— Найду, — сказал Девлин.
— Когда хочешь получить товар?
— В четверг, двадцать восьмого и в пятницу, двадцать девятого. В первую ночь я возьму грузовик, компрессор и канистры, а во вторую — «джип».
Гарвальд нахмурился:
— Ты хочешь сказать, что сам все это получишь?
— Точно.
— Ну что ж — в какое время?
— Когда стемнеет. Скажем, от девяти до девяти тридцати.
— А деньги?
— Вы оставьте эти пятьсот как задаток. Семьсот пятьдесят отдам, когда буду брать грузовик, ту же сумму — за джип и, конечно, за путевые листы на обе машины.
— Ладно, — сказал Гарвальд. — Но надо указать цель поездки и место назначения.
— Это я сам сделаю, когда все получу.
Гарвальд медленно кивнул, размышляя:
— Я согласен. Ладно, заказ принят. Может, еще выпьем?
— Нет, спасибо, — сказал Девлин, — мне еще надо кое-куда заехать.
Он надел мокрый плащ и быстро застегнул его. Гарвальд встал, подошел к буфету и взял открытую бутылку виски:
— Выпей за мой счет, просто чтобы не осталось дурных чувств.
— Вот уж о чем не думал, — улыбнулся Девлин. — Но все равно, благодарю. Кое-что в ответ. — Он вытащил из нагрудного кармана вторую половину пятерки: — По-моему, ваша.
Гарвальд взял ее и ухмыльнулся:
— Знаешь, Мерфи, ты дьявольски нагл.
— Мне говорили.
— Ладно, увидимся в Норман-Кроссе двадцать восьмого. Проводи его, Рубен, и веди себя как следует.
Рубен угрюмо двинулся к двери и вышел. Девлин пошел было за ним, но обернулся к Гарвальду:
— Еще одно дело, мистер Гарвальд.
— Ну что?
— Я слово держу.
— Приятно это слышать.
— Смотрите, вы тоже держите.
Теперь Девлин не улыбался, и, когда смотрел Гарвальду в глаза, лицо было непроницаемым. Он повернулся и вышел.
Гарвальд встал, подошел к буфету, налил себе еще виски. Подошел к окну и посмотрел во двор. Девлин развернул мотоцикл и завел мотор. В комнату вошел Рубен. Он был в ярости:
— Что в тебя вселилось, Бен? Ты позволяешь коротышке мику, у которого еще болотная грязь на сапогах не обсохла, делать с тобой все, что ему угодно. Хотя с него ты взял больше, чем с кого-либо в жизни.
Гарвальд проследил, как Девлин выехал на дорогу и исчез под проливным дождем.
— Он что-то затеял, Рубен, мой мальчик, — тихо сказал он, — что-то славное и жирненькое.
— Но зачем ему армейские машины?
— Масса возможностей. Может быть что угодно. Вспомни дело в Шропшире на той неделе. Какой-то тип в солдатской форме въезжает на армейском грузовике на большой армейский склад и выезжает оттуда с шотландским виски на тридцать тысяч. Представляешь, сколько это потянет на черном рынке?
— И ты думаешь, он затеял что-то в этом роде?
— Обязательно, — сказал Гарвальд, — и что бы это ни было, я вхожу в долю, хочет он или нет. — Он в изумлении покачал головой: — Знаешь, Рубен, он угрожал мне. Мне! Этого уж мы не потерпим, верно?
Был еще день, но начало́ темнеть от непогоды, когда Кениг повел торпедный катер к пологому берегу. Все небо покрывалось розовыми тучами, черными раздувшимися, с розовыми краями.
Мюллер, склонившись над картой, сказал:
— Скоро сильный шторм, господин лейтенант.
Кениг выглянул в окно:
— Минут пятнадцать пройдет, пока он разыграется. Мы к тому времени уже подойдем.
Грозно загремел гром, небо совсем потемнело, и команда сбившаяся на палубе в ожидании, когда покажется причал странно примолкла.
Кениг сказал:
— Я их не виню. Какое мерзкое место после Сен-Хельера!
За песчаными дюнами простиралась плоская и голая местность, как бы выметенная постоянно дующим ветром. В отдалении виднелся фермерский дом и ангары около взлетной полосы, казавшиеся черными на фоне бледного горизонта. Ветер легко гнал воду. Кениг снизил скорость, когда катер подошел к входу в бухту.
— Ты введи его, Эрих.
Мюллер стал за штурвал. Кениг натянул старую пилотскую куртку, вышел на палубу и стоял там, куря сигарету. Он пребывал в странном состоянии депрессии. Переход был трудным, но в каком-то смысле проблемы только начинались. Например, с людьми, с которыми ему предстояло работать. Это был жизненно важный вопрос. В прошлом у него был определенный отрицательный опыт в подобных ситуациях.
Казалось, что небо раскололось, и дождь полил потоком. Когда катер подошел к бетонному пирсу, на берегу между дюнами появился полевой автомобиль. Мюллер выключил мотор и, высунувшись из рубки, громко отдавал приказания. Команда суетилась, на берег бросили конец. В это время автомобиль подошел к пирсу и остановился. Из него вышли Штайнер и Риттер Нойманн.
— Привет, Кениг, добрался все-таки? — весело крикнул Штайнер. — Добро пожаловать в Ландсвоорт.
Кениг стоял на середине лестницы и, услышав голос Штайнера, так удивился, что оступился и чуть было не упал в воду:
— Вы, господин полковник, но… — Он быстро все понял и захохотал. — А я тут чертовски беспокоюсь, с кем мне придется работать.
