[13], но femme fatale[14] – никогда.
Люция Шкроуп не походила на калифорнийских женщин. Буквально все в ней кричало о европейском происхождении. В ней не чувствовалось витальности, но и на femme du monde[15] она не походила.
– Значит, для начала позанимаемся месяц? – уточнила Люция.
Я кивнул:
– Да, а дальше посмотрим по ходу занятий, – невинным тоном ответил я.
Я решил: чтобы регулярно, не вызывая никаких подозрений контактировать с Люцией и иметь доступ в ее квартиру, проще всего записаться на уроки.
– Хорошо. В таком случае, можете, пожалуйста, верифицировать договор? – Люция протянула мне считыватель, и я коснулся желто-зеленого сенсора. Договор между рекламным агентом и частным классом Люции вступил в силу.
– Хочу когда-нибудь прочитать Кафку в оригинале, – поделился я, открывая в своих познаниях чуть более изящную брешь, чем предлагал Уильямс. Он-то, наверное, вообще не заметил в моей реплике подвоха.
– Ох! Боюсь, он писал на немецком, – поддалась на провокацию Люция. – Его научил отец. В те времена с немецким можно было рассчитывать на более перспективную службу. Вы, наверное, слышали, что Чехия раньше входила в состав Австро-Венгерской империи?
– Краем уха.
– Кафка к тому же происходил из еврейской семьи. Но в общину не влился. И даже будучи чехом, разговаривал только на немецком языке. Родным его при этом не считал – воспринимал как заимствованный.
Я прокомментировал, что, наверное, именно расплывчатость самоопределения или, лучше даже сказать, неприкаянность, отразилась в его произведениях вроде «Замка» или «Америки», и отпил чая, который передо мной поставила Люция.
– Может, и Кафка считал, что он везде чужой, а чужеродные слова звучали для него лишь набором звуков. Он как землемер, блуждающий в окрестностях замка.
– Это еще один аргумент в пользу того, что язык не задает рамок мышления. Вот и Набоков тоже писал «Лолиту» не на родном языке.
– Вы неплохо разбираетесь в литературе, мистер Бишоп.
Люция назвала меня именем поддельной личности.
– Все рекламные агенты либо с филологического, либо с экономического.
– По вам видно, что вы не просто отучились, а искренне любите читать, – заметила Люция. Она села в кресло, оперлась локтями о его ручки и опустила подбородок на переплетенные пальцы. Я чуть вздрогнул. Она и перед Джоном Полом так же садилась и рассуждала о книгах?
Или же они говорили о геноциде?
– Не могу сказать, что я заядлый читатель. Моя работа – морочить людям голову. Тут нужна определенная доля снобизма и хотя бы поверхностные знания. Это, так сказать, один из инструментов торговли. Хотя, конечно, приятно воспользоваться козырем, чтобы вскружить голову очаровательной даме вроде вас.
– Вы просто мастер лести, мистер Бишоп.
Я вовсе не льстил. По меньшей мере на треть я говорил совершенно искренне. Однако чем убеждать ее в этом, я вскинул брови, улыбнулся и притворился ветреником:
– Неужели никто не удосуживается прочитать для вас книгу-другую?
– Никто. – Люция покачала головой. – В данный момент.
– Когда же вы расстались?
– Какой интимный вопрос. У вас же, насколько я помню, жена и ребенок.
Я всплеснул руками:
– Тем интереснее вести интимные беседы! Вы же не считаете, будто я пытаюсь вас соблазнить?
– Бывают и такие.
– Я к ним не отношусь. По собственной воле принял на себя узы старомодной морали.
– В самом деле?.. – Люция ненадолго умолкла, взвешивая сомнения. – Был когда-то один человек. Он тоже изучал язык.
– В Массачусетском?..
– Да. Он проявил себя как потрясающий исследователь и участвовал, насколько я знаю, в лингвистическом проекте от Министерства обороны.
– Неужели Министерство вкладывается в лингвистику?
– Он сказал, что грант выделило Управление перспективных исследовательских проектов. А тему я точно не знаю.
Вот это, конечно, новости. В деле Джона Пола указано только, что он участвовал в некоем государственном лингвистическом гранте, без подробностей, потому что нюансов никто не понимал. Только мне даже в голову не приходило, что лингвистическая и последующая деятельность Джона Пола могут быть как-то связаны, так что ни я, ни Уильямс не заостряли внимания на этом вопросе.
– Надо же, какой человек.
– Мы познакомились в университете и какое-то время встречались, а потом он вдруг исчез. Потом я вернулась на родину и начала преподавать.
– Не стали работать в университете?
– Нет, не сложилось. Хотя я ведь по натуре исследователь. Может, и стоило остаться. Но душа не лежала… – Люция пожала плечами.
Я неопределенно кивнул:
– И он, получается, тоже любил читать?
– Пожалуй. Балларда особенно. Может, слышали про «Империю солнца»? В прошлом веке снимали экранизацию.
– Спилберг, да? Люблю старое кино.
