. Марк не слишком внимательно вслушивался, не подозревая, что придет время и эта история сыграет еще очень важную роль.
Наконец Галарий встал и потянулся так, что с хрустом расправились мышцы могучей спины.
— Теперь я иду к Аквиле поболтать перед сном про охоту. А ты лежи спокойно, постарайся как следует выспаться, я появлюсь рано утром.
И, коротко кивнув, он вышел на галерею. С ним вместе, казалось, испарилось и все старательно удерживаемое мужество Марка, он с ужасом осознавал, что весь дрожит — дрожит от запаха боли, как лошадь — от запаха пожара. Он лежал, заслонив глаза рукой, и бичевал себя презрением, но это не помогало. В животе у него словно лежал кусок льда, и он чувствовал себя очень одиноко.
Внезапно по полу кто-то пробежал, и в плечо ему ткнулся влажный нос. Марк открыл глаза и увидел перед собой улыбающуюся морду Волчка.
— Спасибо тебе, — сказал он, и, отодвинувшись немного в сторону, обхватил огромную голову, а Волчок поставил передние лапы на постель и любовно задышал ему в лицо. Близился закат, свет заходящего солнца хлынул в спальню, и на стенах и на потолке словно заплескалась дрожащая золотая вода. Марк не заметил, как подкралось солнце: неожиданный свет ослепил его с той же силой, как оглушает грянувший рев трубы. Свет Митры возник внезапно из тьмы.
Эска, появившийся сразу вслед за Волчком, отбросил на залитую солнцем стену большую тень. Он шагнул к краю ложа.
— Я говорил с Руфрием Галарием, — сказал он.
Марк кивнул:
— Утром ему понадобится твоя помощь. Ты согласен помочь ему ради меня?
— Я — личный раб центуриона. Кому, как не мне, помогать? — Эска нагнулся и поправил покрывало.
В это время со двора послышалась какая-то возня. Блеющий голос старого Стефаноса громко протестовал, затем раздался высокий, звонкий, настойчивый девичий голос:
— Пропусти меня! Не пропустишь — я тебя укушу!
Возня и шум возобновились, и раздавшийся через мгновение вопль боли ясно показал, что угроза приведена в исполнение. Марк с Эской обменялись недоумевающими взглядами. Под колоннадой послышался топот легких ног, и в комнату влетела Коттия — пылающая, воинственная фигурка в ореоле закатного света.
Марк приподнялся на локте:
— Ах ты, маленькая фурия, что ты сделала со Стефаносом?
— Укусила его за руку, — тем же звонким, твердым голосом отчеканила Коттия. — Он меня не пускал.
За дверью раздалось поспешное шаркание сандалий, и Марк быстро сказал:
— Эска, во имя Света, не пускай его сюда! — Он вдруг почувствовал, что у него сейчас нет сил иметь дело со справедливо негодующим Стефаносом. Когда Эска пошел выполнять его просьбу, Марк повернулся к Коттии.
— И зачем ты сюда пожаловала, госпожа?
Девочка подошла ближе, встала рядом с Волчком и устремила полный упрека взгляд на Марка:
— Почему ты мне ничего не сказал?
— О чем? — Он прекрасно знал, что она имеет в виду.
— О целителе с ножом. Я видела через окно кладовой, как он подъезжал на упряжке мулов, и Нисса мне сказала, зачем он приехал.
— У Ниссы слишком длинный язык, — заметил Марк. — Я хотел, чтобы ты узнала, когда все будет позади.
— Ты не должен был скрывать от меня! — возмутилась она. — Я имею право знать! — И так же бурно спросила с тревогой: — Что он будет с тобой делать?
Марк заколебался, но решил, что не он — так противная Нисса все равно расскажет.
— Будет чистить рану. Вот и все.
Личико ее прямо на глазах заострилось еще больше.
— Когда?
— Утром, очень рано.
— Пошли Эску сказать, когда он кончит.
— Нет, будет очень рано, — твердо повторил Марк. — Ты еще не проснешься.
— Проснусь. Я буду ждать в конце сада. Буду ждать, пока Эска не придет. Пускай попробуют увести меня оттуда, я все равно буду ждать. Я и еще кого-нибудь могу укусить. Если меня станут уводить, я так и сделаю, и тогда меня побьют. Приятно тебе будет знать, что меня побили из-за того, что ты не послал Эску?
Марк вынужден был сдаться.
Последовало долгое молчание. Коттия стояла неподвижно и смотрела на лежащего Марка. Наконец она произнесла:
— Лучше бы мне быть на твоем месте.
Это была из тех фраз, какие говорятся не всерьез, но Марк знал, что она говорит серьезно.
— Благодарю тебя, Коттия. Я этого не забуду. А теперь ступай домой.
В дверях показался Эска, и она послушно отошла в сторону.
— Я ухожу. Когда мне можно прийти опять?
— Не знаю, — ответил Марк. — Это тоже скажет тебе Эска.
Без единого слова она повернулась и вышла на яркий свет. По знаку Марка Эска вышел вслед за ней, и шаги их, затихая, зазвучали на галерее.
Марк прислушивался, пока не наступила тишина. Он лежал, ощущая под рукой привычное тепло мохнатой головы. В животе у него все еще лежал кусок льда, но одиноким он больше себя не чувствовал. Каким-то образом, непонятно каким, волчонок, Эска и Коттия поддержали его, помогли подготовиться к тому, что ожидало его утром.
