Рубен содрогнулся:
— Кто такой этот ублюдок, Бен?
— Не знаю, да, по правде говоря, мне все равно. — Гарвальд стянул с шеи белый шелковый шарф. — На, возьми и забинтуй это чертово колено.
Рубен смотрел на рану с ужасом, как загипнотизированный. Пуля калибра 7,63 мм пробила колено насквозь, коленная чашечка была раздроблена, из кровавого месива торчали осколки белой кости.
— Господи, дело плохо, Бен. Надо в госпиталь.
— Ну уж нет, черт возьми. Не успеешь в этой стране доставить меня в травматологическую с огнестрельной раной, как там такой вопль подымут, вызывая полицию, и так быстро, что ты и глазом не моргнешь. — На лице его выступил пот. — Ради бога, бинтуй.
Рубен начал бинтовать раздробленное колено шарфом. Он чуть не плакал.
— А что сделаем с Сэмми, Бен?
— Оставь его там, где лежит. Накрой пока брезентом. Завтра можешь послать кого-нибудь из ребят избавиться от него. — Он выругался, когда Рубен затянул шарф. — Быстрее, и давай выберемся отсюда.
— Куда, Бен?
— Прямо в Бирмингем. Можешь завезти меня в частную клинику в Астоне. Ту самую, которой управляет врач-индиец. Как его зовут?
— Ты говоришь о Дасе? — Рубен покачал головой. — Он же занимается подпольными абортами. Тебе это не подходит.
— Он ведь доктор, да? — спросил Бен. — Теперь помоги мне подняться, и давай смываться отсюда.
Девлин въехал во двор у Хобс Энда в половине первого. Ночь была ужасной, с ураганным ветром и проливным дождем. Девлин быстро отпер сарай, въехал внутрь и поспешил закрыть ворота.
Он зажег керосиновые лампы и спустил мотоцикл с «джипа». Уставший и промерзший до костей, уснуть Девлин, однако, не мог. Он закурил и в странном беспокойстве заходил взад-вперед.
В сарае было тихо, по крыше барабанил дождь, да шипели лампы. Вдруг дверь с порывом ветра открылась, и вошла Молли. На ней была старая шинель, высокие сапоги, на голове шарф. Она промокла до костей и тряслась от холода, но казалось, что ей все равно. Она подошла к «джипу», наморщив от удивления лоб, и тупо посмотрела на Девлина.
— Лайам? — произнесла она.
— Ты обещала, — сказал он, — что больше не будешь подсматривать. Полезно знать, как ты держишь слово.
— Прости меня, но я так боялась, а потом все это… — она показала на машины. — Что это значит?
— Тебя это не касается, — грубо ответил он. — Что до меня, то ты можешь убираться сию минуту. Хочешь донести на меня полиции — ну, делай, как считаешь нужным.
Она уставилась на него широко открытыми глазами, что-то беззвучно шепча.
— Иди — сказал Девлин, — если это то, что ты хочешь. Убирайся!
Молли бросилась ему на шею, обливаясь слезами:
— Не надо, Лайам, не прогоняй меня. Обещаю, больше ни одного вопроса, я не буду лезть в твои дела, только не прогоняй меня.
Так низко не опускался он никогда, и презрение, которое он чувствовал к себе, держа ее в объятиях, по своей силе было почти физическим. И оно сработало. Молли не доставит ему больше неприятностей, в этом он был уверен.
Девлин поцеловал ее в лоб:
— Ты замерзла. Ступай в дом и разведи огонь, я приду через несколько минут.
Она вопросительно посмотрела на него и пошла в дом. Вздохнув, Девлин взял из «джипа» бутылку виски и сделал большой глоток.
— За тебя, Лайам, старина, — сказал он с бесконечной грустью.
В крошечной операционной клиники в Астоне Бен Гарвальд лежал на столе с закрытыми глазами. Рубен стоял рядом, пока Дас, высокий, мертвенно-бледный индиец в безукоризненно белом халате, резал хирургическими ножницами брючину.
— Плохо? — спросил его дрожащим голосом Рубен.
— Да, очень плохо, — спокойно подтвердил Дас. — Ему нужен первоклассный хирург, если не хочет остаться инвалидом. К тому же есть опасность сепсиса.
— Слушай, ты, чертов цветной ублюдок, — сказал Бен Гарвальд, открывая глаза. — На твоей нарядной медной вывеске у двери сказано терапевт-хирург, так?
— Это правда, мистер Гарвальд, — спокойно ответил Дас. — У меня дипломы Бомбейского и Лондонского университетов, но дело не в этом. В данном случае нужны специальные ассистенты.
Гарвальд оперся на локоть. Боль была сильной, и по лицу его тек пот.
— Слушай меня внимательно. Три месяца назад здесь умерла девушка. Закон назвал бы причину — нелегальная операция. Я знаю об этом и о многом другом. Достаточно, чтобы засадить тебя не меньше чем на семь лет, так что, если не хочешь, чтобы сюда пришла полиция, давай шевелись.
Казалось, Даса эти слова совсем не обеспокоили.
— Очень хорошо, мистер Гарвальд, вы берете на себя ответственность. Мне придется дать вам анестезию. Понятно?
— Давай мне все, что хочешь, только делай что-нибудь.
