Орел на снегу — страница 12 из 13



Он вышел из-за деревьев и встал на заснеженном склоне, пряча пистолет за спиной. Он стоял и ждал. Снег у его ног был забрызган кровью зайчишки. До Гитлера оставалась ещё примерно сотня ярдов; несколько человек из охраны уже бежали со всех ног к Билли. А Билли всё ждал. Нужно подпустить Гитлера как можно ближе, совсем близко. У него нет права на промах.

Но ведь был ещё пёс. Он всё это время тоже на месте не стоял. Он мчался к Билли, злобно гавкая и рыча. Вот пёс-то всё и испортил.

Билли и ахнуть не успел: псина прыгнула на него и повалила наземь.

Собака, расставив лапы, стояла над Билли, а тот лежал пластом на снегу. Но вот удивительно: в горло ему овчарка не вцепилась. Вместо этого она принялась лизать ему лицо. А у него же пистолет в руке. И Билли его стиснул покрепче, а сам думает, что ещё не всё потеряно, ещё можно выстрелить. Лишь бы собака от него отстала. Но вот его окружили солдаты, и Билли понял, что опоздал. В последнюю секунду он пихнул пистолет в снег и постарался затолкать поглубже. Охрана Гитлера оттащила пса и грубо вздёрнула Билли на ноги.

Через пару минут Адольф Гитлер стоял прямо перед Билли Байроном и смотрел ему в глаза. Билли сразу понял, что Гитлер его узнал. Никто из них не произнёс ни слова. Несколько секунд они стояли друг против друга: каждый видел знакомое лицо, каждый вспоминал. В снегу, под ботинком у Билли, твердел пистолет.



Двое солдат крепко держали Билли за плечи. Гитлер махнул им: мол, отпустите. А потом он просто кивнул, развернулся и зашагал прочь. Овчарка обнюхала снег у ног Билли – её, похоже, занимала только заячья кровь. А Билли не двинулся с места; он так и застыл, прижимая подошвой пистолет. Собаку кликнули, и она убежала. Билли стоял на склоне холма и смотрел в спину уходящему Гитлеру – как двадцать лет назад. И в глубине души Билли Байрон знал одно: тогда он не смог выстрелить и сейчас не смог бы.

Дяденька чуть-чуть помолчал и прокашлялся.

– Ну вот, пожалуй, и всё, – объявил он. – Билли вернулся домой к Кристине. И только ей он открыл, где был и что пытался сделать, а больше никому. «Очень правильная это была затея, – сказала ему Кристина. – И хорошо, что ничего у тебя не вышло. Вот если бы вышло, получилось бы неправильно».

– А откуда вы всё знаете, если он больше никому не рассказывал? – спросил я.

– А-а, в том-то весь и фокус, – загадочно ответил дяденька. – До чего смышлёный у вас мальчуган, миссус. Совсем как Билли. Ты же парень с Малберри-роуд, как мы с Билли. Потому-то я тебе всё и рассказал, сынок. Больше этой истории никто не знает: мы трое, да Билли с Кристиной, само собой. Но у Билли от тебя секретов нет. Полагаю, он только рад был бы с тобой поделиться. Ведь так мы и живём – в наших историях, верно?

– И всё из-за какой-то паршивой псины, вы только подумайте, – вздохнула мама. – Не бросилась бы собака на вашего Билли, Гитлер был бы уже мёртв и никакой войны не случилось бы. В жизни собак не любила, особенно овчарок. Волки они самые настоящие, а никакие не собаки.

– Давайте-ка вздремнём ненадолго, – из темноты предложил дяденька. – А то спичка-то осталась всего одна. Лучше прибережём её, да? Хотя мы, конечно, и без неё обойдёмся. Скоро уже мы отсюда выберемся.

– Хорошая история, мистер, – сказал я, но ответа не услышал.

И мы все заснули. Даже не знаю, сколько мы проспали.

Проснулись мы оттого, что поезд вздрогнул и через мгновение тронулся. Мы потихоньку выползали из туннеля; машинист на всякий случай не спешил. Я выглянул из окна: не летают ли там истребители? Но никаких истребителей не было и в помине. Облаков тоже не было – только ясное синее небо.

И тут мама вдруг говорит:

– Куда же он подевался?

Наш попутчик исчез. Сиденье напротив пустовало. Мы с мамой переглянулись.

– Наверное, по надобности отлучился, – предположила мама.

Но наш дяденька не показывался. Через минуту-другую дверь купе открылась. На пороге стоял проводник.

– Прибываем в Лондон с небольшим опозданием, – сообщил он. – У вас всё хорошо?

– С нами тут ехал мужчина, – вместо ответа сказала мама. – Вы его, часом, не видели?

– Какой мужчина? – не понял проводник. – В прошлый раз я заходил, вы тут вдвоём сидели. Без всяких мужчин.

Я вспомнил о шляпе: незнакомец ведь положил шляпу на полку возле нашего чемодана. Но шляпы не было.

– Да нет же, он тут сидел, – настаивала мама. – Правда же, Барни?

– Ну да, – кивнул я. – Точно сидел.

Проводник удивлённо поднял брови, будто решил, что мы слегка не в себе:

– Как скажете, мадам, как скажете. С вашего позволения я пойду, мне ещё работать.

С этими словами он задвинул дверь и удалился.

Мы с мамой опять переглянулись.

