!
– Вообще-то, я советовал тебе быть джентльменом, а не скрягой. Больше не буду сводить тебя со своими подругами, – говорит Джейк, шутливо качая головой. – Очевидно, ей эта история с монетой тоже показалась странной. Я же просил тебя не упоминать об этом.
– Ну, у меня не было выбора. Пришлось все рассказать, потому что она хотела, чтобы я дал эту монету в качестве чаевых, и расстроилась, когда я отказал: решила, что я пожалел оставить официантке пятьдесят пенсов.
– Это на тебя похоже. Может, ты просто зажал чаевые?
– Заткнись!
– Короче, ты все испортил, но это было для тебя хорошим уроком. В следующий раз не забудь взять с собой банковскую карточку и прислушайся к моему совету: никогда больше не говори девушке, что подбрасываешь монету, чтобы принимать решения, а то ты кажешься немного чокнутым. Хорошо?
– Не волнуйся, следующего раза не будет. Я с этим покончил, – обещаю я.
Это моя первая поездка в Лондон в новом году. Я рад, что еду не один, хотя Джейк – самый раздражающий попутчик для двухчасовой поездки в автобусе. Он не только взял в дорогу сборник занимательных фактов, чтобы мы могли попрактиковаться перед телешоу, но еще и все время суетится. Не прошло и двадцати минут, как он решил пересесть к окну и начал перелезать через меня.
– Вот как люди пользуются туалетами в автобусах? – риторически спрашивает он.
Я пытаюсь слушать музыку, но каждые две минуты приходится снимать наушники, чтобы узнать, что он говорит.
– Сначала ты должен согнуться в три погибели, чтобы просто туда войти (эти туалеты сделаны для коротышек), а потом надо сохранять равновесие, пока пол под тобой движется во все стороны одновременно, – он демонстрирует это, трясясь, дико размахивая руками и толкая меня локтем.
Как только я с облегчением понимаю, что его увлекательная история окончена, и снова надеваю наушники, он опять начинает говорить.
– Кроме того, почему в автобусах либо очень холодно, либо невыносимо жарко? Почему нельзя поддерживать в салоне нормальную температуру?
Он начинает снимать джемпер и снова толкает меня локтем. Я оглядываюсь: может, где-нибудь есть свободное место?
– Держу пари, Джесси в любом случае замерзла бы.
– Как думаешь, она оценит? – он указывает на джемпер, который теперь лежит у него на коленях. Мы подготовили себе джемперы с единорогами и надписью «Беги, Джесси, беги», сделанной нестираемым маркером. Еще у нас есть повязки на голову с изображением единорогов с торчащими рогами и плакат. Он выглядит так, будто его сделали третьеклассники, а не двое так называемых взрослых.
Как, черт возьми, мы будем выглядеть?
– Да, думаю, джемперы ей понравятся, – говорю я и смотрю на часы. – Она как раз сейчас направляется в Гринвич. Интересно, как она себя чувствует. Ты ей не писал?
Сегодня тот день, ради которого были все эти тренировки – 26,2 мили добровольных мучений. С помощью единорога Руби Джесси удалось добиться своей цели по сбору средств и в точности следовать плану тренировок. Пока она собирала тысячи фунтов на благотворительность, мне пришлось договориться с банком об увеличении кредитного лимита, чтобы иметь возможность поехать на марафон.
Я был уверен, что к этому времени найду работу, но большинство компаний даже не рассматривают мое резюме, не говоря уже о том, чтобы пригласить меня на собеседование. Надежды тают с каждым днем, и теперь я подаю заявки на все вакансии подряд. Какой смысл в высшем образовании, если все, что дал мне диплом, – это гора студенческих долгов?
Спустя два часа мы прибываем на Лондонский центральный автовокзал «Виктория». Отсюда надо еще час ехать через весь Лондон до нашей первой смотровой площадки – «Катти Сарк»[28]. В городе полно людей: это родственники, друзья и знакомые марафонцев, которые, как и мы с Джейком, приехали их поддержать. Наши рога единорога периодически тычутся в людей, и я постоянно извиняюсь. Наконец мы добираемся до площадки. Старт мы пропустили, и первая группа бегунов уже успевает пронестись мимо нас с таким видом, будто бежать марафон – чистое удовольствие. Мы изо всех сил стараемся не обращать внимания на запах пота и расположенных неподалеку туалетных кабинок.
– Ты плакат приготовил? – спрашивает Джейк.
– Да, вот он… Но мы отсюда не увидим, когда она пробежит.
Я передаю ему плакат. Зрителей так много, что между нами и бегунами стоят люди в несколько рядов, поэтому трудно разглядеть хотя бы что-то. Все заслоняют таблички и плакаты: «“Боль” в переводе с французского – это просто слово, обозначающее хлеб», «Если Бритни Спирс смогла пережить 2007 год, то и вы сможете пережить 26,2 мили», «Почему красавчики всегда куда-то убегают?».
– Ребята, не хотите протиснуться ближе? – спрашивает нас мужчина средних лет. Он держит табличку с надписью «Беги, случайный незнакомец!». – За кого вы здесь болеете?
– За нашу подругу Джесси. Судя по приложению, скоро она здесь появится.
– Мы тоже будем болеть за нее, – заявляет женщина, которая стоит рядом с нами.
