— Вот уж да, так да. Ты наконец показал себя настоящим центурионом. Поставил на место мелкого знахаря!
Катон, не слушая, смотрел на улицу за пределами частокола. Тинкоммий стоял там в окружении своих людей и что-то горячо говорил им, подкрепляя свои слова энергичными жестами. Однако воинов, похоже, его речь не убеждала: они возражали ему в столь же возбужденной манере. Поставленный на колени Фигул слушал весь этот спор молча, боясь шевельнуться и привлечь к себе внимание. Прямо над ним возвышался, ожидая принятия решения, малый с увесистой дубинкой.
— Если нам повезет, — пробормотал Макрон, — эти ребята передерутся.
— Сомневаюсь, — ответил Катон, знавший Тинкоммия и хорошо понимавший, что этот себялюбивый хитрец более чем способен поставить с ног на голову все, что угодно.
Однажды его уже недооценили, и нельзя было допустить, чтобы все это повторялось опять и опять. Катон оглянулся.
— Где хренов лекарь?
Ожидание затянулось, а Тинкоммий не терял времени зря. Большинство воинов уже повесило головы, молча внимая его пылкой риторике.
— Несут наконец, — сказал Макрон, и Катон, повернувшись, увидел шедшего через двор лекаря, за которым стражи тащили носилки.
Рядом с носилками вышагивал Кадминий, с тревогой поглядывавший на бледное лицо лежавшего на мягких подушках старца.
— Скорее! — поторопил Катон. — Сюда! Наверх! Как можно скорее!
Маленький отряд ускорил шаг, стараясь, однако, не растрясти государя. Потом могучие телохранители осторожно передали ручки носилок товарищам наверху, и Верику бережно подняли на надвратную смотровую площадку. Катон посмотрел туда, где шел спор между Тинкоммием и его соплеменниками. Было видно, что принц решил действовать. Он, расталкивая атребатов, обнажил меч с явным намерением прикончить Фигула.
— Стойте! — закричал по-кельтски Катон. — Остановите его.
Тинкоммий бросил быстрый взгляд в его сторону и вновь устремился к ожидающему своей участи оптиону, но, прежде чем он успел нанести смертельный удар, перед ним, укоризненно покачивая головой, встал воин с дубинкой:
— С дороги!
Гневный рев Тинкоммия не смог заглушить даже донесшийся со стены шквал приветственных криков, когда Кадминий помог царю подняться с носилок и тот, опираясь на своего верного стража, нетвердо шагнул к частоколу. Завидев его, толпившиеся на улице атребаты замерли, раскрыв в немом изумлении рты.
— Царь, Тинкоммий сказал им, что ты умер, — воскликнул Катон. — Еще он сказал, что это мы, римляне, убили тебя.
Верика с несколько отрешенным и растерянным видом, болезненно вздрагивая, повернул голову к Тинкоммию. Крики людей, собравшихся на стене, сразу смолкли, все воззрились на старого царя. Единственными нарушавшими тишину звуками теперь были стоны и стенания валявшихся на земле израненных римлян.
Верику пробрала дрожь.
— Царь?
Кадминий покрепче обхватил своего господина за пояс.
— Со мной все хорошо… хорошо.
Катон подался к старику и тихо, но быстро заговорил:
— Царь, ты должен сказать им, кто напал на тебя. Ты должен открыть им, что Тинкоммий — предатель.
— Предатель? — повторил царь со страданием на лице.
— Царь, прошу тебя! От твоих слов сейчас зависит жизнь моего боевого товарища.
Катон указал на Фигула.
Некоторое время Верика молча взирал на коленопреклоненного римлянина, потом перевел взгляд на племянника и вдруг зашелся в приступе жуткого, мучительного, надсадного кашля, оставившего его почти без дыхания. Царь схватился за голову, моргая от боли, но затем заставил себя, насколько это было возможно, выпрямиться и, собравшись с силами, крикнул стоящим в глубине улицы людям:
— Это Тинкоммий… Тинкоммий напал на меня.
— Это был Артакс! — закричал Тинкоммий. — Артакс виноват! Я спас тебя, государь!
Верика печально покачал головой.
— Он лжет! — в отчаянии заорал Тинкоммий. — Проклятые римляне заставляют царя лгать! Видите, они трутся рядом? Они принуждают его!
— Нет! — возразил Верика старческим, дрожащим от напряжения голосом. — Это сделал ты, мой племянник. Именно ты!
Воины-атребаты, находившиеся на улице, услышав эти слова, как по команде обернулись к принцу. Сомнение, зароненное в их души всего миг назад, сменилось негодованием и презрением.
— Говорю вам, он лжет!
Катон оторвал взгляд от разворачивающейся драмы и позвал:
— Мандракс!
— Я здесь, центурион!
— Возьми два десятка парней и будь готов забрать пленников, как только распахнутся ворота.
— Что ты задумал? — спросил Макрон.
— Я собираюсь, если получится, захватить Тинкоммия. И вернуться.
— Ты спятил! — заключил Макрон, но этим заявлением и ограничился, не попытавшись остановить друга, когда тот спустился с насыпи вниз, взял свой шлем и щит и сказал стоявшим на страже легионерам:
— По моему приказу открывайте ворота — и поживей.
