А обдумав это предложение, он увидел, что испанцы не сделали ничего плохого, они не ударили и не убили ни одного индейца, что они только просили мед, индюшат, кукурузу и фрукты (а это и давалось им каждый день). И раз они (испанцы) не сделали ничего плохого, то он (Пашболонача) не мог быть двуличным по отношению к испанцам или иметь два сердца.
А Куаутемок постоянно мучал его, потому что он жаждал убить всех испанцев. Измученный настояниями Куаутемока, Пашболонача пошел к капитану и сказал ему: «Капитан дель Валье, этот предводитель и капитан мексиканцев, которого вы привели с собой, — обращайтесь с ним осторожно, чтобы он не поступил с вами как предатель, — он уже три или четыре раза предлагал мне, чтобы мы убили вас». Когда капитан дель Валье услышал это, он приказал схватить Куаутемока и взять его под стражу. На третий день плена они вывели его и окрестили (не проверено, какое имя они дали ему: дон Хуан или дон Фернандо). Когда его окрестили, испанцы отрезали ему голову и пригвоздили ее к большому дереву сейба перед домом богов в селении Йашсам{30}.
Не следует забывать, что цитируемый отрывок написан много лет спустя внуком Пашболонача. По нему мы можем видеть, что восприятие конкисты у майя было совершенно иным, чем у науа. Если для ацтеков вначале это событие было крушением мира, затем столкновением двух систем жизни и лишь в конце XVI — начале XVII в. какой-то отправной точкой для дальнейшей синтезации двух культур, то майя в сущности остались безразличны к нему. Как в «Летописи какчикелей», так и в сочинении Пашболонача перед нами некая отрешенность, бесстрастная регистрация событий, правда различно окрашенная (в первом случае — жестокость Альварадо, во втором — преданность Кортесу и осуждение Куаутемока). То же самое мы можем проследить и в других памятниках майяской литературы — эпосе, хрониках, пророчествах и даже драме. Отдаленную причину этого явления нужно, вероятно, искать в сложных политических и культурных (угасание иероглифики, например) событиях X в. у майя, в присущем им фатализме, основанном на календарной символике, и определенном эзотеризме. Духовного синтеза здесь не произошло, что и отразилось на дальнейшей судьбе культуры майя.
4
На произведениях исторической прозы Центрального плоскогорья можно хорошо проследить проникновение испанских влияний.
Рассказам ацтеков о конкисте можно было бы посвятить целый том, так они подробны и красочны. Так и поступил мексиканский исследователь М. Леон-Портилья, собрав избранные отрывки на науатль и переведя их на испанский{31}. В основном это тексты, сохраненные Саахуном.
Рассматривая их и другие произведения, созданные индейскими авторами, можно заметить постепенное изменение оценки испанского завоевания и происходивших на глазах авторов этнических и культурных процессов. Вначале завоевание воспринимается как гибель существующего мира, как ожидавшаяся катастрофа в конце календарного цикла, хотя и наступившая не в предназначенное время. Наиболее ярко такие чувства выражены в поэтических памятниках. В дальнейшем в новых произведениях на первое место выходит тема гордости своим прошлым, описание (иногда сильно преувеличенное) культурных достижений своего народа в древности, утверждение незыблемости своего индейского сознания (вопреки реальным фактам). И уже третьим, сравнительно поздним этапом является осознание конкисты как столкновения двух разных, но равноправных по достоинству миров, при котором создается новое сообщество. Интересно отметить, что такое течение возникает сперва среди индейских народов, ставших на сторону испанцев при завоевании ацтекского государства (у тлашкаланцев, тотонаков и др.), и постепенно появляется и у ацтекских авторов. Отсюда, между прочим, и такая распространенность изложения отрывков из Библии в начале индейских хроник: апелляция к священному источнику должна была показать любому читающему, и испанцу в первую очередь, что индейцы — это отколовшаяся ветвь той же семьи народов, к которой принадлежат и завоеватели. Образцом своеобразного праиндеанизма могут служить первые главы «Родословной из Тотоникапана», где среди чисто библейских сюжетов встречаются и индейские символы.
К хроникам, написанным в таком ключе, следует отнести произведения потомков индейской знати, создававшиеся в конце XVI — начале XVII в. Их авторы были уже достаточно знакомы с европейской, в основном, конечно, испанской культурой, хорошо знали труды своих предшественников (и частично их использовали) и в то же время сохраняли живой интерес к прошлому своего народа. Кроме того, благодаря семейным преданиям и фамильным документам, они были прекрасно вооружены знанием исторических фактов. Язык их произведений — почти классический науатль без заметного влияния испанского; во всех них прослеживается желание авторов показать; насколько интересна и значительна была история их индейских предков.
Среди них в первую очередь следует назвать три имени: Камарго, Чимальпаин и Тесосомок. На четвертом — Иштлилшочитле — наиболее колоритной фигуре можно будет остановиться более подробно.
Диего Муньос Камарго (приблизительно 1525–1613), уроженец Тлашкалы и потомок его правителей, написал свою «Историю города и республики Тлашкала» около 1576–1595 гг. В ней он подробно изложил доиспанскую и раннеколониальную историю города, уделив особое внимание переселениям племен и генеалогии знатных родов. В конце своей хроники он поместил небольшое сочинение о флоре и фауне Мексики, также основанное в значительной степени на индейских источниках. Камарго — патриот своего города-государства, союзника испанцев при завоевании, и это явственно чувствуется в его произведении. Позднейшие хронисты-историки Хуан де Торкмада, Эррера и Клавигеро широко использовали работу Камарго в своих сочинениях.
Еще более значительным писателем-хронистом был Доминго Франсиско де Сан Антон Муньон Чимальпаин Куаутлеуаницин, потомок тепанекских правителей Ас-капоцалько (1579–?). Хотя он и называл свои сочинения просто «Сообщениями» — «Реласьонес», в действительности это, очевидно, была огромного размера хроника родной страны. Это можно понять уже по тому, что два первых сообщения были посвящены библейской истории, христианству и географическому обзору земли, следующее рассказывало о переселении чичимеков. К сожалению, далеко не все произведения Чимальпаина сохранились, не ясен и порядок следования друг за другом имеющихся сообщений. По традиционной нумерации шестое, и седьмое излагают историю долины Мехико с 1558 до 1613 г., восьмое посвящено традициям индейской генеалогии. «Мемориал бреве», считающийся девятым сообщением, рассказывает о событиях 670–1299 гг. и об основании г. Кулуакана. Автор широко использовал анналы ацтеков, тлателолька и чалька, но в нем явно ощущаются тепанекские корни, не случайно он в шестом и седьмом сообщениях называет ацтеков «дикарями из Астлана». Поражение Аскапоцалько не было забыто их потомками.
Кроме «Реласьонес» известны и другие важные сочинения Чимальпаина, как например «Тепанекские анналы», 1426–1589 гг. (от смерти тепанекского правителя Тесосомока до последнего десятилетия XVI в.), «История завоевания Мексики» на испанском, а также так называемый «Дневник событий 1589–1615 гг.», представляющий собой детальный отчет о жизни г. Мехико в указанный период, новости о европейских событиях, и факты из личной жизни автора. Все это рисует Чимальпаина как широко образованного человека с хорошим литературным вкусом, стремившегося сочетать в своих сочинениях достижения как древнеиндейской, так и испанской культур. К сожалению, его работы не получили до сих пор должного признания.
Несколько иная судьба была у произведений другого автора — Эрнандо Альварадо Тесосомока. О его жизни известно очень мало: он был чистокровным индейцем, потомком правителей Теночтитлана и Аскапоцалько, родившимся между 1525 и 1530 гг.; как и Чимальпаин, был воспитанником знаменитой коллегии Санта Крус в Тлальтелолько. Его главные работы — «Кроника мексикана», написанная на испанском около 1598 г. и «Кроника Мешикайотль» на науатль (некоторые исследователи, впрочем, приписывают ее перу Чимальпаина). Оба эти сочинения посвящены истории народов Центральной Мексики, в основном ацтеков. В «Кронике Мешикайотль» описывается отправление ацтеков из их мифической прародины Астлана, странствования, основание Теночтитлана и Тлальтелолько и другие события вплоть до 1579 г. В «Кронике мексикана» излагаются события истории теночков со времен Акамапичтли и до испанского завоевания. В испанском языке этого объемистого сочинения можно заметить отпечаток родного языка автора (метафоры, кальки), но уже то, что чистокровный индеец мог написать его на языке завоевателей, говорит об устойчивом процессе диффузии двух культур. В «Кронику Мешикайотль» в отличие от своих предшественников Тесосомок охотно вплетает отрывки или пересказы старых поэтических произведений, благодаря чему его стиль приобретает особую живописность. Не менее характерно для него и сочетание чисто исторических фактов с легендарными или просто сказочными мотивами. Вспомним приведенный выше его рассказ о женитьбе правителя ацтеков Уицилиуитля на дочери правителя Куаунауака.
В начальных абзацах «Хроники Мешикайотль» Тесосомок так определяет свою задачу как историка. Предки позаботились о сохранении для потомков исторических преданий, поэтому никогда не должно быть забыто то, что сохранили предки. «Мы, которые имеем в себе их кровь, цвет кожи, мы должны рассказать, чтобы знание перешло к тем, кто еще не живет, кто еще не родился, детям мексиканцев, детям теночков»{32}.
Но формулируя эту важную задачу, Тесосомок в отличие от предыдущих хронистов отнюдь не чуждается и чисто новеллистических мотивов. В этом, очевидно, уже сказывается влияние европейской культуры. Так, войну ацтеков против Тлальтелолько, имевшую чисто политические причины, он объясняет следующим образом. Правитель города — соседа Теночтитлана Мокиуштли был женат на сестре Ашайакатля, царевне Чальчиуненецин, но не жил с ней, а проводил ночи с красивыми наложницами, которым он раздал и свадебные подарки жены. Чальчиуненецин же была худа, не имела тела, у нее была костлявая грудь. Отвергнутая мужем, она спала в уголке дворца, прикрываясь только плащом из грубой ткани. Узнав об унижении