– А вот и она! – один из новых членов фан-клуба Джесси взволнованно кричит и требует, чтобы Джейк поднял плакат повыше.
– Нет, это не наша Джесси. Наша одета как единорог, – предупреждаю я, увидев, что к нам приближается бегунья с именем «Джесси» на груди. Когда самозванка пробегает мимо, атмосфера становится немного унылой. Наверное, она удивилась, почему мы за нее не болели.
– А вот и она!
Джесси невозможно не заметить, учитывая ее наряд и люминесцентные кроссовки, но Джейк впадает в панику и забывает поднять плакат. Джесси пробегает мимо. Не уверен, что она нас заметила.
– Она выглядела спокойной, – авторитетно замечаю я с таким видом, будто разбираюсь в марафоне и марафонцах.
– Да, и все еще в костюме.
Мы благодарим наших товарищей-болельщиков и решаем разделиться, чтобы встретить Джесси в следующем промежуточном пункте. Подбрасываем монетку, чтобы определить, кто куда пойдет. И Джейк, и Джесси настолько привыкли к монете, что она стала частью нашего процесса принятия решений. Может быть, они еще не поддерживают меня, но по крайней мере понимают. Монета решает, что Джейк поедет к собору Святого Павла, а я отправлюсь на центральную улицу Лондона – Стрэнд. С трудом добираюсь до станции метро, зажатый в толпе, которая движется туда же. Выхожу со станции «Чаринг-Кросс». Невероятно, что Джесси сможет пробежать такое расстояние! При виде здания Национальной галереи, которое возвышается на Трафальгарской площади, я решаю заглянуть в бесплатный туалет при музее, прежде чем простоять на тротуаре еще час.
Очередь в галерею буквально обвивается вокруг фасада здания: как и положено в таких местах, на входе проводится проверка сумок, и сегодня здесь, похоже, дежурит особо бдительный охранник. Я становлюсь в очередь и наклоняюсь завязать шнурки, случайно толкая девушку впереди своей единорожьей повязкой.
– О, простите, это был мой рог, – говорю я выпрямляясь, и она оборачивается.
Прозвучало как-то двусмысленно.
Я замираю, когда вижу ее лицо, и неловко застываю в позе, которая представляет собой что-то среднее между «присел» и «встал».
Вау!
Если бы Джейк спросил меня сейчас, какой у меня типаж девушки, я бы ответил ему: вот он, мой типаж! Мое лицо расплывается в улыбке.
Она прекрасна. Естественная красота, с минимальным макияжем. Густые брови и великолепные темные глаза, каштановые волосы небрежно собраны в пучок, и она носит большие модные серебряные серьги-кольца.
Выпрямись, Джош.
Пару секунд мы молчим. Я не могу не смотреть на нее, и она, кажется, смотрит на меня не менее пристально. Мы глядим друг другу в глаза как зачарованные. Мы совершенно точно не встречались раньше, и все же в ней есть что-то очень знакомое.
– Не беспокойся. Красивый джемпер, – наконец говорит она. – Как дела у Джесси? Она уже закончила свой забег? – девушка читает надпись на моем джемпере.
Я чувствую, что мучительно краснею, и от этого смущаюсь еще больше.
– Пока нет, еще бежит. Я просто решил сделать перерыв, прежде чем продолжу болеть за… свою подругу, – старательно подчеркиваю голосом слово подруга, чтобы она не думала, что Джесси – это что-то большее для меня.
Получилось даже слишком убедительно. С таким же успехом можно было прокричать, что я одинок и что она мне нравится.
Я понимаю, что смотрю девушке в глаза, не моргая. Отвожу взгляд и замечаю, что она одета в джинсы, кроссовки и желтую куртку, а в руках у нее книга в мягкой обложке и сумочка. Очередь продвигается вперед. Минуту назад я мечтал попасть в музей побыстрее, но теперь хочу, чтобы охранник проверял каждый предмет в сумке каждого посетителя, – тогда я смогу говорить с ней подольше.
– Ты тоже пришла посмотреть марафон? – Отчаянно пытаюсь поддержать разговор, пока она снова не отвернулась.
– Нет, не поверишь, но я собираюсь посмотреть на картины, – улыбается она. – Я думала, что в галерее будет тихо, пока все остальные наблюдают за марафоном, но теперь я в этом не уверена. А ты собираешься посмотреть что-то конкретное?
Тут подходит наша очередь. Охранник машет ей рукой, не утруждаясь проверкой ее маленькой сумочки, украшенной значками. Девушка топчется в фойе, ожидая, когда я присоединюсь к ней и отвечу на вопрос.
– Простите, сэр, можно заглянуть в вашу сумку, пожалуйста? – высокий строгий охранник раздражен тем, что я не подготовился к осмотру заранее.
Я не мог подготовить сумку заранее. Я разговаривал с самой совершенной в мире девушкой.
– Пожалуйста, откройте сумки заранее: это ускорит процесс! – кричит он людям в очереди позади меня.
Я открываю сумку, и он подозрительно долго проверяет ее содержимое, даже вытаскивает мою бутылку воды. Не пойму, что его смущает.
– Не могли бы вы отойти на минутку, сэр?
Когда девушка оглядывается, чтобы проверить, иду ли я за ней, я улыбаюсь, а затем закатываю глаза, когда меня задерживают. Она раскачивается с пятки на носок, словно раздумывая, стоит ли ждать меня.