— Нет. О ее работе мы вообще редко разговаривали. Право меня никогда особенно не интересовало. Мама очень радовалась тому, что я скоро прилечу, мы много смеялись… Я прекрасно знаю, какой она представала перед публикой, но это был профессиональный имидж. В жизни она была гораздо… гораздо мягче, раскованнее. Я шутила по поводу Джорджа, говорила, что Рэнделл может сделать подвенечное платье и для нее…
— А как она на это реагировала?
— Смеялась вместе со мной. Мама вообще любила смеяться, — произнесла Мирина почти сонным голосом: видимо, транквилизаторы начали действовать. — Она сказала, что ей огромное удовольствие доставляет быть матерью невесты и совершенно не хочется становиться невестой самой. Она прекрасно относилась к Джорджу, думаю, им было хорошо вместе. Но, кажется, она его не любила.
— Почему?
— Ну, не знаю… — Мирина чуть заметно улыбнулась, взгляд у нее затуманился. — Когда кого-то любишь, хочешь быть с ним, так ведь? Хочешь быть частью его жизни и так далее. Она этого не хотела — ни с Джорджем, ни с кем-то другим.
— А мистер Хэммет? Он этого хотел?
— Не знаю. Может быть. Но он довольствовался тем, что было, пустил все на волю волн. Ой, кажется, я сама сейчас как будто по волнам плыву, — прошептала Мирина. — Мне кажется, я уже где-то не здесь…
Еве нужно было, чтобы Мирина продержалась еще немного. Она взяла со стола стакан воды и сунула Мирине в руку.
— Скажите, то, что они были близки, не влияло на отношения Хэммета с вашим отцом? Или на отношения отца и матери?
— Это… это все было немного неловко, но довольно удобно, — Мирина снова улыбнулась. Она совершенно расслабилась и почти засыпала. — Странно звучит, да? Но вы не знаете моего отца. Он ни за что не опустится до того, чтобы переживать по этому поводу. Он до сих пор с Джорджем в дружеских отношениях.
Она взглянула на стакан у себя в руке, будто только что его заметила, и сделала маленький глоток.
— Не знаю, как бы он повел себя, если бы они решили пожениться… Но сейчас это уже не важно.
— Вы как-нибудь связаны с бизнесом отца, мисс Анжелини?
— Да, я занимаюсь модой. Делаю все закупки для магазинов в Риме и Милане, решаю, что завозить в магазины Нью-Йорка и Парижа, и так далее. Езжу на выставки, на показы мод, но вообще-то путешествовать не люблю. Особенно — летать на самолете. А вы?
Ева поняла, что от Мирины едва ли удастся многого добиться.
— Я почти никогда не летаю.
— Ой, это так ужасно! А вот Рэнделл обожает дальние полеты. О чем я говорила? — Она вздрогнула, и Ева едва успела подхватить выпавший из ее руки стакан. — Ах да, о покупках. Я люблю покупать одежду. Все остальное в бизнесе мне неинтересно.
— Ваши родители и мистер Хэммет были держателями акций в компании «Меркурий»?
— Да. Мы всегда пользуемся «Меркурием» при пересылке товара. — Она прикрыла глаза. — Это быстро и надежно.
— Не знаете ли вы о каких-нибудь финансовых трудностях вашей семьи, связанных с этой или какой-то другой компанией?
— Нет, ни о чем подобном я не слышала.
Ева решила, что пришла пора задать самый трудный вопрос.
— Ваша мать знала о карточных долгах Рэнделла Слейда?
Впервые за весь разговор Мирина встрепенулась. В глазах ее блеснула ярость, сонливость как рукой сняло.
— Долги Рэнделла никоим образом не касались моей матери! Это дело только его и мое.
— Вы ей ничего не говорили?
— Зачем рассказывать о том, с чем мы в состоянии разобраться сами? Да, Рэнделл страстный игрок, но с этим можно справиться. Он больше не играет.
— А долги крупные?
— Они выплачиваются, — глухо сказала Мирина. — Все оговорено.
— Ваша мать была богатой женщиной. Вы унаследуете значительную часть ее состояния и сможете быстро разделаться с долгами.
То ли транквилизаторы, то ли горе притупили сообразительность Мирины. Намека в словах Евы она даже не заметила.
— Да, но матери ведь у меня не будет! Не будет мамы. И на нашей свадьбе ее не будет. Просто не будет… — повторила она и тихо заплакала.
Дэвид Анжелини совсем не походил на сестру. Еве сразу стало ясно, что это человек, которого оскорбляет даже мысль о том, что ему придется беседовать с полицейским.
В кабинете Уитни он уселся за письменный стол напротив Евы и отвечал на вопросы коротко, нарочито вежливо.
— Совершенно очевидно, что это совершил какой-то маньяк, против которого она выступала обвинителем, — заявил он.
— Вам не нравилась профессия матери?
— Никогда не понимал, почему она этим занималась. Зачем ей это было нужно? — Дэвид сделал глоток из стакана, который принес с собой. — Но она не бросала свою работу, и в конце концов это ее и погубило.
— Когда вы видели мать в последний раз?
— Восемнадцатого марта. В свой день рождения.
— Вы общались с ней позже?
— Я разговаривал с ней примерно за неделю до смерти. Просто позвонил. Мы перезванивались каждую неделю.
— И в каком она была настроении?
