– Но вы на самом деле знали ответ? – предположил я. – Еще с тех пор, как в первый раз передали нам приказ на убийство Джона Пола.
Никто не ответил.
Я не шевелился, только переводил взгляд с одного лица на другое.
Люди за столом застыли с постными минами, ерзали еле заметно, как будто искали козла отпущения – мне невольно сделалось смешно. Открыть рот в такой ситуации по нормам Вашингтона – значило потенциально предложить себя в козлы отпущения.
Наконец многозначительную тишину в вашингтонском стиле нарушила женщина в синем костюме:
– Да. Мы неоднократно пытались ограничить свободу Джона Пола еще до того, как делегировали его убийство Командованию специальных операций.
– А «мы» – это, собственно, кто? – уточнил Уильямс, указывая на женщину. Та аж подпрыгнула от нахального тона, однако ни начальник, ни замглавы РУМО никак не одернули моего прямолинейного коллегу.
– ЦРУ. За рубежом – наш сад.
– Не ваш и даже не американский. Там дикие пустоши мира, на которых резвятся злые духи. Вот из-за такого отношения вы и лажаете постоянно. – Уильямс даже не возмущался: он говорил предельно спокойно. Ненавидел профанов.
Босс его осадил:
– Следите за выражениями.
– Прошу прощения. Впрочем, дамочке тоже стоило бы извиниться за грубость перед миром и перед нами, – не оробев, пожал плечами Уильямс. По-настоящему сражались за границей мы, а не ЦРУ, которые работали в области так называемых военизированных действий и только играли в войнушку. Неприятно, когда они называют мир «своим садом». Полагаю, именно это зацепило и Уильямса.
Замглавы РУМО вновь предоставил даме слово, и та, не изменившись в лице, продолжила:
– Вы совершенно правы. Мы несколько раз неудачно пытались схватить Джона Пола. Однако на том этапе еще никто не мог точно предсказать, что он будет разжигать геноцид в разных точках земного шара. Мы только предполагали, что он каким-то образом причастен к некоторым актам насилия, вспыхнувшим в конфликтных регионах. Только когда мир стремительно погряз в хаосе, мы наконец удостоверились из свежеполученных данных, что причиной всех ужасающих инцидентов является Джон Пол.
Сколько жизней поглотили спродюсированные Джоном Полом войны и геноциды, пока ЦРУ сидели сложа руки? Сколько погибло за два года, пока мы тщились его убить?
Какой-то один-единственный человек колесит по всему миру и льет кровь рекой. Вгрызается в самый центр вооруженных группировок, которые дирижируют гражданскими войнами в разных маленьких странах, шепчет что-то людям на ушко, и вдруг, как по волшебству, вырастает гора трупов.
Как такое вообще возможно?
Я припомнил бывшего бригадного генерала, самозванного «министра обороны», которого убил два года назад. Он все спрашивал: почему, почему, как с нашей страной такое сталось? Но не от раскаяния. Он искренне не понимал. Пусть бывший генерал сам устроил в стране резню, пусть прекрасно помнил о своих мотивах и целях, но все равно изумлялся, как же до такого дошло.
Похожее выражение я распознал и на лице того мужчины на видео, Ахмеда.
– Так в чем же основная повестка заседания? – спросил я у начальника.
Полковник, поправляя берет, обвел глазами присутствующих, как будто искал их одобрения, и наконец спокойным голосом начал:
– Убийство Джона Пола.
– Так раньше то же самое было! – нахмурился Уильямс. Он всем видом кричал: «Чего теперь-то изменилось?» – но я, в отличие от него, сразу догадался.
– Преследование?
– Да.
Преследование. Выследить и убить Джона Пола. До сих пор мы пользовались данными, которые предоставляла разведка, поэтому проникали в конфликтный регион вооруженными до зубов по последнему слову техники, самым простым составом и незамысловатым планом.
– Есть основания полагать, что Джон Пол затаился в Европе. За его исключением, у военной разведки непогрешимая статистика убийств. И вы, отряд G, из нас всех нахватали больше всех звезд.
– То есть вы поручаете нам притвориться шпионами?
– Выходит, так, – констатировала женщина из ЦРУ. – Очень обидно признавать, но у нас немного опыта в убийствах, и таким матерым персоналом мы тоже не располагаем. Конечно, убийство можно поручить местным радикальным группировкам, но задание в высшей степени секретное, и нам нужен результат. Раньше мы бы поручили миссию Зеленым беретам или «Дельте», но теперь ведущими экспертами в этой области считаетесь вы, отряд спецрасследований i под началом Командования специальных операций.
– Запомните: эта операция – превентивная, – вновь заговорил полковник, опять поворачиваясь к нам. – До этого разведка узнавала о присутствии Джона Пола в конфликтной зоне постфактум, после начала геноцида, и лишь тогда обращались к нам. Если позволите так выразиться, палец о палец не ударяли, пока не становилось слишком поздно. Мы, как полиция, выезжали на операцию только после совершения преступления. Однако это не значит, что его надо убрать при удобном случае. Даже если подвернется удобная возможность, когда обнаружите, не устранять. Сначала надо определить, где он готовит ростки нового геноцида.