Он взобрался по лестнице и схватил руку Штайнера.
Было полпятого, когда Девлин проезжал по деревне мимо трактира. Еще на мосту он услышал, что играет орган, и различил неясный свет в окнах церкви. Джоанна Грей говорила ему, что вечернюю мессу служат днем, чтобы не заботиться о затемнении. Он помнил о замечании Молли Прайор. Улыбаясь, остановился у церкви. Он знал, что Молли там, вот и пони терпеливо стоял в оглоблях двуколки, уткнувшись в мешок с овсом. Тут же стояли две машины, грузовик и несколько велосипедов.
Когда Девлин открыл дверь в церковь, по проходу шел отец Верекер с тремя мальчиками в алых сутанах и белых стихарях. Один из них нес ведро святой воды, и отец Верекер на ходу окроплял головы прихожан, отмывая грехи. Он запел гимн. Девлин проскользнул направо и сел на скамейку.
В церкви было не более восемнадцати человек. Сэр Генри, рядом, по-видимому, его жена и молодая темноволосая девушка лет двадцати в форме Женских вспомогательных авиачастей — по всей вероятности, Памела Верекер. Джордж Уайльд с женой. С ними сидел Лейкер Армсби, чисто отмытый, в твердом белом воротничке и древнем черном костюме.
Молли Прайор сидела через проход с матерью, приятной женщиной средних лет с добрым лицом. На Молли была соломенная шляпа, украшенная искусственными цветами, с полями, опущенными на глаза, и цветастое ситцевое платье, застегнутое на пуговицы и плотно обтягивающее грудь, с довольно короткой юбкой. Пальто ее было аккуратно сложено и перекинуто через скамейку.
«Бьюсь об заклад, она носит это платье уже года три», — подумал Девлин. Молли внезапно повернулась и увидела его. Она не улыбнулась, просто смотрела на него с секунду и отвернулась.
Верекер в выгоревшей розовой ризе поднялся в алтарь, сложил руки и начал мессу:
— Признаюсь перед Всевышним Господом и перед вами, братья и сестры мои, что я грешил по собственной вине.
Он ударил себя в грудь и запел гимн, и Девлин, чувствуя, что Молли Прайор скосила глаза под полями шляпы, чтобы наблюдать за ним, просто из озорства тоже запел, прося Святую Марию, Вечную Девственницу, всех ангелов, святых и остальных прихожан молиться за него Господу Богу нашему.
Когда Молли опускалась на колени на подушечку, движения ее были медленными и юбку она подняла дюймов на шесть выше, чем следует. Ему пришлось подавить смех, видя эту притворную скромность. Но скоро он отрезвел, заметив сумасшедшие глаза Артура Сеймура, сверкающие в темноте с дальнего ряда.
Когда служба окончилась, Девлин вышел первым. Он сидел на мотоцикле и готов был ехать, когда услышал ее голос:
— Мистер Девлин, минуточку.
Он повернулся. Она спешила к нему, держа над головой зонтик, ее мать шла следом в нескольких ярдах от нее.
— Не спешите уезжать, — попросила Молли. — Вы что, стесняетесь или как?
— Чертовски рад, что пришел, — ответил Девлин.
Покраснела она или нет, понять было нельзя, потому что уже темнело.
— Это моя мама, — сказала Молли, — а это мистер Девлин.
— Я о вас все знаю, — сказала миссис Прайор. — Если что нужно, вы только скажите. Мужчине одному трудно.
— Мы подумали, что, может, вы захотите выпить с нами чаю, — сказала ему Молли.
В этот момент он увидел Артура Сеймура, стоящего около покойницкой и бросающего на них грозные взгляды. Девлин сказал:
— Очень любезно с вашей стороны, но, по правде говоря я немного не в форме.
Миссис Прайор дотронулась до него:
— Господи спаси, да вы же промокли насквозь. Немедленно домой и в горячую ванну. Так и умереть недолго.
— Она права, — яростно произнесла Молли, — поезжайте немедленно и смотрите сделайте, как она велит.
Девлин нажал на стартер.
— Спаси меня, боже, от этой чудовищной команды баб, — сказал он про себя, уезжая.
Принять ванну было невозможно. Слишком много времени надо было потратить, чтобы нагреть котел воды за кухней. Он разжег громадный костер в огромном каменном очаге, разделся, быстро растерся полотенцем и снова надел синюю фланелевую рубаху и темные шерстяные штаны.
Девлин проголодался, но чувствовал себя слишком усталым, чтобы готовить еду, поэтому взял стакан, бутылку виски, которую ему дал Гарвальд, и одну из своих книг. Он уселся в старое кресло, протянул ноги к очагу и стал читать. Прошел, возможно, час, когда холодный ветер легко коснулся его спины и шеи. Он не слышал, как скрипнула дверь, но знал, что Молли здесь.
— Ты что так долго? — спросил он, не поворачивая головы.
— Очень умно. А я-то думала, что вы поведете себя лучше, после того как я прошла милю с четвертью по залитым водой полям, в темноте, чтобы принести вам ужин.
Молли подошла к огню. На ней был старый плащ, высокие кожаные сапоги, на голове шаль, в руке корзинка:
— Картофельная запеканка с мясом, но, я думаю, вы уже поели?
Он громко застонал:
— Хватит болтать. Ставь ее на огонь побыстрее.
Молли поставила корзинку, стянула сапоги и расстегнула плащ. Под ним было цветастое платье. Она сняла шаль и встряхнула волосами: