– И как же ты это сделаешь, государь? – спросил Тинкоммий. – Каким образом?
– Сегодня ночью, по завершении пира, будет устроено маленькое представление. Мне пришла в голову интересная мысль. Заверяю вас, что после ее осуществления любому, даже очень храброму человеку понадобится вся его смелость, чтобы не прийти в ужас от одной лишь тени сомнения в правоте моих действий.
Глава 14
– О чем задумался?
– Сам не знаю, – пробормотал Катон, подняв глаза от испещренного исправлениями черновика донесения.
Сей документ, назначенный для легата с отсылкой копии генералу Плавту, надиктовывал сам Макрон, и, судя по количеству вычеркнутых фраз и других пометок, писцу пришлось нелегко. Катону оставалось лишь пожалеть, что товарищ его не сдержался и устроил-таки основательную попойку еще до того, как принялся составлять доклад. Только теперь, когда солнце уже заходило, а они оба сидели за освещенным тусклым светом масляных ламп деревянным столом в опустевшей штабной канцелярии, туман в голове юноши стал слегка рассеиваться. Во всяком случае, настолько, чтобы позволить проверить написанное. Засаду Макрон описал весьма лаконично, но факты были красноречивее слов, и Катон решил, что и Плавт, и Веспасиан, прочтя такую депешу, наверняка останутся ею довольны. Его беспокоила лишь последняя ее часть.
– Тут я кое в чем не уверен.
– Где это?
– Вот здесь, в конце, где ты сообщаешь о ситуации в Каллеве.
– А что там не так?
– Ну, – помолчал Катон, обдумывая, что сказать, – я полагаю, что ситуация малость сложнее, чем ты ее обрисовываешь начальству.
– Сложнее? – нахмурился Макрон. – И что в ней сложного, позволь узнать? Мы тепло встречены горожанами, а Верика купается в лучах славы, завоеванной его бойцами под нашим непосредственным руководством. Конечно, все могло бы пройти и получше. Но наши союзники нами довольны, мы задали врагу хорошую трепку, и из римлян не пострадал ни один человек.
– Судя по тому, что я сегодня видел, нам не стоит так уж рассчитывать на симпатии всех атребатов, – покачал головой Катон.
– Несколько кислых физиономий и та плаксивая старая ведьма, о которой ты мне рассказал? Вряд ли это все пахнет бунтом.
– Вряд ли, – неохотно признал Катон. – Но стоит ли нам приукрашивать обстановку? У Плавта может сложиться о ней неверное представление.
– Вот именно, стоит ли отвлекать внимание командующего на всякую ерунду вроде россказней о разрозненных горстках вечно всем недовольного сброда, в то время как он сосредоточен на стратегических планах, пытаясь переиграть Каратака? И вообще, Катон, ты пойми, что все армейские донесения традиционно грешат избыточным оптимизмом.
– По мне, так лучше бы они грешили избыточным реализмом, – буркнул Катон.
– Дело, конечно, твое, – пожал плечами Макрон. – Но обыкновение сообщать начальству не самые приятные вещи отнюдь не способствует служебному продвижению. Так что, если ты полагаешь, будто в мире следует что-то переменить, смени тунику. А заодно приоденусь и я. Давай по-быстрому наведем лоск и отправимся на пирушку.
Двор царской усадьбы был ярко освещен факелами, пылавшими всюду. На пиршество пригласили всю столичную знать, всех мало-мальски значимых горожан, а также наиболее уважаемых иноземных торговцев. Обводя взглядом толпу, валом валившую ко входу в царский чертог, Катон чувствовал себя просто нищим. Они с Макроном облачились в самые лучшие свои туники, чистые и опрятные, но уже выцветшие и потому казавшиеся совсем блеклыми на фоне ярких кельтских нарядов или тонких переливчатых тканей, пышными волнами ниспадающих с купцов и их жен. Единственными предметами роскоши в воинском гардеробе Макрона были скромный браслет, который он носил на запястье, и золотое тяжелое ожерелье, облегавшее шею. Эту вещицу явно сработали великолепные мастера, да и как могло быть иначе, если некогда ею владел сам Тогодумн, брат Каратака и прославленный вождь. Он тоже вел непримиримую войну с римлянами, вовлекая в борьбу британские племена, но был убит в поединке Макроном. Столь замечательный, честно доставшийся центуриону трофей вкупе с наградами на ремнях привлекал к нему многие восхищенные взгляды. Катону же, имевшему куда менее скромный набор наградных знаков, оставалось утешать себя тем, что внутренние достоинства человека куда важнее того, что он может на себя нацепить.
– Ночка нас ждет еще та, – пробормотал Макрон. – Похоже, сюда собралась половина населения Каллевы.
– Причем состоятельная его половина.
– Ага, и мы, воинская голь-шмоль, – подмигнул другу Макрон. – Не переживай, парень, я еще не встречал центуриона, которому выигранная кампания не принесла бы прибытка. В конце концов, для того Рим и воюет, чтобы легионеры могли порадоваться добыче.
– Ага, потому что иначе они начинают задумываться о политике.
– Тебе лучше знать. Но лично мне на политику наплевать. Эта хрень для аристократов, а не простых пехотинцев, как я. Все, что мне нужно, – это скопить за службу побольше добра, чтобы, выйдя в отставку, поселиться в какой-нибудь славной усадебке, лучше в Кампанье, и беспробудно там пьянствовать до конца своей жизни.
– Тогда желаю тебе достичь своей цели.
– Благодарю. И очень надеюсь, что сегодня смогу маленько попрактиковаться.
У входа в чертог друзей встретил Тинкоммий, одетый уже не как римский солдат, а как знатный атребат и облаченный в узорчатую яркую тунику. Он приветственно улыбнулся и жестом пригласил римлян войти.
– Выпьешь с нами? – спросил Макрон.
– Может, чуть позже, командир. Сейчас я на дежурстве.
– Что? Тебе не дают возможности отпраздновать нашу победу?
– Все в порядке, – рассмеялся Тинкоммий. – Я здесь пробуду недолго. Когда все соберутся, меня тут же сменят. А теперь, прошу прощения, но, боюсь, мне придется вас обыскать. На царский пир запрещено являться с оружием.
– Обыскать нас?
– Как и всех, командир. Еще раз прошу прощения, но Кадминий на этот счет очень строг.
– Кадминий? – поднял бровь Катон. – А кто он такой? Мне это имечко не знакомо.
– Это новый начальник царской охраны. Верика назначил его, пока мы были в походе.
– А что случилось с прежним начальником?
– Умер. Несчастный случай. Напился, свалился с лошади и сломал шею.
– Трагично, – пробормотал Катон.
– Да, пожалуй, что так. А теперь, командиры, если позволите…
Тинкоммий быстро обыскал обоих центурионов и почтительно отступил в сторону, пропуская их в большой зал. Легкая прохлада, царившая на дворе, тут же сменилась влажным теплом обогреваемого и заполненного людьми помещения. Колеблющийся оранжевый свет расставленных по углам жаровен отбрасывал на стены причудливые тени, отчего создавалось впечатление, будто все гости хаотически движутся в каком-то медленном фантастическом танце. Центр зала с трех сторон обегали длинные деревянные столы со скамьями. Верика обособленно восседал перед ними на массивном деревянном троне, покрытом искусной резьбой. Рядом с царем тоже тлела жаровенка, а по обе стороны от него стояли вооруженные телохранители, настороженно озирающие толпу.
– Наш старина Верика, похоже, мало кому доверяет.
Макрону пришлось повысить голос, чтобы перекрыть людской гомон и смех.
– Не могу винить его за это, – отозвался Катон. – Он стар, многое повидал и, думаю, хочет спокойно умереть в своей постели.
Макрон его уже не слушал, вертя во все стороны головой.
– Вот дерьмо!
– Что такое?
– Опять у них ничего нет, кроме дрянного пива. Хреновы обормоты!
Катон вдруг почувствовал, что кто-то стоит за ним сзади, и быстро обернулся. Огромный воин со струящимися по плечам волосами и широким лицом с любопытством рассматривал римских центурионов. В его прищуренных глазах отражались пляшущие огни.
– Чего тебе, парень?
– Вы римляне? – прогудел гигант по-латыни, с сильным акцентом, но вполне внятно. – Римляне, которые вели войско царя?
– Это мы, – просиял Макрон. – Центурионы Люций Корнелий Макрон и Квинт Лициний Катон к твоим услугам.
Бритт нахмурился:
– Люцелий…
– Брось это, приятель. Давай по-простому. Я Макрон, он Катон.
– Са! Это правильные имена. Идемте.
Не дожидаясь ответа на свое краткое приглашение, бритт повернулся и размашистым шагом направился к трону, где с кубком в одной руке и жареной ногой ягненка в другой посиживал, обозревая собравшихся, царь. Завидев центурионов, он с улыбкой выпрямился, а недоеденную баранину швырнул прямо на пол, и на нее тут же накинулись дерущиеся собаки.
– Вот и вы! – громко возгласил Верика. – Мои самые долгожданные и почетные гости!
– Царь, ты оказываешь нам слишком высокую честь, – произнес, склонив голову, Катон.
– Чепуха. Я боялся, что вы, отдохнув, погрузитесь в свою писанину и не сможете прийти на праздник. По опыту знаю, что у вас, римлян, победа еще не одержана, пока она не описана в подробном докладе, – улыбнулся Верика. – Но Кадминий нашел вас. Вы здесь. Вот два места для вас, за ближайшим столом, куда сейчас ставят еду. Если ее вообще кто-нибудь готовит.
Он повернулся к Кадминию и сказал ему что-то резкое. Отповедь явно задела начальника стражи, он резво, едва не вприпрыжку, поспешил к маленькому дверному проему в дальней стене помещения, сквозь который Макрон углядел полуобнаженные, поблескивающие от пота фигуры, медленно вращавшие над огнем вертела с насаженными на них молочными поросятами. После скудного походного рациона от одной мысли о жареной сочной свинине у него потекли слюнки.
– Скажи мне, центурион Макрон, какие у тебя теперь планы в отношении моих когорт? – спросил Верика.
– Планы? – призадумался Макрон. – Наверное, продолжать обучение. Они… э-э… еще малость сыроваты, их не мешает пообтесать.
– Сыроваты? – Верика выглядел огорченным.
– Только малость, и хорошая муштра это быстро исправит, – поспешно добавил Макрон. – Верно, Катон?
– Так точно, командир. Хорошей муштры много не бывает.