– Вот оригинал написал Джеймс Грэм Баллард. Книга еще жестче, чем фильм, и очень апокалиптическая.
– Здорово различаются?
– Не то чтобы. Сюжет оставили почти без изменений. Просто… Баллард писал скупо, жестоко. Его очень интересовала тема разрушения и конца света. Он фантаст.
– Простите, в фантастике не силен…
– Ничего. Джон любил Балларда. О пустошах на месте ядерных испытаний, о скитаниях по гигантским безлюдным пространствам.
– Судя по вашим словам, этого Джона завораживает апокалипсис, – отметил я и попытался представить любимый пейзаж Джона Пола. Истории о разрушении, которые с таким упоением читал человек, оставляющий за собой горы трупов по всему миру.
Наверное, во сне ему видится опустошенная Земля. Планета, курсирующая по орбите вокруг Солнца, точно автоматическая станция. Если к ней прилетят пришельцы, то увидят руины былой цивилизации, а вместо хозяев планеты – только геометрические коробки зданий.
Тут я заметил, что от воображаемой картины на меня повеяло странным покоем.
Не так уж она отличалась от страны мертвецов из моих сновидений.
6
Я заметил их сразу же, как только вышел от Люции.
Минимум двое. Следят либо за мной, либо за квартирой. Впрочем, поскольку мы сами уже несколько дней как разместились точнехонько напротив нее и никого не заметили, несмотря на пристальное наблюдение, значит, за мной.
Я сдержал улыбку и зашагал в город.
В крови сразу забурлил адреналин – пришлось следить, чтобы я не выдал охватившего меня возбуждения.
Шаг, два. Каждой клеточкой тела я ощущал, как земля пружинит под ногами. Чувства так обострились, что стало почти щекотно.
Возвращаться на базу нельзя. Я, конечно, свернул в подворотни, чтобы Люция меня не видела, но если зайду в здание напротив, мой «хвост» покатится со смеху. Интересно, они уже знают, что мы наблюдаем за Люцией с настолько близкого расстояния?
Разумеется, они могли предполагать. Не знаю, связаны ли эти люди с Джоном Полом или нет, но мы предполагали, что столкнемся с целой организацией, поэтому и в Чехию въехали не одновременно, и сенсоры я при визитах к Люции устанавливал такие, чтобы они не отсылали собранные данные по беспроводной связи в режиме реального времени.
Я почесал в затылке. Это знак, чтобы Уильямс понял, что за мной «хвост». Я отправляюсь в центр, чтобы попытаться определить, кто они.
Вскоре я вышел в популярные среди туристов кварталы, и в глазах вдруг зарябило. На несуществующие щиты в дополненной реальности хлынула информация.
Прага – туристический город, дополненная реальность тут укомплектована полностью. Каждый магазин, каждую улицу испещряло такое количество информации, что глаза разбегались. В городе ста башен, Праге, светляки данных громоздились хаотично, как в неоновом Гонконге или Лос-Анджелесе, каким его изобразил Ридли Скотт. Несуществующие огни высились гигантскими горами поверх реального города. Ассортименты магазинов, часы работы, оценки «Мишлен». Реклама для туристов грудилась в несколько слоев, словно касба[16].
Надо придумать план.
Я нашел сенсорную доску. На пешеходных улицах, в дополненной реальности забитых информацией до отказа, такие висели повсеместно. Тут и там на туристов взирали пластиковые доски с напечатанными на них клавиатурами. Возле одной такой я как раз и остановился, три секунды буравил ее взглядом, и линзы распознали в изображении интерфейс. Я коснулся нарисованных клавиш, как будто нажимая на них. Осязательно ничего не почувствовал, но мне такая роскошь и ни к чему – вполне можно обходиться без настоящей клавиатуры. Достаточно абстрактных клавиш с красным контуром.
Какое-то время писком моды считались устройства с визуальным вводом текста через взгляд, но на деле вбивать буквы пальцами оказалось заметно быстрее, чем глазами бегать туда-сюда, так что их звезда закатилась очень быстро.
Я поставил фильтр, убирающий туристическую информацию, и подключился к USA.
Попробовал вбить: «Прага, трафик, карта», – но ничего особенного не нашел. Стоило, конечно, заранее озаботиться этим вопросом. Но вдруг повезет? Я создал тему, что ищу карту пражского городского трафика. Настроил тред так, чтобы мне пересылало все ответы, кинул ссылку Уильямсу и ушел от доски.
Оживленные кварталы… Что ж, безлюдную улочку, на которой ситуацию можно переломить в свою сторону, придется искать самостоятельно.
Я по старой памяти на скорую руку соорудил отражатель, нырнул в трамвай и принялся смотреть, что творится за моей спиной. Следом за мной село двое мужчин и женщина. Все трое держались от меня на почтительном расстоянии, подсаживаться не пытались. Неброско одетый молодой человек проделал это настолько идеально, что, напротив, показался мне подозрительным, но я не торопился с выводами. Несколько станций спустя мы прикатили к историческому центру, и я вышел. Ни один из тех, с кем я садился, за мной не последовал.