— Ловкий малый! — усмехнулся Зеленоглазый. — Удержаться на таком крошечном выступе, да ещё начать карабкаться выше, это надо быть тренированным человеком.
Спать больше не хотелось. Правда, чувства опасности по-прежнему не было, хотя, казалось бы, пора ему появиться. Но Зеленоглазый предпочёл провести остаток ночи без сна, слушая единственного соловья, который ещё заливался в саду. Едва на востоке зарозовела заря, птаха умолкла. А за окном послышались голоса: Крайк переговаривался с тремя работниками, давая им указания — кому идти на выпас коров, кому заняться полем, кому садом.
Умывшись возле пристроенного к стене умывальника, Дитрих обулся (тунику он на ночь не снимал), надел пояс с притороченными к нему ножнами его любимого охотничьего ножа и вышел в коридор. На лестнице, ведущей вниз, прямо в триклиний, тоже звучали голоса, и, услыхав первые же слова, Зеленоглазый резко остановился — это показалось ему не менее интересным, чем странные ночные события.
Говорили Элий и Лакиния, причём в голосе женщины, которая накануне показалась германцу очень спокойной, всегда владеющей собой, на этот раз звучали высокие, почти визгливые ноты.
— Что, по-твоему, это может значить, Элий?! Что?! — она едва ли не кричала. — Откуда это могло появиться здесь?!
— Да почём мне знать? — Элий Катулл говорил тоже не совсем спокойно, но скорее смущённо, чем испуганно. — В конце концов, мало ли мастера делают похожих пряжек? Я не видел её двадцать с лишним лет, мог и ошибиться.
— Но я не могла! — Теперь Дитрих ясно понял: женщина готова заплакать. — Я помню эту пряжку на твоём поясе, очень хорошо помню, как ты рассказывал о своём споре со старшим центурионом. Он не поверил, что ты сможешь метнуть три подряд копья и попасть в один круг. Ты спорил на пряжку против его кинжала. Старший центурион проиграл спор, и ведь именно этот кинжал, который ты тогда выиграл, спас тебе жизнь в том страшном бою. Именно им ты убил мятежника, который бросился на тебя, придавленного колесницей, чтобы добить. Так это было?
— Так, Лакиния. Кинжал цел и по сей день, висит на стене, в моей комнате. Но пряжка давным-давно пропала.
— Вот именно! И я хорошо помню, что она осталась там, за Валом. Крайк потерял её, когда ты дал ему пояс, чтобы увязать в узел орла. Я же помню. Ты ещё боялся тогда, что пряжку найдут эти бритты из племени Рыси и по ней определят ваш путь, когда вы спасались бегством. Похожих пряжек очень-очень мало! Как она теперь могла попасть в наш дом?
— Ещё раз повторяю, Лакиния, почём мне знать? И почему это тебя так пугает?
Тут в голосе Лакинии уже откровенно зазвенели слёзы:
— Потому, Элий, что я боюсь этой женщины! Могу поклясться — она здесь появилась неспроста. Почему ты не хочешь подробнее расспросить о ней Крайка?
— Я расспрашивал. И понял, что он и сам знает о ней очень мало. Но чем обыкновенная женщина могла тебя так напугать?
— Если она обыкновенная, то отчего поселилась отдельно от нас? Отчего не хочет с нами есть и пить?
Элий явно был смущён ещё больше, но старался, как мог, успокоить жену:
— Во-первых, она говорила, что не привыкла жить в каменных домах, они её угнетают. Потому и поселилась в хижине, на краю поля. Пока нет надобности каждый день охранять урожай от кабанов, костров вполне достаточно, вот сторож и не живёт в этой хижине. Ну, а обедала и ужинала она позавчера с нами, вчера же у неё, как видно, не было аппетита — взяла утром пару лепёшек и сказала, что их будет достаточно. Она действительно какая-то нелюдимая. Знаешь, если женщина до определённого возраста не выходит замуж, у неё могут быть всякие странности.
— Это не странности, Элий. Это что-то дурное. Клянусь, я это чувствую!
— Во всяком случае, она едва ли больна проказой, это уж мы бы заметили. Но отчего ты связываешь с ней появление этой злополучной пряжки?
Лакиния охнула, будто дивясь несообразительности мужа:
— Ну а кто, кто ещё мог её сюда принести?! Наши работники? Откуда бы они её взяли? Наш гость Дитрих? Но будь это его пряжка, допустим, она действительно просто точно такая же, она была бы вчера у него на поясе, может быть, на плаще. Но он пришёл вообще без пояса! А плащ был сколот круглой серебряной пряжкой. Ты спросил Крайка, где он нашёл пряжку?
— Я же говорил тебе — в кустах возле дорожки, по ту сторону дома. Он шёл с работниками к полю и заметил, как что-то блеснуло в листве. Даже вернулся специально, чтобы мне её отдать. Он тоже уверен, что это та самая.
— И как это объясняет?
— Никак. У него дел полно, да и у меня тоже: мы решили, что в город покупать лошадь поеду я. Из наших выбирать нечего: ни одна из этих коняг не то что не угонится за жеребцом Дитриха, но вообще не выдержит долгого пути. Ещё многое надо собрать, так что нам не до лишних сомнений и опасений. Успокойся и ты, прошу тебя, милая! Не то кто напечёт Крайку в дорогу вкусных лепёшек и соберёт дорожный мешок?
— Я всё сделаю, Элий, милый. Только бы эта находка и в самом деле оказалась случайной...
Теперь голос женщины звучал уже спокойнее, однако тревога в нём не угасла. Элий вновь заговорил, успокаивая и ободряя любимую жену, однако его слов Дитрих уже не расслышал: они стали спускаться по лестнице вниз.
Зеленоглазый задумался. Он не испытывал укоров совести от того, что подслушал разговор своих хозяев: в конце концов, вольно им было так громко говорить вблизи комнаты, где он мог бы в это время ещё спать. А вот тема разговора была действительно интересная: выходит, здесь, в имении, живёт какая-то пришлая женщина, как-то связанная с Крайком, явно очень неприятная хозяйке и, вероятно, не слишком приятная хозяину. Живёт почему-то отдельно от них, в хижине-сторожке, и объясняет это совершенно дурацкой причиной: мол, не любит каменных домов. Неужто так трудно привыкнуть, тем более что дом у Элия Катулла хоть и каменный, но самый простой, кругом зелень, рядом — поле и лес? Никак не давит и не угнетает. Нет, нет, здесь что-то не то! Хотя, с другой стороны, ему-то что за дело до этой женщины, до её отношений с Крайком и до какой-то там пряжки? Стоп! Вчера, подробно рассказывая историю их доблестного похода за орлом Девятого легиона, Элий упомянул причину, из-за которой они с Крайком и в самом деле опасались погони. Молодой центурион тогда придумал прекрасную хитрость — Дитрих, возможно, и сам бы не изобрёл ничего лучше: похищенного из святилища людей-рысей орла Крайк спрятал в дупле старого вяза, а потом «глазной лекарь» и его друг отправились дальше как ни в чём не бывало. Их, само собою, заподозрили, догнали, обыскали и, разумеется, ничего не нашли. Преследователи смутились, стали просить прощения и отстали. Но в тот же день Крайк обнаружил, что, ныряя в реку, потерял пряжку от пояса Элия, которой бритт перевязывал плащ, в который завернул драгоценный трофей. Друзья не без основания опасались, что, если эту пряжку, такую приметную, всем запомнившуюся, найдут бритты... Они её, возможно, не нашли, возможно, нашли, но не придали значения этой находке. Так или иначе, но дерзким похитителям чудом удалось спастись и добраться до Адрианова Вала.
Куда же, стало быть, делась злополучная пряжка? Очень возможно, осталась там, у этих самых людей из племени рысей, за десятки миль отсюда, в Каледонии. Может быть, потом они поняли, что означала их находка, и догадались, как скрылись от них похитители «римского бога»... Но, как бы там ни было, пряжка никоим образом не могла сама собою вернуться в Южную Британию. Так откуда она взялась? Если только это действительно та самая? Лакиния почему-то связывает её появление с той непонятной женщиной. Если женщина приехала к Крайку с севера, — допустим, что с севера, — то могла выменять красивую вещицу (Дитрих её не видел, но, наверное, она красивая) на что-то другое либо купить, если её племя уже приучено к деньгам. Тогда это — очень простое объяснение. Приезжая просто-напросто потеряла небрежно застёгнутую безделушку, вот и всё. Но отчего потеряла на дорожке позади дома? Что она вообще там делала?
Зеленоглазый вернулся в свою комнату и вновь выглянул в окно. Да, вот полоса дёрна, идущая вдоль дома, на которой в рассветном полусумраке он различил следы. Теперь их ещё виднее. Вот кустики жимолости, а вот и дорожка. Если убегать из-под окна поспешно, так, чтобы выглянувший в окно человек не успел заметить непрошеного гостя, то бежать нужно именно по этой дорожке.
Дитрих ещё раз плеснул себе в лицо водой из умывальника, желая привести в порядок свои мысли. Кто-то лез к нему в окно, это очевидно — грязные следы на цоколе могли оставить только две сандалии. Кому и для чего понадобилось навестить его среди ночи? И каким образом это может быть связано с загадочной женщиной, живущей в сторожке и, возможно, обронившей на дорожке ТУ САМУЮ пряжку?
Глава 8ВЕДЬМА
Лакиния встретила Дитриха в триклинии и предложила позавтракать вместе с нею: и муж, и его друг с утра отправились работать. Они просят их простить: утренние часы дороже всего, тем более что Крайк уезжает, поэтому надо сделать побольше работы, пока он ещё здесь. К обеду оба будут, и они, все вместе, соберут Крайка в дорогу.
— А завтра, на рассвете, как и было решено, мы с Элием проводим вас в путь! — Лакиния улыбнулась, и её без того милое лицо, слегка заострённое книзу, как нередко бывает у британок, стало ещё нежнее и моложе. Ей и было-то сейчас всего тридцать шесть: она вышла за Элия Катулла пятнадцатилетней девчонкой.
— А дети? — спросил Зеленоглазый. — Они что же не за столом?
— Наш мальчик и дети Крайка отправились с ним в поле. И Малыш за ними увязался. Все уже знают, что друг Элия завтра уедет. Садись, прошу тебя. Завтрак простой, но вкусный — я напекла лепёшек с тёртым изюмом.
Элий и Крайк действительно вернулись рано. План похода они обсудили с Дитрихом втроём, после чего Элий Катулл предложил пройти в триклиний и объединить обед с ужином, дабы лечь спать пораньше и выехать ещё до рассвета.