Золотой свет угасал; тишину вдруг прорезало тонкое, как ниточка, птичье пенье — тоскливая осенняя песенка королька, сидящего в ветвях дикой груши. И Марк вдруг сделал неожиданное открытие: а ведь лето получилось хорошее. Конечно, он тосковал по родным местам, каждую ночь ему снились этрусские холмы и он просыпался удрученный. И все равно лето было хорошим… В один прекрасный день залаял Волчок. Марк удивился, наверное, не меньше самого Волчка. «Волки же не умеют лаять», — сказал он Эске. А тот ответил: «Если растить волка в собачьей своре, то он будет делать все, как они». Волчок, гордый своим достижением, целыми днями оглашал сад визгливым щенячьим лаем. Всплыли в памяти и другие мелкие, но хорошо запомнившиеся события: Сасстикка приносит горячие витые булочки, и они пируют вчетвером; он и Эска сами мастерят охотничий лук; Коттия держит в сложенных ладонях его деревянную птичку… Славное лето. Марк вдруг исполнился благодарности к нему.
Он спал этой ночью спокойным, но чутким сном, как спят охотники, и проснулся от далекого звука горна, играющего побудку в походном лагере.
Руфрий Галарий появился так рано, что осенняя паутина еще лежала густым покрывалом на траве, вся мокрая от росы, а рассветный воздух пахнул остро и свежо. Но Марк давно ждал его. Он ответил на приветствие хирурга и объяснил:
— Мой раб пошел запереть волчонка. Сейчас он вернется.
Галарий кивнул:
— Я его встретил. Он принесет разные вещи, которые нам понадобятся.
Он открыл привезенный с собой бронзовый ящик и принялся выкладывать на сундук орудия своего ремесла.
Прежде чем он кончил, вернулся Эска и принес горячей воды, чистое полотенце и бутыль местной ячменной водки, которая, как считал Галарий, лучше очищает раны, чем вино, хотя и жжет больше.
— Я принесу горячей воды еще, когда будет нужно, — добавил Эска и, поставив все принесенное на сундук, подошел к постели и низко наклонился над ней, как сделал бы Волчок.
Галарий закончил приготовления и обернулся к Марку:
— Итак, готов ли ты?
— Да, — Марк отбросил покрывало и стиснул зубы.
Долгое время спустя он очнулся, вынырнув из черноты, которая обрушилась на него задолго до того, как работа была закончена; он лежал под теплым покрывалом, а рядом стоял Руфрий Галарий, положив свою тяжелую руку ему на сердце, как год назад старый Авл. В затуманенном сознании Марка даже мелькнуло, что это тот самый прошлогодний случай и ему просто снился сон. Но тут же его зрение и слух прояснились, он увидел Эску за спиной хирурга и огромную фигуру в дверях и догадался, что это дядя Аквила. Он услышал отчаянный вой Волчка, запертого в кладовой, и вернулся к действительности, как пловец вырывается из глубины на поверхность.
Тупая боль старой раны сменилась резкой пульсирующей болью, которая отдавалась во всем теле, вызывая дурноту. Марк невольно застонал.
Хирург кивнул:
— Да, разит больно, но скоро поутихнет.
Марк, как сквозь туман, увидел синеватые щеки испанца.
— Ты… кончил? — с трудом пробормотал он.
— Кончил. — Галарий натянул покрывало, рука его была в крови. — Через несколько месяцев ты будешь здоров, как раньше. Лежи спокойно и отдыхай, вечером я зайду. — Он слегка хлопнул Марка по плечу и отвернулся собрать инструменты. — Передаю его в твои руки, сейчас можешь дать ему питье, — сказал он Эске, выходя. Потом Марк услышал, как он сказал кому-то на галерее: — Осколков хватило бы на целого дикобраза, но мышцы повреждены меньше. Мальчик теперь пойдет на поправку.
Затем около него очутился Эска с чашей в руках.
— Коттия… Волчок… — прошептал Марк.
— Сейчас я ими займусь, но сперва выпей.
Эска встал на одно колено около ложа, и голова Марка оказалась на его плече, а прохладный край чаши — у самых губ. Эту знакомую горечь он помнил с прошлого года. Допив чашу до дна, он с удовлетворенным вздохом повернул голову и взглянул Эске в лицо. Лицо у Эски посерело и заострилось, а губы искривились, как у человека, которого вот-вот стошнит.
— Что, так было страшно? — спросил Марк, сделав слабую попытку улыбнуться.
Эска ухмыльнулся:
— Засыпай скорее.
ГЛАВА 9ТРИБУН ПЛАЦИД.
В одной-двух милях к югу от Каллевы, где лес внезапно обрывался крутым склоном, поросшим папоротником, стояли двое — римлянин и бритт, а между ними, задрав кверху морду и принюхиваясь к ветру, молодой пятнистый волк.
Римлянин нагнулся и расстегнул тяжелый, с бронзой, ошейник на шее волка. Волчок стал теперь взрослым волком, хотя и не достиг полной мощи. Сейчас настало время предоставить ему выбор — возможность вернуться в лес к своим диким сородичам. Дикого зверя можно приручить, но нельзя считать его по-настоящему своим, пока, получив свободу, он не вернется к тебе добровольно. Марк знал это, и они с Эской тщательно готовили теперешнее событие. Они не раз приводили волка на это место, чтобы он изучил дорогу домой, если ему захочется вернуться. Если… Держа пальцы на пря