– Вы причисляетесь к J2 и временно назначаетесь в разведывательный отдел при Объединенном комитете начальников штабов, – подхватил его слова замглавы РУМО.
Разведывательный отдел ОКНШ работал в том числе на Управление информации РУМО.
– Выходит, мы переходим под ваше начальство?
– Приписывают вас к J2, однако руководить вами будет военная разведка, а планирование осуществляться совместно с РУМО, так что мы сможем оказывать вам всестороннюю поддержку. Миссия чрезвычайной важности. От нас ожидают результата, – отчеканил полковник Рокуэлл, хлопнув меня по плечу. – Никто, кроме вас, не остановит новый геноцид. Пока мы тут с вами беседуем, Джон Пол, возможно, спихивает очередную страну в адскую бездну.
3
Трупы.
В кратере, который разверзся в земле подобно гигантскому котлу, плотно уложенной фасолью в стручке набились обгорелые люди.
В сравнении даже с другими млекопитающими у человека много подкожного жира. Если их пропечь до хорошенькой корочки, по воздуху разливается приятный аромат. Отвратителен же он исключительно потому, что человеческую тушу сжигают со всеми избыточными элементами. Речь не только про обувь и рубашки: волосы тоже воняют. А иначе получался бы замечательный бульон, мало отличимый от тех, что мы готовим из животного мяса.
С этими мыслями я присел на край ямы, еще источающей жар, и вгляделся в нагромождения человечины подо мной. Лениво подумалось: «Кто это себе такой пир приготовил?» – и тут вдруг одно из тел открыло покрывшиеся хрустящей корочкой веки. Череп, кожа и мышцы съежились от жара, так что на меня вытаращились глаза Носферату.
– Я прожарилась, – пробубнила мать, глядя на руку. Я кивнул:
– Ага. Немного похожа на утку по-пекински.
– Наверное, вкусно получилось, – рассмеялась мать.
Кожа на щеках от огня зачерствела и потрескалась. Как будто старая краска слазила. Я с интересом следил за ней:
– Я наконец-то принял, что ты превратилась в вещь.
– Вот нахал! Сам-то тоже просто материя, – обиделась она. – Если, по-твоему, труп – всего лишь вещь, то и живой человек ничуть не лучше.
– Да? Не знаю, Уильямс постоянно где-то бродит, сложно из него пить, как из кружки.
– Возможно. Но ты должен признать, что я в определенной степени права.
Желтое небо бороздили летящие ужасно низко военные самолеты. Как будто над головой проплывали киты. То и дело щелкали выстрелы, и ноздри щекотал еле уловимый запах пороха.
– В том смысле, что мы материя?
– В том смысле, что мы мясо. Сын мой. Как-то ты для атеиста слишком тяжело принимаешь такие прописные истины. Что ж с тобой делать!
Я рассмеялся. «Сын мой». Давно меня так никто не называл. Мать при жизни часто ко мне так обращалась. «Наивный ребенок».
– Ты хочешь сказать, что я сам мясо и мной управляет структура из плоти и крови?..
– Это значит, что ни в какой тюрьме для куска мяса нет смысла, так что не переживай.
Я кивнул. Мать всегда права. Раз мама так говорит, значит, можно успокоиться.
– А вот за тобой и пришли!
Что-то заскрипело. Перед нами на землю опустился пассажирский самолет. Деревья на краю ямы нагнулись от ветра. Я поднял руку, закрываясь от пыли и всякого сора. На самолете раскрылся люк, и меня оттуда позвал, маша рукой, Уильямс.
– Я пойду. Пока, мам.
– Пока!
Я широко замахал, прощаясь с обгорелой матерью.
Она помахала в ответ изъеденной пламенем, истончившейся, как игла, рукой.
Самолет стал отрываться от земли, и, когда я откинул спинку кресла, проваливаясь в сон, котел с трупами уже удалялся, и вот страна мертвых умчалась вдаль.
Уснув в самолете в стране мертвых, в мире живых я проснулся в пассажирском кресле.
С тех пор как умер Алекс, я стал чаще видеть страну мертвых. Настолько чаще, что даже подумывал обратиться к нашему штатному психологу, но все-таки миссия главнее, не до того сейчас. Так что каждую ночь я проводил в гостях у ушедших.
Беседа с матерью по структуре повторяла наши разговоры в детские годы. Когда отца не стало, она не вышла второй раз замуж и растила меня в одиночку. Многому научила. Кино и книгами я страстно увлекся под ее влиянием. Так что наши встречи в стране мертвых здорово напоминали вечера, которые мы коротали вместе. За исключением странного антуража.
Мама никогда не спускала с меня глаз. Наверное, боялась, что стоит отвести взгляд, и я исчезну. Как исчез отец. Люди иногда пропадают по каким-то уму непостижимым причинам. Мать этого страшно боялась.
Я довольно рано обратил на это внимание, поэтому по возможности старался ее не тревожить. Рос очень осторожным ребенком, не влипал ни в какие истории, внимательно слушал все, что мне говорили, следил за каждым жестом собеседника. Если вдруг случалась какая-то неприятность, делал все, чтобы мама не узнала. Лишь бы ее не напугать. Хотел доказать, что никуда я внезапно не денусь. С раннего детства и до самого университета всегда отдавал приоритет ее тревогам.