Она оперлась спиной о дерево, засунув руки в карманы:
— Откуда ты знаешь, как меня зовут?
— Джордж Уайльд сказал мне в трактире.
— Понятно. А Артур был там?
— О да. У меня сложилось впечатление, что он смотрит на тебя как на собственность.
— Тогда пусть идет к черту! — воскликнула она, приходя вдруг в ярость. — Я не принадлежу никому.
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
— У тебя нос вздернутый, кто-нибудь говорил тебе об этом? И когда ты злишься, уголки губ опускаются.
Он зашел слишком далеко, дотронулся до тайного больного места. Она вспыхнула и горько сказала:
— А, я уродина, мистер Девлин. Я слишком часто просиживала ночи напролет на танцах в Холте, когда никто меня не приглашал, чтобы не знать своего места. Я знаю, вы бы меня не выбросили в дождливую субботнюю ночь. Ведь лучше хоть что-нибудь, чем ничего.
Она хотела встать, но Девлин потянул ее за ногу, крепко удерживая рукой и не давая подняться:
— Ты знаешь мое имя? Откуда?
— Не воображайте. Все о вас знают. Все, что надо знать.
— Я тебе скажу что-то новое, — сказал он, опершись на локоть и наклонившись к ней. — Ты ничего обо мне не знаешь, потому что тебе неизвестно, что я предпочитаю прекрасные осенние дни под соснами дождливым субботним ночам. Но, однако, песок имеет отвратительное свойство набиваться туда, куда ему не следует. — Молли замерла. Девлин быстро поцеловал ее в губы и отодвинулся: — Теперь катись отсюда, прежде чем я дам волю своей дикой страсти.
Она схватила берет, вскочила на ноги и ухватилась за уздечку лошади. Когда обернулась и взглянула на него, лицо ее было серьезным, но только она взобралась на седло и повернула лошадь, чтобы еще раз взглянуть на него, как улыбнулась:
— Мне говорили, что все ирландцы сумасшедшие. Теперь я верю. Я буду на мессе в воскресенье вечером. А ты?
— Разве похоже, что я приду?
Лошадь переступала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но Молли держала ее крепко.
— Да, — сказала она серьезно. — Думаю, что так, — и пустила лошадь вскачь.
— Ну и идиот ты, Лайам, — тихо ругнул себя Девлин, выводя мотоцикл вдоль дюны между деревьями на тропинку. — Неужели ты никогда не угомонишься?
Он спокойно проехал по главной дамбе и, добравшись до сарая, поставил в него мотоцикл. Ключ от дома он нашел под камнем у двери, где и оставлял его. Войдя, поставил двустволку коридоре, прошел на кухню, расстегивая плащ, и застыл на месте. На столе он увидел кувшин молока и дюжину коричневых яиц в белой миске.
— Матушка богородица, — тихо произнес он. — Посмотри-ка на это.
Девлин нежно потрогал миску пальцем. Лицо его было бледным.
Глава 8
В Бирмингеме по городу носился холодный ветер, швыряя пригоршни дождя в окна квартиры Бена Гарвальда, расположенной над гаражом в Солтли. В шелковом халате, с шарфом на шее, с аккуратно расчесанными темными вьющимися волосами, он являл собой представительную фигуру, а сломанный нос придавал ему какое-то грубое величие. При ближайшем рассмотрении наружность его оказывалась не столь приятной: на мясистом лице с заносчивым выражением ясно проступали следы разгульного образа жизни.
Но в это утро его лицо выражало еще и досаду на весь мир. Накануне, в одиннадцать тридцать вечера, одно из его коммерческих предприятий — маленький нелегальный игорный клуб — в доме на безусловно респектабельной улице в Астоне было захвачено бирмингемской полицией. Это не грозило арестом лично Гарвальду. Для чего же тогда платил он подставному лицу, которое знало, что о нем позаботятся. Гораздо более серьезной потерей были три с половиной тысячи фунтов на игральных столах, конфискованные полицией.
Кухонная дверь широко распахнулась, и вошла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати. На ней был розовый кружевной халатик, ее крашенные перекисью волосы всклокочены, лицо покрыто пятнами, а глаза распухли от слез.
— Вам еще что-нибудь дать, мистер Гарвальд? — тихо спросила она.
— Дать? — воскликнул он. — Это здорово. Это дьявольски здорово, если принять во внимание, что ты мне вообще ни черта не давала еще.
Он говорил с ней, не оборачиваясь, и с интересом следил за человеком на мотоцикле, который въехал во двор и поставил мотоцикл около одного из грузовиков.
Девушка, которая не смогла удовлетворить некоторые весьма эксцентричные требования Гарвальда накануне ночью, сказала плачущим голосом:
— Простите, мистер Гарвальд.
Человек прошел через двор и исчез. Гарвальд повернулся к девушке:
— Ладно, одевайся и сматывайся.
Она испугалась, затряслась от страха и, как загипнотизированная, смотрела на него. Сладкое чувство власти, почти сексуальное по силе, охватило его. Он схватил ее за волосы и жестоко дернул.
— И научись делать, что тебе велят. Понятно?
Девушка убежала, в открытую входную дверь вошел младший брат Бена Рубен Гарвальд. Он был низкого роста, болезненный на вид, но черные глаза на бледном лице непрерывно двигались, ничего не упуская. Сейчас глаза его с неодобрением смотрели вслед девушке.
— Зря ты это, Бен. Этакая грязная телка. Ты можешь схватить что-нибудь.