Сердце Катона возбужденно стучало от предвкушения рискованной вылазки, все чувства его обострились, а от недавнего изнеможения не осталось следа. Как только Мандракс со своими людьми приготовился, юноша набрал в грудь воздуха и приказал:
— Открыть ворота!
Легионеры сдвинули в сторону брус и открыли проход.
— За мной! — крикнул Катон через плечо, выбежал на улицу и поспешил прямо к окружавшим Тинкоммия атребатам.
Его так и подмывало выхватить меч, но он подавил свой порыв: сейчас важно было показать этим парням, что он не собирается на них нападать. Тинкоммий, завидев бегущий отряд, указал рукой на Катона:
— Взять его!
— Волки! Вепри! — воззвал Катон. — Держите изменника! Держите предателя, покушавшегося на жизнь вашего государя!
Люди Тинкоммия обернулись к центуриону, которому в тот страшный миг показалось, что они вот-вот кинутся на него, ибо лица их были мрачны. Но атребаты просто остались стоять где стояли, глядя, как отряд соплеменников приближается к ним. Тинкоммий обвел их злобным, затравленным взглядом, повернулся и бросился прочь.
— Остановите его! — взревел Катон, но было поздно.
Тинкоммий прорвался сквозь кольцо своих воинов и мчался к спасительному повороту дороги, за которым, судя по всему, находились его союзники-дуротриги. Принц бежал быстро и наверняка бы ушел, если бы один из бойцов не догадался швырнуть ему вслед дубинку. Та угодила бегущему в ногу, он споткнулся и полетел кубарем прямо в группу истомленных ужасным ожиданием пленных. С диким криками они набросились на виновника своих мучений, яростно молотя его связанными руками. Катон остановился возле толпы взиравших на него настороженно атребатов, заметил мечи в их руках, но демонстративно не обратил на это никакого внимания и, повернувшись к лежащим на улице раненым, приказал:
— Уцелевших в усадьбу! Живо! Дуротриги могут нагрянуть в любой момент.
Непререкаемость его тона и властность оказали требуемое воздействие. Воины бросились к лежавшим на земле римлянам и, не обращая в спешке внимания на крики и стоны своих недавних врагов, потащили их к царской усадьбе.
Катон резко обернулся к Мандраксу:
— Забери остальных пленников! И возьми свору Тинкоммия под свой пригляд. Ответишь за каждого!
— Есть, командир, — ухмыльнулся Мандракс.
Оставив Волков выполнять приказание, Катон побежал дальше и свернул за поворот, откуда начиналась ведущая к главному въезду в Каллеву улица, что была много шире всех прочих. И замер на месте. Где-то шагах в тридцати от него всю эту улицу заполняли спокойно отдыхавшие дуротриги. Сотни вооруженных варваров привольно расположились между двумя рядами уходящих вдаль хижин. Стоило центуриону показаться из-за угла, как его тут же заметили. Послышался крик тревоги, и один из воинов, вскочив на ноги, устремился к Катону. Остальные тоже вскакивали и хватались за оружие.
Молодой центурион охнул, развернулся и припустил обратно. Вдогонку ему неслись яростные крики врагов. Снова свернув за угол, Катон увидел, что большая часть его людей, толкавших впереди себя ошарашенных пленников, а также атребаты, тащившие уцелевших жертв утреннего ужаса, уже почти добрались до ворот.
— Шевелитесь! — закричал он что было мочи. — Они идут!
Нараставшего рева, донесшегося из-за поворота, хватило, чтобы вся эта компания бешеным рывком преодолела оставшийся отрезок пути и ввалилась в ворота, нимало не думая о страданиях прихваченных с собой раненых. Снаружи теперь остался один лишь Катон, со всех ног мчавшийся к спасительному проему, который уже закрывался.
«Только не это!» — мелькнуло в его сознании.
Катон оглянулся через плечо и увидел, что дуротриги с яростными воплями топочут всего шагах в двадцати за спиной. Тяжесть доспехов тянула к земле, лишая надежды уйти от погони, и, отчаянно стремясь к все более сужавшемуся проему ворот, юноша бросил свой щит. Макрон и все остальные защитники царской усадьбы с замиранием сердца следили за происходящим, подбадривая товарища громкими криками.
Низко пригнув голову, Катон перепрыгивал через распростертые тела умерших от ран жертв расправы, его подбитые гвоздями сапоги молотили по твердой, утоптанной почве. Темная тень пролетела над его головой, и локтях в семи перед ним в землю вонзилось копье.
— Давай жми! — орал Макрон. — Они догоняют!
Катон вскинул глаза, увидел, что ворота уже совсем рядом, а затем, затылком почуяв опасность, бросился в сторону. Меч со свистом рассек воздух там, где он только что находился: клинок чиркнул землю, а его обладатель выдохнул проклятие. Катон, напрягая все силы, метнулся к щели, оставленной для него между массивными створками, и нырком вкатился во двор. Легионеры тут же налегли на тяжелые брусья, и преследователь, едва не сразивший Катона мечом, угодил между ними.
Череп его с тупым хрустом проломился, легионер пинком вытолкнул тело невезучего воина наружу, створки захлопнулись, и запор снова встал на место. Враги снаружи в бессильной ярости и досаде обрушили на ворота град грохочущих ударов, в то время как Катон, стоя на четвереньках, ловил ртом воздух.