно, прежде чем поднять тело Финча и закинуть его себе на плечо. Я вскрикнула, потянувшись к безвольно свисающей руке Финча, но убийца вскинул тело еще выше. Он подобрал с земли нож и взмахнул им в воздухе, как дирижер своей палочкой. Воздух вокруг него задрожал и посветлел, открывая в пространстве щель – мертвенно-серую, как вода Грин-Ривер.
Тело Финча безжизненно болталось на спине его убийцы, который ступил в ярко-зеленый свет, лившийся из трещины. И исчез – а с ним и его ноша. Последние капли крови упали на траву, когда самого Финча уже не было.
Я бессмысленно посмотрела на место, где только что лежал умирающий Финч, и завизжала. Звук вышел из горла будто бы не сразу. Когда же наконец я услышала собственный крик, надо мной склонилась Катерина, и я завопила еще громче, вытягивая заляпанные кровью руки, чтобы схватить ее за лицо.
Она вскрикнула в ярости и взмахнула рукой. Что-то маленькое вылетело в мою сторону – это была ее страшная птица, растущая с каждым взмахом крыльев. Птица целилась мне в глаза, я закрыла лицо локтем – и почувствовала рывок. Это трудно объяснить: я почувствовала, будто из меня рывком вытягивают самое мое существо. Как будто моя душа прижалась изнутри к стенке тела, ожидая, что ее высосут, как желток из проколотого яйца. Солнце накренилось, словно его сбили с курса ударом бейсбольной биты.
Последним, что я расслышала, был голос Катерины, звучавший так близко, будто изнутри моей головы.
– Ты умрешь сегодня ночью, – говорила она, – от своей собственной руки.
И я провалилась в море черной немоты.
20
Элла вела машину. Ее лицо скрывала тень, освещены были только кисти рук на руле, похожие на белых пауков. Она мурлыкала под нос мелодию, которая сперва казалась нестройной – но наконец перешла во что-то ритмичное и жутковатое, повторяющееся раз за разом.
– Мама, – позвала я.
Она сбилась.
– Я думала, ты спишь.
– Что это за песня?
После долгой паузы:
– Детская песенка. Меня научила ей подруга, когда я была еще маленькой.
Мама никогда до сих пор не говорила со мной о своем детстве. Я затаила дыхание и наконец осмелилась спросить: