Все эти вещи нужны были для его плана. План Билли продумал очень тщательно, до последней мелочи. Всё, что ему теперь требовалось, – это много-много удачи, чтобы план сработал. На каминной полке Билли оставил Кристине записку. Там он написал, что ему надо отлучиться по чрезвычайно срочному делу и что он вернётся через пару недель или около того. Он просил Кристину сходить на завод, извиниться за него и предупредить мистера Беннета, что его некоторое время не будет: будто бы раненая нога вдруг дала о себе знать. А саму Кристину он просил не тревожиться. Он обязательно вернётся. И он её очень любит. Всегда любил и будет любить.
3
Когда Билли сел на утренний поезд в Ковентри, он отчётливо понимал, что намерен делать. Он собрал все сведения из книг и газет. Он твёрдо знал, куда направляется. С этим-то как раз было проще всего. Для его замысла лучшего места, чем Бергхоф, не найти. Та самая альпийская резиденция Гитлера неподалёку от деревеньки Берхтесгаден, где в прошлом году гостил Чемберлен. Билли видел фотографии этих мест и самого Гитлера – как он гуляет с собакой на фоне гор и лесов. Он читал, что Гитлер старается выбираться в Бергхоф почаще. На этом всё понятное заканчивалось и начиналось непонятное. Пока что Билли терялся в догадках, как, когда и где именно он исполнит задуманное. Его успех зависел от того, пойдёт ли всё по плану, а ещё от судьбы и от его собственной выдержки. Наверняка Билли знал только то, что это его долг, что надо хотя бы попытаться его выполнить, а там будь что будет.
Поэтому он добрался поездом до Лондона, а потом пересел на корабль и поплыл через Ла-Манш. Он ни на минуту не усомнился в своём решении. Но он глядел с кормы на белые утёсы Дувра и сам себя спрашивал: может, утёсы-то эти он видит в последний раз? И сам себе отвечал, что, да, наверное, в последний. Он будто снова попал на войну, снова совершал что-то невозможное, снова, стиснув зубы, приказывал себе просто делать своё дело. Была не была, подумал он. Как ни странно, его немного отпустило из-за морской болезни. За долгие годы он уже и забыл, каково это – плыть по морю. Корабль качало, и в животе у Билли всё чудило и куролесило. И что его дёрнуло ехать, ругал он себя. Он немного приободрился при виде французского берега, но корабль так и болтало на волнах до самой гавани.
Французский таможенник на его паспорт едва глянул. Вскоре Билли уже был в Париже, а там сел на поезд до Мюнхена. Границу с Германией поезд пересекал ночью, и эта граница отличалась от французской как небо от земли. Пограничник прошёл по всему вагону, всех подробно расспросил, у всех дотошно проверил документы. Держался он вежливо, но Билли чуял угрозу в каждом его вопросе.
«Скажите, пожалуйста, с какой целью вы едете в Германию? Что собираетесь там делать?»
«Я художник, – объяснил ему Билли. – Я хотел бы побродить по Альпам, порисовать горы, природу и птиц».
Пограничник захотел взглянуть на его работы.
Билли показал ему альбом.
Пограничник вполне удовлетворился. Даже как будто был впечатлён.
«Хорошо, – кивнул он. – Очень хорошо. Вам понравятся наши горы. Они очень красивые, самые красивые в мире. Вы позволите ваш чемодан? Я должен его проверить».
Билли открыл чемодан. Сердце у него колотилось как бешеное.
Пограничник достал сначала коробку с карандашами, открыл её. Затем извлёк пижаму, носки, одежду Билли и очень придирчиво всё изучил. Он вытаскивал вещь за вещью, пока чемодан не опустел, а потом ощупал дно. Его чуткие пальцы прошлись прямо по двойному дну, где скрывался обмотанный в ткань пистолет.
Секунды тянулись бесконечно, превращаясь чуть ли не в часы. Наконец пограничник закончил досмотр. «Вы путешествуете совсем налегке, – заметил он. – Добро пожаловать в Германию. Хайль Гитлер!»
Вот и всё. Билли облегчённо выдохнул.
На мюнхенском вокзале толпились солдаты и полицейские. Казалось, что тут чуть ли не каждый носит форму, даже дети. И повсюду красовалась свастика – и на нарукавных повязках, и на флагах, украшавших дома. Где-то играл военный оркестр: бухал барабан, громыхали тарелки, и эхо неслось по всему вокзалу. Музыка войны, подумалось Билли. Он глядел по сторонам, сознавая, что попал в страну, которая готовится к войне. И ему это только прибавило мужества.
В Мюнхене Билли задерживаться не стал. Он постоянно ощущал на себе чьи-то испытующие взгляды. Из Мюнхена он на автобусе отправился в горы. Ещё раньше Билли отыскал на карте тихую деревушку всего в нескольких милях от горной резиденции Гитлера. Там-то он и снял себе жильё – вроде бы совсем близко, но всё-таки поодаль, чтобы никто ничего не заподозрил. Билли же понимал, что главное – не бросаться в глаза. Хотя попробуй-ка не бросайся, если ты турист, да ещё англичанин. Так что пришлось ему поначалу изображать из себя художника: к Бергхофу он не совался, а вместо этого бродил по окрестностям деревушки, усаживался на свой складной стульчик и делал наброски. Мало-помалу местные жители привыкли к англичанину, уткнувшемуся в свой альбом.