— Для этого изобрели пенициллин, — сказал Гарвальд. — Ладно, что тебе надо?
— Там к тебе тип какой-то. Только что приехал на мотоцикле.
— Я видел. Что ему нужно?
— Не говорит. Хитрый ирландишка, воображает уж очень. — Рубен вытащил половинку пятифунтового билета. — Велел мне отдать это тебе. Сказал, что у тебя может оказаться вторая половинка, если с ним увидишься.
Гарвальд неожиданно рассмеялся и выхватил порванную пятерку из рук брата:
— Это мне нравится. Да, я обязательно этим займусь. — Он подошел к окну и начал рассматривать половинку купюры. — Похоже, настоящая. — Потом обернулся, улыбаясь: — Интересно, у него еще есть, Рубен? Посмотрим.
Рубен вышел, а Гарвальд в хорошем настроении подошел к буфету и налил себе стакан виски. Возможно, это утро в конце концов принесет не только убыток. И вообще может оказаться очень интересным. Он уселся в кресло у окна.
Дверь открылась, и Рубен ввел в комнату Девлина. Тот промок насквозь, с плаща текло, а кепку он снял и отжал над китайской фарфоровой вазой, полной луковиц.
— Посмотрели?
— Ладно, — сказал Гарвальд. — Я знаю, что вы, чертовы мики,[6] все психи. Не тяни. Как зовут?
— Мерфи, мистер Гарвальд, — сказал Девлин, — как на духу.
— Я верю этому тоже, — сказал Гарвальд. — Ради бога, сними ты свой плащ. Испортишь этот чертов ковер. Настоящий Аксминстер. В наши дни, чтобы его достать, отдают состояние.
Девлин снял плащ и отдал его Рубену. Тот вспыхнул от злости, но тем не менее взял плащ и сложил на стуле у окна.
— Ладно, миленок, — сказал Гарвальд. — Время у меня ограничено, так что к делу.
Девлин вытер руки о пиджак и вытащил пачку сигарет.
— Мне сказали, что вы занимаетесь транспортом, — сказал он, — помимо прочего.
— Кто сказал?
— Да ходят такие разговоры.
— Итак?
— Мне нужен грузовик. Трехтонка армейского образца.
— И это все? — Гарвальд еще улыбался, но глаза насторожились.
— Нет, еще мне нужны «джип», компрессор, распылитель и два галлона краски цвета хаки.
Гарвальд громко рассмеялся:
— Ты что собираешься делать? Открывать собственный второй фронт или еще что?
Девлин вынул из нагрудного кармана большой конверт и протянул его:
— Здесь пятьсот фунтов, чтобы вы были уверены, что я не трачу зря ваше время.
Гарвальд кивнул брату, который взял конверт, открыл его и пересчитал деньги:
— Он говорит правду Бен. И притом новенькими пятерками.
Рубен отдал деньги Гарвальду. Тот взвесил конверт на руке, бросил его на кофейный столик перед собой и откинулся в кресле.
— Ладно, поговорим. На кого ты работаешь?
— На себя, — ответил Девлин.
Гарвальд, ни на мгновение ему не поверив и не скрывая этого, не стал спорить:
— У тебя, должно быть, заваривается хорошее дельце. Может, нужна помощь?
— Я сказал вам, что мне надо, мистер Гарвальд, — сказал Девлин, — одна трехтонка, «джип», компрессор и два галлона краски цвета хаки. Если вы считаете, что помочь не можете, я могу достать в другом месте.
Рубен сердито произнес:
— Кем ты себя воображаешь, черт возьми? Войти сюда — это одно, а выйти бывает не так легко.
Лицо Девлина побледнело, и когда он обернулся к Рубену, голубые глаза, холодные и отрешенные, казалось, были устремлены далеко.
— Так?
Он протянул руку за стопкой пятерок, не отпуская левой рукой в кармане курок «вальтера». Гарвальд с силой хлопнул по деньгам.
— Это тебе обойдется, — тихо сказал он, — в хорошую круглую сумму. Скажем, две тысячи фунтов.
Он посмотрел в глаза Девлину с вызовом. Наступило молчание. Девлин улыбнулся:
— Бьюсь об заклад, у вас была крепкая левая рука в молодости.
— И до сих пор, парень, — Гарвальд сжал кулак. — Лучше, чем у кого бы то ни было.
— Хорошо, — сказал Девлин, — подкиньте пятьдесят галлонов бензина в армейских канистрах, и мы договорились.
Гарвальд протянул руку:
— Идет. Выпьем за это. Ты что пьешь?
— Ирландское виски, если у вас есть.
— У меня все есть, парень. Все, что угодно. — Он щелкнул пальцами. — Рубен, как насчет виски нашему другу? — Рубен стоял в нерешительности, лицо у него было напряженное и злое, и Гарвальд сказал тихим опасным голосом: — Виски, Рубен.
Брат подошел к буфету, открыл его, и стали видны десятки бутылок внизу.
— Вы для себя ничего не жалеете, — заметил Девлин.
— А как же иначе? — Гарвальд взял сигару из ящика на кофейном столике. — Ты заберешь все в Бирмингеме или где-нибудь еще?
— Где-нибудь около Питерборо, на шоссе А будет как раз, — сказал Девлин.
Рубен подал ему бокал:
— Ты чертовски привередлив, а?
Гарвальд вмешался:
— Нет, все правильно. Знаешь Норман-Кросс? Он на А, милях в пяти от Питерборо. Там в нескольких милях от дороги есть гараж, его называют гаражом Фогарти. Сейчас он закрыт.