— В прекрасном! Много говорила о предстоящей свадьбе! Мама ничего не делала наполовину. Она планировала свадьбу так же тщательно, как готовилась к своим судебным разбирательствам. Кажется, даже надеялась, что это и на меня перекинется…
— Что именно?
— Матримониальная лихорадка. Под доспехами прокурора скрывалась очень романтичная натура. Она все ждала, когда же я встречу свою половину и обзаведусь семьей. А я ей сказал, что семью пусть заводят Мирина с Рэнделлом, а я пока что обручен с бизнесом.
— Вы много работали в «Анжелини экспорте» и, очевидно, хорошо осведомлены о финансовых трудностях компании.
Дэвид напрягся.
— Это только временные неурядицы, лейтенант. Ничего серьезного.
— У меня есть информация о том, что это больше, чем неурядицы.
— «Анжелини экспортс» твердо стоит на ногах. Просто настала пора реорганизовать компанию, немного изменить сферу деятельности. Чем в настоящее время мы и занимаемся. — Он небрежно взмахнул рукой. — Кое-какие руководители допустили ошибки, которые вполне можно исправить. И к делу моей матери это не имеет никакого отношения.
— Рассматривать все возможные варианты — это моя обязанность, мистер Анжелини. После вашей матери осталось значительное состояние. И часть его перейдет вам и вашему отцу.
Дэвид резко поднялся.
— Не забывайтесь, лейтенант! Если вы способны предположить, что кто-то из членов семьи мог причинить моей матери какой-то вред, то майор Уитни допустил чудовищную ошибку, поручив расследование вам!
— Вы вправе иметь собственное мнение. Вы играете в азартные игры, мистер Анжелини?
— А вам какое до этого дело?
Садиться он явно не собирался, поэтому Ева тоже встала.
— По-моему, я задала довольно простой вопрос.
— Да, время от времени играю, как и множество других людей. Это помогает мне расслабиться.
— У вас большие долги?
Он судорожно сжал стакан.
— Я думаю, на этой стадии допроса моя мать посоветовала бы мне воспользоваться услугами адвоката.
— Это ваше право. Я ни в чем вас не обвиняю, мистер Анжелини. Мне известно, что в ночь гибели вашей матери вы были в Париже. — Ей также было отлично известно, что самолеты через Атлантику летают каждый час. — В мои обязанности входит составить полную картину происходящего. Вы не обязаны отвечать на мой вопрос. Но мне не составит труда получить интересующую меня информацию другим способом.
— Восемьсот тысяч долларов, плюс-минус несколько сотен, — процедил он сквозь зубы.
— Вы не в состоянии расплатиться с долгами?
— Я не бродяга и не нищий, лейтенант Даллас! — сказал он жестко. — Эта проблема будет решена довольно скоро.
— Ваша мать знала об этом?
— Я не ребенок, лейтенант, который бежит к матери, разбив коленку!
— Вы с Рэнделлом Слейдом играли вместе?
— Раньше да. Но моя сестра не одобряет этого пристрастия, и Рэнделл играть бросил.
— Предварительно наделав долгов?
Дэвид бросил на нее холодный взгляд.
— Мне об этом ничего не известно, и дела Рэнделла я с вами обсуждать не собираюсь.
«Все тебе известно», — подумала Ева, но решила пока что оставить эту тему.
— А скандал в Лас-Вегасе несколько лет назад? Вы были там?
— В Лас-Вегасе? — Дэвид взглянул на нее непонимающе.
— Что-то связанное с рулеткой.
— Я бываю в Лас-Вегасе, но ни о каком скандале мне ничего не известно.
— А вообще вы играете в рулетку?
— Нет, это дурацкая игра. Хотя Рэнди нравится. Я лично предпочитаю блэк-джек.
Рэнделл Слейд не производил впечатления дурака. Он показался Еве одним из тех, кто сметет на своем пути все, что может ему помешать. И художников-модельеров она представляла себе совсем не такими. Одет он был просто — в черный костюм без всяких новомодных тесемок и заклепок. Руки у него были большие и сильные — руки скорее рабочего, нежели художника.
— Надеюсь, вы не задержите меня надолго, — сказал он тоном человека, привыкшего распоряжаться. — Мирина плохо себя чувствует, она лежит наверху, и мне не хотелось бы оставлять ее одну.
— Да, я вас не задержу.
Ева не стала возражать, когда Рэнделл достал портсигар с десятью тонкими черными сигаретами. Она только отметила про себя, что он закурил, не спросив ее разрешения.
— Какие у вас были отношения с прокурором Тауэрс?
— Дружеские. Она должна была в скором времени стать моей тещей. Мы оба очень любили Мирину.
— Вы ей нравились?
— У меня нет причин считать иначе.
— Ваше профессиональное положение укрепилось после того, как вы стали работать с «Анжелини экспортс»?
— Пожалуй, да. — Он выпустил тонкую струйку дыма. — Но мне хочется думать, что Анжелини выиграл от нашего сотрудничества не меньше моего. — Рэнделл бросил взгляд на Евин серый костюм. — Ни цвет, ни покрой вам не идут. Я бы посоветовал вам взглянуть на мою коллекцию прет-а-порте здесь, в Нью-Йорке.
— Благодарю вас, я это учту.
— Ненавижу, когда хорошенькая женщина плохо одета. — Рэнделл улыбнулся, и Ева вдруг увидела, каким он может быть обаятельным. — Вам пойдет нечто яркое и струящееся. У вас такая фигура, что вы можете это себе позволить.