Вечерами Билли сидел в деревенском кафе, попыхивал трубкой, потягивал пиво и продолжал рисовать. В альбоме у него были горы, лица местных жителей, заснеженные домики, церковь, олень, которого он повстречал однажды, зайцы, орлы. Местные к нему хорошо относились – бывало, и пивом угощали. И рисунки они разглядывали с любопытством – однажды даже полицейский заинтересовался. Стоило им узнать тот или иной дом или чьё-то лицо, и они радовались как дети. Особенно если видели себя, свою родню или жилище. Многие прямо-таки восторгались работами Билли и пытались с ним беседовать на ломаном английском. Но со стены кафе на Билли всегда смотрела фотография Адольфа Гитлера. И каждый раз, когда Билли поднимал взгляд на снимок – хоть он и старался не смотреть в ту сторону, – ему казалось, что Гитлер его узнаёт.
День ото дня Билли уходил всё дальше и дальше, потихоньку подбираясь всё ближе и ближе к Бергхофу. Если кому он и попадался на глаза, то никаких подозрений не вызывал: просто сидит художник на стульчике и рисует в альбоме. В небе часто кружили орлы, их голоса, пронзительные, чистые, рассекали воздух. Так что Билли всегда находилось что порисовать и показать вечером в деревне.
Билли делал наброски, а сам осторожно выискивал подходящее для его плана место. Он подолгу мёрз на опушке леса примерно в миле или чуть дальше от Бергхофа. Тот угнездился высоко на склоне холма. Сам дом оказался больше, величественнее и роскошнее, чем Билли представлял себе по фотографиям. И охраны было больше, все в чёрной форме. Он видел всё, что въезжало в Бергхоф и выезжало оттуда, всех входящих и выходящих: легковые автомобили, грузовики, солдат. Но сам Гитлер не появлялся. Если он и был в резиденции, то, наверное, предпочитал сидеть дома.
Вот так Билли и рисовал орлов, а сам всё спрашивал себя: как же он поступит, когда дойдёт до дела? И сколько ему ещё тут торчать? Может, этот Гитлер вообще никогда не приедет? Он просиживал в баре вечер за вечером, черкал что-то в альбоме, а сам держал ушки на макушке: не слышно ли чего-нибудь про фюрера? По-немецки он чуточку понимал – научился от пленных в прошлую войну. Не то чтобы много, но хотя бы суть уловить мог и сказать спасибо-пожалуйста: данке, битте, битте шён. Имя Гитлера звучало часто – о нём тут явно любили посудачить.
Миновала неделя или около того. И как-то раз Билли приходит в кафе, а вокруг только и слышно: «фюрер» да «фюрер». И все тычут пальцем в фото на стене, пытаются ему что-то втолковать. Народ весь взволнованный, даже какой-то непривычный, будто случилось что-то. И Билли сразу сообразил, что, верно, Гитлер приехал. Тот, кого он так ждал, теперь здесь. Настало время исполнить план. Пробил час Билли Байрона.
4
Утром Билли, как обычно, отправился на прогулку с альбомом и стульчиком. Но в этот раз он впервые захватил кое-что ещё. В кармане его пальто лежал пистолет. Билли несколько часов простоял под деревьями. Он ждал и ждал, когда же Гитлер соизволит выйти прогуляться. Хоть бы уже поскорее, мысленно просил Билли.
Но Гитлер всё не выходил и не выходил. На небо наползли огромные облака, заволокли всю долину. Они укутали все деревья, и дом Гитлера, и горы.
Билли ждал – и так проходил день за днём. Гитлер не показывался. Но какие бы плотные облака ни закрывали небо, какой бы густой снег ни валил, какой бы холод ни стоял – Билли только твёрже делался в своём намерении. Теперь-то он ни за что не отступит, решил он. Он затеял правильное дело, тут сомнений не было. Сомнения у него имелись насчёт Гитлера: а вдруг он так и не выйдет? Вдруг ему, Билли, так и не представится подходящий случай? Орлы его выручали: он заметил, что, если сосредоточиться на рисунке, то это помогает и время скоротать, и о холоде забыть, и сомнения приглушить.
Когда Гитлер появился, он застал Билли врасплох.
Билли рисовал орла. Тот парил высоко над горными вершинами и вдруг нагнул шею и кругами пошёл вниз. Орёл снижался, растопырив когти, – значит углядел жертву. Он камнем упал на чистый снег и сгрёб лапами зайчишку – Билли только тогда и заметил бедолагу. И всё это в нескольких метрах от деревьев, где сидел Билли. Он в жизни не видел орла так близко. И, опомнившись от удивления, схватился за карандаш – не упускать же такой случай!
Тут где-то невдалеке залаяла собака. Орёл тяжело снялся с места и взмыл вверх с обмякшим зайцем в когтях. По снегу прямо к орлу, прямо к Билли неслась немецкая овчарка. Шерсть у пса на загривке дыбилась, лаял и рычал он так, что кровь стыла в жилах.
Билли поднял взгляд и увидел Гитлера. Тот был в фуражке и длинной чёрной шинели. До него ещё было довольно далеко. Фюрер шагал по дороге, его сопровождали ещё человек шесть или семь, все в чёрной форме, а у двоих винтовки. Всё случилось очень быстро и совсем не так, как думал Билли. Но Билли не растерялся. Что ему эта собака? Что ему эти винтовки? Он ждал много дней. У Билли Байрона есть долг, и сейчас Билли Байрон его исполнит.