– Он рассказал нам всю эту историю, – начал я. – Про Гитлера и про то, как Билли мог его убить на прошлой войне и не убил, а потом поехал в Германию с пистолетом и хотел подстрелить его в горах. И там ещё орёл был, и собака, и всё такое. Он же нам всё это рассказывал, да ведь? Нам же это не приснилось, да, мам?

Мама наклонилась и подняла что-то с пола. Это оказался спичечный коробок «Сван вестас». Мама его открыла. Внутри лежали четыре обгоревшие спички и одна целая. И ещё кое-что. Там был маленький чёрный камешек и пустая гильза от патрона. Мама зажгла спичку.

– Спички-то настоящие, – прошептала она. – И всё остальное настоящее. Ничего нам не приснилось, Барни. Ничего не приснилось.



Спички кончились.
Конец четвёртой части

Эпилог

Всю дорогу до Корнуолла мы с мамой ни о чём другом говорить не могли. Мы как будто видели один и тот же сон: всё-всё совпадало. Но мы-то знали, что это был вовсе не сон, у нас ведь имелось доказательство: спичечный коробок.

В Меваджисси мы прибыли уже ближе к ночи. И тут же поведали тёте Мэвис о незнакомце в поезде. И всю историю ей выложили. Нам прямо-таки не терпелось с кем-нибудь поделиться. Мы показали ей спичечный коробок, и счастливый чёрный камешек из Бридлингтона, и стреляную гильзу.

Тётя Мэвис не великая охотница до историй, но тут она слушала внимательно до самого конца. И глаза у неё делались всё больше и больше.

Когда мы закончили, тётя ничего не сказала. Просто поднялась с места, подошла к буфету, вернулась к нам с газетой в руке. И расправила газету на столе перед нами.

– Утренняя газета, – пояснила она. – Вот глядите.



Заголовок гласил: «Герой Первой мировой войны погиб во время бомбёжки Ковентри». С фотографии под заголовком на нас смотрело знакомое лицо. Лицо нашего дяденьки из поезда.

Мама начала шёпотом читать вслух:

– Уильям (Билли) Байрон, герой Первой мировой войны, кавалер Креста Виктории, рядовой – обладатель наибольшего количества наград, среди которых Воинская медаль и медаль «За доблестное поведение», оказался в числе жертв последнего налёта люфтваффе[24] на Ковентри. Его супруга Кристина, учительница государственной школы, также погибла. Мистер Байрон, служивший в войсках гражданской обороны, провёл всю ночь на боевом посту, спасая людей из-под обломков их жилищ. Вернувшись домой, он обнаружил, что его собственный дом лежит в руинах. Попытка отыскать под развалинами жену стоила ему жизни: на него обрушилась каменная стена. Мистер Байрон трудился на автомобильном заводе «Стандард» в Ковентри. Ему было сорок пять лет.

Послесловие

Генри Тенди не случайно помнят как выдающегося героя Первой мировой войны. Но рассказ о подвигах, которые он совершил, был бы неполным без рассказа о том, чего он не совершил. В истории случаются поворотные моменты, когда участь всего человечества зависит от сделанного кем-то выбора. И Генри Тенди довелось побывать в роли такого вот вершителя судеб. Одно из величайших «а если бы…» во всемирной истории – часть его биографии.

Генри родился в 1891 году в семье каменщика и прачки. Его отец, Джеймс, поссорился со своим преуспевающим отцом, и у семьи Тенди начались трудные времена. Джеймс славился своим тяжёлым нравом, который, вероятно, был следствием пристрастия к выпивке. Известно, что Генри провёл некоторое время в сиротском приюте, хотя, как и почему он туда попал, мы не знаем.

Когда Генри повзрослел, весу в нём набралось всего-то 54 килограмма, а росту – чуть больше метра шестидесяти. Всю свою взрослую жизнь он носил прозвище Головастик. В 1910 году он завербовался в армию. Может, он стремился вырваться из семьи, может, наскучила работа истопника в отеле курортного городка Лемингтон, а может, захотелось приключений. Точно сказать трудно, потому что дневника Генри не вёл, а письма домой, если он и писал их, не сохранились. Все сведения о Генри, которыми мы располагаем, почерпнуты из интервью, официальных бумаг и документов, прилагавшихся к медалям.

Сначала Генри Тенди служил рядовым в полку Грин Говардс и сражался в битве при Ипре в октябре 1914 года. Когда 20 октября англичане остановили наступление немцев, из тысячи человек семьсот оказались убиты или тяжело ранены. Генри сумел вытащить нескольких раненых из зданий под артиллерийским обстрелом. Сам он об этом рассказывал очень просто: «Нам повезло. Удалось вынести всех раненых без потерь».

К концу лета 1918 года Генри был дважды ранен и несколько раз удостоился упоминания в приказе[25]. А потом за какие-то полтора месяца в невиданном героическом порыве он заслужил три высочайшие награды за отвагу; каждую – за отдельный подвиг.

Первой такой наградой стала медаль «За доблестное поведение». Генри Тенди возглавлял резервный отряд бомбометателей. Когда впереди идущих солдат скосило пулемётным огнём, он с двумя добровольцами пересёк ничейную полосу, зашёл в тыл врага, стремительно атаковал пулемётную точку и взял двадцать пленных. Следующей была Воинская медаль, полученная Генри за «беспримерный героизм и преданность долгу». Генри вынес из-под непрерывного огня тяжелораненого товарища и спас жизни ещё троих. На следующий день он вызвался добровольцем на штурм окопа. Немецкий офицер стрелял в него в упор и промахнулся. Генри же, невзирая на смертельную опасность, заставил врага отступить.