Гарвальд закрыл глаза. Дас открыл шкафчик, взял из него марлевую повязку и бутылку хлороформа. Рубену он сказал:
— Придется вам помогать. Подливайте по капле хлороформ на подушечку, когда я буду говорить вам. Справитесь?
Рубен кивнул, слишком взволнованный, чтобы ответить.
Глава 12
На следующее утро, когда Девлин подъехал к дому Джоанны Грей, дождь все еще лил. Оставив мотоцикл у гаража, Девлин подошел к черному ходу. Джоанна открыла дверь сразу же и буквально втянула его внутрь. Она была еще в халате, лицо напряженное и обеспокоенное.
— Слава богу, Лайам. — Джоанна взяла его лицо в обе руки и потрясла. — Я почти не спала. В пять встала и пью то виски, то чай. Дьявольская смесь для такого раннего утра. — Она горячо поцеловала его. — Ну, мошенник, приятно видеть вас.
Собака отчаянно виляла хвостом, стремясь пролезть между ними. Джоанна Грей занялась готовкой, а Девлин встал перед огнем.
— Ну, как прошло? — спросила она.
— Нормально.
Он нарочно отвечал уклончиво, потому что весьма возможно ей не очень понравилось бы, как он провел дело.
Удивившись его ответу, Джоанна повернулась к нему:
— Они ничего не пытались сделать?
— Конечно, пытались. Но я убедил их, что не стоит.
— Стрельба была?
— Не потребовалось, — спокойно сказал он. — Одного взгляда на мой маузер оказалось достаточно. Английское преступное братство непривычно к огнестрельному оружию. В их стиле предпочитать бритвы.
Джоанна поставила на стол чай.
— Господи, англичане. Иногда они приводят меня в отчаяние.
— Я выпью за это, несмотря на ранний час. Где виски?
Джоанна принесла бутылку и два стакана.
— Конечно, позор пить в это время суток, но я вам составлю компанию. Что теперь делать?
— Ждать, — сказал Девлин, — мне нужно привести в порядок «джип» и все остальное. Вам придется выжать из сэра Генри все, что можно, до последнего. А вместе мы можем от нетерпения только кусать ногти на протяжении шести дней.
— Не знаю, — сказала она. — Мы всегда можем пожелать себе удачи. — Она подняла свой стакан: — Благослови вас бог, Лайам, и пошли вам долгую жизнь.
— И вас, любовь моя.
Она подняла стакан и выпила. А Девлину вдруг показалось, что внутри его повернули нож. В этот момент он отчетливо увидел, что вся эта чертова операция пойдет сикось-накось.
Очередной уик-энд совпал у Памелы Верекер с отпуском, который дали ей на тридцать шесть часов. Она освободилась с дежурства в семь утра, брат заехал за ней на машине в Пэнгборн. Приехав в дом священника, она поскорее сняла форму и надела галифе и свитер.
Несмотря на короткую передышку, позволившую ей отключиться от действительности — работы на базе тяжелых бомбардировщиков, она чувствовала себя раздраженной и очень усталой. После ленча Памела проехала шесть миль вдоль берега на велосипеде до фермы Мелтам Вейл, где арендатор, один из прихожан Верекера, держал трехлетнего жеребца, которому необходима была объездка.
Оказавшись за дюнами позади фермы, Памела пустила жеребца и поскакала по петляющей тропинке в зарослях утесника, взбираясь на высокую опушку леса. Она испытывала опьяняющее чувство, дождь бил в лицо, и на некоторое время Памела как бы вновь очутилась в другом, безопасном мире, мире ее детства, который окончился в четыре сорок пять утра первого сентября 1939 г., когда южная группировка армии генерала Герда фон Рунштедта вторглась в Польшу.
Памела въехала в лес по старой лесной дороге, жеребец замедлил шаг, приближаясь к вершине холма. Впереди дорогу преграждала упавшая от ветра сосна. Препятствие было невысоким, фута три, и молодой конь легко перепрыгнул его. Вдруг из зарослей справа навстречу Памеле поднялась фигура. Жеребец бросился в сторону. Ноги Памелы выскользнули из стремян, и она свалилась на бок. Куст рододендрона самортизировал ее падение, но на мгновение у нее перехватило дух, и она лежала, хватая воздух. Вокруг слышались голоса.
— Ну и идиот ты, Круковски, — сказал кто-то, — ты что хотел сделать, убить ее?
Голоса принадлежали американцам. Памела открыла глаза и увидела солдат в полевой форме и стальных касках. Возле нее на коленях стоял огромный сильный негр с нашивками главного сержанта на рукаве.
— Вы не ушиблись, мисс? — взволнованно спросил он.
Памела нахмурилась и покачала головой, почувствовав себя лучше.
— Вы кто?
Он дотронулся до каски, как бы отдавая честь:
— Гарви, главный сержант, Двадцать первая поисковая часть. Наша база на две недели для полевых учений — Мелтам Хауз.
В этот момент подъехал «джип». Водитель был офицером, это она могла точно сказать, но звание его ей было непонятно, потому что за время своей службы она мало имела дело с американскими военнослужащими. На офицере была пилотка и обычная, а не полевая форма.
— Что здесь происходит, черт побери? — требовательно спросил он.
— Лошадь сбросила леди, майор, — ответил Гарви, — Круковски выпрыгнул из кустов в неподходящий момент.
«Майор», — подумала Памела, удивляясь его молодости. Она с трудом поднялась на ноги.
— Я чувствую себя нормально, правда.