куикалли, или папалокальтек, где происходили состязания в песнях. Одни из таких песенных турниров описан в дошедшей до нас поэме. Известен случай, когда приговоренный к смерти зять Несауалкойотля заслужил прощение тестя песней, сочиненной в момент свершения казни. Все это, конечно, не означает, что сочинение стихов было привилегией только знати. Просто если поэма сочинялась (или приписывалась) известному историческому лицу, то у нее было больше шансов сохраниться и сохранить имя ее творца. Поэтому с определенной дозой уверенности можно утверждать, что анонимные произведения принадлежали незнатным по рождению поэтам.
Тематика стихотворений достаточно разнообразна. Основными сюжетами в них являются: дружба и удовольствия беседы между друзьями, размышления о краткости жизни и о потустороннем пребывании, восхваления Ипальнемоа — творца мира, тайна смерти, военные подвиги, любовь к семье. Встречаются и чисто эротические произведения. С последними, впрочем, следует еще по-настоящему разобраться, ибо необычная для нас метафоричность ацтекской поэзии может привести исследователя к неправильным выводам. Как пример можно привести поэму XIX из «Мексиканских песен», которая хотя и посвящается господину епископу не имеет религиозного содержания. Конечная же строфа в шутливой форме наделяет действующих лиц такими эпитетами, которые могут встретиться только в самых грубых произведениях Гиппонакта или Сотада. Иными словами, ацтекские представления об эротике и непристойности значительно отличаются от современных.
Можно наметить по названиям стихотворений несколько разновидностей, на которые сами науа разделяли произведения, относимые нами к разделу лирики. Это шочикуикатлъ — «песня цветов, цветочная песнь», паскуикатль — «военная песня» и икнокуикатль — уже знакомая нам «песня печали, сострадания». ЕНних воспеваются прелесть расцветающих цветов, кратковременность жизни, призыв наслаждаться весной и цветами, постоянно упоминается очарование Тлалокана — рая Тлалока и таинственного Тамоанчана — местопребывания божеств, в частности богини Шочикецаль, места, откуда приходят души родившихся и куда уходят души умерших. Вот характерный пример:
Распускаются свежие цветы,
Они становятся все краше и краше,
Они открывают свои венчики.
Из них выходят цветы песен.
Ты их выплескиваешь на людей,
Ты их разбрасываешь,
Ты — певец!{76}
Или вот такое стихотворение:
Только лишь здесь, на земле,
Сохраняются благоухающие цветы
И песни, составляющие наше счастье!
Наслаждайтесь же ими, овайа, овайа!{77}
В других стихотворениях подчеркивается краткость и эфемерность жизни на земле, содержатся размышления о потустороннем мире, о тайне смерти:
Полные печали
Остаемся мы здесь, на земле,
Где та дорога,
Что ведет нас в Миктлан,
В место нашего спуска,
В страну лишенных плоти?
Есть ли там действительно жизнь?
В этой стране загадок?
Верит ли в это мое сердце?
Прячет нас Ипальнемоа
В погребальные ткани, в покровы мертвых.
Правда ли, что там я смогу увидеть
Лицо моей матери, моего отца?
Уделят ли они мне
Хотя бы одну песню, хотя бы одно слово.
Я сойду туда,
Ни на что не надеясь!{78}
Или стихотворение о неразделенной любви:
Пусть откроется твое сердце!
Пусть обратится ко мне твое сердце!
Все равно, ты мучишь меня,
Ты желаешь мне смерти!
И когда я уйду туда,
Где я погибну,
Разве ты заплачешь обо мне хоть раз?
Разве будешь обо мне печалиться?
Мы ведь только друзья!
Я ухожу туда,
Я должен уйти!{79}
Следующую многочисленную группу поэм и стихотворений составляют три разновидности, известные под названиями: куаукуикатль — «песня орлов», йаокуикатль — «военная песнь» и теуккуикатль — «песня правителей». Во всех произведениях этого рода воспеваются подвиги воинов и правителей на войне, их доблесть и бесстрашие, «цветочная война», презрение к смерти. Важно отметить, что благодаря богатой и изощренной метафорике народов науа многие стихотворения, казалось бы посвященные сугубо мирным занятиям, в действительности оказываются восхвалением кровавой битвы:
Звучит перезвон колокольчиков,
Веет ветерок, кружа пыль,
Радуется Ипальнемоа,
Раскрывают цветы щитов свои венчики…{80}
Практически здесь лишь слово «щиты» указывает на военную тему, ибо даже упоминаемое божество — Ипальнемоа означает «Тот, которым мы живем», или «Податель жизни». Но в следующих строчках картина становится ясной:
Здесь владычествует страх,
Весь мир дрожит,
Здесь, посреди равнины,
Место посвященных цветочной смерти{81}.
И заканчивается стихотворение чисто воинским кличем:
Посреди равнины
Наше сердце жаждет смерти,
От обсидианового ножа
Жаждет наше сердце смерти,
Смерти на войне!{82}
Наиболее яркой поэмой, выражающей эту милитаристскую идеологию верхушки Теночтитлана, является «Ночная песнь» большой трилогии из «Мексиканских песен»:
Вечной славой покрыт
Наш город Теночтитлан.
Никто в нем не боится смерти —
Вот в чем наша слава!
Вот появление нашего бога!
Помните это, о знатные,
Не забывайте никогда!
Кто может завоевать Теночтитлан?
Кто осмелится сотрясти основание небес?
Нашими стрелами,
Нашими щитами
Существует город!
Стоит навеки Теночтитлан!{83}
Но существовали и иные направления в лирике народов науа. Возможно, некоторые из них должны быть связаны с именем знаменитого правителя Тескоко, поэта и философа Несауалкойотля (1402–1472). С его личностью связано много легенд, и поэтому далеко не все стихотворения, автором которых он называется, принадлежат его перу. Положение осложняется еще тем, что его прозвище Йойонцин было именем другого поэта. Именно так считает известный исследователь литературы науа А. М. Гарибай{84}. Однако с уверенностью можно сказать, что некоторые песни о дружбе, о вечности поэтического слова по сравнению с материальными ценностями принадлежат именно ему:
Я, Несауалкойотль, спрашиваю:
Разве не так мы живем на земле?
Не вечны мы на земле, и все не вечно!
Вот нефрит, но и он разламывается,
И золото разрушается,
И перья кецаля рвутся!
Не вечны мы на земле, и все не вечно!
Постоянно лишь цветущее дерево дружбы…{85}
Эта тема развивается после Несауалкойотля и другими поэтами, в частности знаменитым Куакуацином:
Да здравствует дружба,
Узнаем друг друга,
Лишь только цветами
Может восхитить наша песня!
Мы уйдем в его дом,[15]
Но наши слова, наша песня
Будут жить здесь, на земле!
Овайа, овайа!
Мы уйдем, оставив после себя, овейе,
Нашу печаль, нашу песню!
Этим мы будем известны,
Останется истиной песня!
Мы уйдем в его дом,
Но наши слова, наша песня
Будут жить здесь на земле!{86}
Несауалкойотль, по-видимому, сыграл необычайно большую роль в духовной жизни народов Мексиканского плоскогорья в последнее столетие перед испанским завоеванием. Из-за недостатка источников и противоречий в имеющихся невозможно проследить это влияние в полной мере. Тескоканский владыка был крупным государственным деятелем, храбрым воином, удачливым полководцем и тонким дипломатом, мудрым законодателем, талантливым строителем и инженером (по его плану строилась плотина, защитившая Теночтитлан от опустошительных наводнений). Большой интерес вызывают его религиозные и философские взгляды. Несауалкойотль отрицал человеческие жертвоприношения и создал культ Ипальнемоани — явная попытка своеобразного пантеизма. Частое упоминание имени этого божества в антологиях «Мексиканские песни» и «Романсы сеньоров Новой Испании» наглядно показывает влияние философских идей Несауалкойотля на последующее поколение.
Несомненно, что поэтическая школа Тескоко формировалась под влиянием его произведений и взглядов. Характерно и то, что друг Куаутемока, знатный ацтекский воин Темилоцин, незадолго до испанского завоевания пишет поэму, повторяющую поэтическое кредо Несауалкойотля. Этот факт показывает, что даже в Теночтитлане, твердыне жестокого культа крови и насилия, по крайней мере среди некоторых, наиболее широко мыслящих людей распространялись и укреплялись гуманные идеи великого сына Тескоко. Не случайно поэтому, что и в современной Мексике личность этого мыслителя пользуется широкой популярностью (его именем, в частности, назван город-спутник столицы Мексики).
К другим разновидностям принадлежат стихотворения, называемые чалъкакуикатлъ — «песня в стиле чалько» или отомкуикатль — «песня в стиле отоми».[16] Об этих разновидностях мы в сущности ничего не знаем. По содержанию они ничем не отличаются от перечисленных выше. Возможно, что в их названиях отражен характер сопровождавшей песню музыки, как это имело место в Древней Греции (например, песня на фригийский лад, песня на дорийский лад и т. д.). Выше уже упоминались