Перед нами еще одно уникальное сочинение Николая Александровича Львова — ода «Музыка». Благодаря заботам Г. Р. Державина она сохранилась в его архиве. Причем переписана она дважды.
Ода является единственным в своем роде стихотворным трактатом-поэмой, где разбираются сущность, характер и способы эстетического воздействия музыки на человека.
В «Музыке» Львова отразилось музыкальное миросозерцание человека XVIII столетия. Создав оду, видимо, в 1790-е годы, то есть в последнее десятилетие века, Львов как бы подвел поэтическую «черту» музыкальной истории послепетровской эпохи.
Результат, как нам кажется, превзошел все ожидания. Перед нами великолепное по слову, строю и стилистике стихотворение, а также глубокий «научный» эстетический труд поэта и ученого.
Полное название оды звучит так: «Музыка, или Семитония». Весь текст ее разбит на семь строф — «тонов». В одной строфе восемь строк. У каждой строфы слева автор нарисовал фигурную скобку и приписал краткий комментарий, как бы раскрывая смысл того, что он пытался в ней сказать.
Приведем оду полностью, так, как она записана в архиве Державина.
Глагол таинственный небес!
Тебя лишь сердце разумеет:
событию твоих чудес
едва разсудок верить смеет.
Музыка властная! Пролей
твой бальзам сладкой и священный
на дни мои уединенны,
на пламенных моих друзей.
__________дефиниция и призвание
Как огонь, влечет, как гром,
разит закон твоей всесильной власти;
он чувства нежныя родит,
жестоки умягчает страсти.
Гармония! Не глас ли твой
к добру щастливых убеждает;
нещастных душу облегчает,
отрадной, теплою слезой?
__________действие музыки
Когда б подобить смертный мог
невидимый и несравненный,
спокойный сладостный возторг,
чем души в горних упоенны:
он строй согласный звучных тел
и нежных гласов восклицанье,
на душу, на сердца влиянье
небесным чувством бы почел.
__________уподобление
Не ты ль с небес к нам в век златой,
богиня нежных душ спустилась?
Принесшая волшебства строй,
жизнь смертных услаждать склонилась?
Ударил в воздух голос твой
размером хитрым, неизвестным,
и тем же трепетом небесным
сердца отозвались на строй.
__________ откуда музыка взялась и как действует
Как роза в вешни времена
хранит красы свои безценны:
так часто счастья семена,
в сердцах любовью насаждены,
скрывает живость юных лет.
Как солнцем роза разцветает,
твой глас, так сердце растворяет,
и огнь любви слезой блеснет.
__________что она делает для любви
Да будет мне неведом в век,
жестокой, строгой, злополучной,
нещастной, хладной человек —
противник власти стройной, звучной,
утехи не познает он!
Не встретит друга с восхищеньем,
сердечным не почтит биеньем
ни щастья плеск ни скорби стон.
__________кто не любит музыки что с ним
О сладкогласно божество!
На крыльях радости взвивайся;
греми, победы торжество,
в разящих звуках раздавайся,
сердца и души восхищай!
Но к нам свирелью низпустися
умильной, нежною явися
и к щастью смертных увещай.
__________разделение на major и minor
Но вернемся к сборнику русских народных песен.
«…В России сочинители народных песен совсем неизвестны, и, следовательно, оные более принадлежат всему народу…» — в этих строках предисловия к сборнику — сам Львов. Он не подписывал своих сочинений. Может быть, чтобы вот таким образом «слиться» с народной песней? На премьере «Ямщиков на подставе» 13 января 1787 года ни в афишах, ни в программах, ни в печати также не было имени автора либретто.
«Из великого числа песен нет двух, между собою похожих совершенно, хотя для простого слуха многие из них кажутся на один голос…» — слова по тем временам дерзкие, но справедливостью своею приведшие в изумление даже такого знатока, как придворный итальянский композитор Джованни Паизиелло, который, прослушав русские песни из сборника, «полагал оные произведением искусных музыкальных сочинителей»…
«Должно надеяться, что сие Собрание послужит богатым источником для музыкальных талантов и для сочинителей опер…» — эти надежды Николая Александровича Львова сбылись. Мелодии записанных им песен использовали, ими вдохновлялись практически все виднейшие русские композиторы, они перепечатываются из года в год в песенных сборниках вплоть до настоящего времени. Мы уже не мыслим сегодня музыкального воспитания и образования без таких, «добытых» из народной среды и увековеченных в нашей памяти Львовым народных песен, как «Во поле березонька стояла», «Из за лесу, лесу темного» (которая подвигнула М. И. Глинку на создание знаменитой «Камаринской»), и других. Львов же впервые выделил в особый жанр городской романс, из его материала черпали вдохновение создатели русской романсовой лирики — Федор Дубянский, Даниил Кашин и Осип Козловский.
Да и сам Николай Александрович Львов никогда не отказывал тому, кто обращался с просьбой посоветовать какую-нибудь мелодию для увертюры или каденции. Известна его проделка, которую учинил он, пользуясь незнанием российской музыки итальянским маэстро Карло Каноббио. Тот сочинял вступление к опере «Начальное управление Олега» на слова самой императрицы. Как-то на вечеринке Львов напел Каноббио «нужную» и понравившуюся тому мелодию, которую тотчас же, оркестровав, включили в партитуру. С тех пор помпезный спектакль начинался мотивом знаменитой разинской песни «Что пониже было города Саратова», за одно исполнение которой грозила смертная казнь…
Вот таков был этот человек, ушедший из жизни в расцвете сил, в возрасте 52 лет, занимавшийся всем подряд, но никогда тем, что не было бы ему близко или интересно. Вложив душу в уникальный песенный сборник, он заключил свое «Предуведомление» к нему такими словами: «Собрание сие имеет достоинство подлинника; простота и целость оного… нигде не нарушены». В этих словах как бы вся его жизнь, которая в служении русской культуре, в выполнении патриотического, гражданского долга, в его роли в развитии российской музыки имела «достоинство подлинника»…
Я от тебя не потаю,
По нотам мерного я непричастен вою.
Доволен песенкой простою…
НЕИЗВЕСТНЫЙ ДЕРЖАВИН
Когда поэт показывает нам наши лучшие стороны, нам это кажется преувеличенным, и мы почти готовы не верить тому, что говорит нам о нас же Державин.
В Государственной Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде на стеллажах рукописного отдела хранится почти весь архив выдающегося русского поэта Гаврилы Романовича Державина.
Сердобольною рукою тома его рукописей переплетены в добротные кожаные переплеты. Бумаги, бумаги, бумаги… Простые, разлинованные, с водяными знаками в виде гербов и монограмм. Еще не так давно, кажется, их листал сам Державин. Сохранность архива великолепна. Чернила будто едва просохли. Текст абсолютно понятен, словно и не прошло двух столетий, словно и не исчезли из письменного языка витиеватые «яти»…
Тома с коричневыми корешками, содержащие рукописное наследие Державина, заключают в себе трудно обозримые россыпи отдельных замечаний поэта об искусстве, неожиданных ретроспекций, цепочек записанных мыслей, обобщений, не говоря уже о стихах, специальных статьях и либретто. Кое-что почти неразборчиво, особенно в черновиках. Автор не всегда заботился о полноте их сохранности. Писал порою где попало и на чем попало. То ли времени было мало, то ли просто удачная мысль приходила в голову и записывалась тотчас, на первом же попавшемся под руку листке. Так, черновик либретто оперы «Есфирь» набросан на оборотах финансовых счетов и списков самых неопределенных домашних расходов: столько-то заплачено печнику, столько-то стекольщику, и т. п.
Если соединить все эти разрозненные записи в единое целое, то получится необычайно интересная картина богатой внутренней жизни человека той эпохи, занятого важнейшими делами на государственной службе, почти все оставшееся время уделяющего поэзии, но все-таки находящего какие-то часы, а порой минуты для фиксирования мыслей, переполнявших его до предела, мыслей, не высказать которые, не перенести на бумагу настоящий поэт, конечно же, не мог. И теперь благодаря этим обрывочным записям мы можем представить себе настоящий облик духовно развитого, одаренного россиянина той эпохи…
«Державин и музыка» — тема, по-видимому, неисчерпаемая. Достаточно знать, как нам кажется, лишь его музыкально-эстетические воззрения, чтобы во многом понять представления о музыке конца XVIII века в России.
Парадоксален следующий факт — никто в России, ни до Державина, ни после него, по крайней мере вплоть до появления настоящих музыкальных критиков, таких, как В. Ф. Одоевский, В. А. Серов, не писал столь обширно и глубоко о проблемах музыки, а также и для самой музыки. Он создавал тексты и сценарии, он критиковал и оценивал, наконец, он помогал и организовывал музыкальную жизнь. В разные времена он дружил и сотрудничал с такими композиторами, как Д. С. Бортнянский, Ф. М. Дубянский, О. А. Козловский, В. А. Пашкевич, Д. Сарти, А. Ф. Тиц. Не было ни одного направления в музыке, которое бы он не осмысливал или в котором бы он не попробовал свои поэтические силы!
Он сам о себе написал однажды в эпитафии: «Мазилка, скоморох, солдат, писец, толмач». И сам же сделал примечания: «Мазилка» — «был охотник до рисования», «скоморох» — «любил музыку»…