Запах взрывчатки. Коптящих покрышек, которые ополченцы поджигают, чтобы дать знак своим.
Запах поля битвы.
Когда я смотрю на изображения со спутников, в груди закипает неприятное чувство… Отвращение. Но мне отвратительно не от того, что я вижу на экране, а наоборот: от того, что там еще не всё. Прожаренные тела, выпотрошенные органы, лужи крови – картинка в сравнении с реальностью так аккуратно подчищена, что от нее не воротит – и от этого как раз тошнит больше всего. Линзы, бездушно взирающие сверху на трупы, висят в холодном вакууме, и их не касается, какая вонь стоит на земле, и в своем безразличии они уподобляются преступившему все земное, жестокому богу.
А у нас, в конференц-зале штаба в Форт-Брэгге, пахнет ремонтом. Бетоном, усиливающей краской на смоляной основе благоухают свежие мономеры. Химозный запах клейких веществ.
– Эти снимки сделаны разведывательным спутником четыре дня назад, – пояснил человек из Национального контртеррористического центра. – Прокуратура Гаагского суда по иску новоиндийского правительства выдала ордер на арест восьмерых лидеров индийских националистов, которые развернули свою деятельность во внутренних регионах. Их обвиняют в преступлениях против человечности, привлечении детей к военным действиям и геноциде.
В его голосе я слышал все то же самое, что у остальных гражданских федералов: речь странно расходилась с содержанием, которое передавали слова. Он как будто с трудом увязывал друг с другом незнакомые жаргонизмы, смысл которых едва понимал, с реальностью, едва не теряя с ней контакт. Так, по крайней мере, казалось. Может, он не имел в виду ничего такого, но я все же чувствовал за его словами легкомысленное следование громким трендам. «Геноцид», «преступление против человечности» – где-то на подкорке ощущалось, что он не прочувствовал на собственной шкуре, что все это значит. Думаю, то же, что и я, ощущали военные, когда слушали, как вещает о Вьетнаме Макнамара[22].
С поверхностными интонациями, едва ли отражающими суть дела, мужчина из Национального контртеррористического центра красноречиво растолковывал бойцам, собравшимся в Форт-Брэгге, что планируется предпринять:
– «Юджин и Круппс» выступают в Объединенных Индийских Нациях как военный представитель от лица японского правительства, они гарант мира в послевоенной Индии. Американские войска почти не вмешиваются в ситуацию, поэтому можно сказать, что именно они – самая большая военная единица в регионе.
На планшетах перед всеми собравшимися переключился слайд. На фотографии среди тощих взрослых затесались детишки, у которых на шеях висели кажущиеся непропорционально огромными автоматы Калашникова. Ребята беззаботно улыбались фотографу.
– Организация, которая называет себя «Временной армией Республики Хинду-Индия» – это остатки тех, кто устроил там ядерные взрывы. После войны легитимное правительство Индии, назначенное после международной интервенции, взяло курс на секуляризацию общества, однако Хинду-Индия, которая до этого скрывалась в удаленных областях, за последние несколько лет резко увеличила активность. Они нападают на изолированные деревни, вырезают мусульман, насилуют женщин, похищают детей и обращают их в свою веру, а затем воспитывают из них солдат.
На планшетах сменяли друг друга картинки одна страшнее другой. Выложенные в ряд жертвы казней, посыпанные добела известью. Она походила на пшеничную муку, как будто курицу присыпали перед тем, как обвалять в кляре. На дороге между обугленными домами валялись обнаженные женщины. Просто фотографии. Ни запаха, ни звука – картинка, светящаяся на мембранах планшетов.
– Если честно, мы считали, что Индия неплохо справляется после войны. Да, где-то на задворках, как и полагается мелкому культу, копошилась «Временная армия Республики Хинду-Индия», население катастрофически обнищало, но выборы проходили по всем нормам демократии, детская смертность снижалась. А в этом году все полетело к чертям.
– Что за группировка эта Хинду-Индия? – прямо в лоб спросил сидящий за мной Уильямс.
– За этот год они превратились в вооруженную организацию, наиболее широким влиянием пользующуюся у беднейших слоев населения. Появилась как реакция на кризис суверенитета после международной интервенции. После войны несколько лет сидела тихо, изредка устраивала антиправительственные движения где-то в удаленных регионах. Однако мало кто из населения сочувствовал националистам, ответственным за ядерный удар.
– И почему же они вдруг так нарастили влияние? – снова подал голос Уильямс. – Я считал, индусы уже устали от войны.
– Все так считали. Политологи и экономисты выдвигают разные теории, но никто еще не придумал исчерпывающего объяснения такой крупной вспышки индийского национализма. Пока что все гипотезы выглядят натянуто.
– По войне соскучились, ясен хрен, – ухмыльнулся мой приятель. – Вот мы, например, всегда готовы подраться. Правда, Клевис?
Я не ждал, что он приплетет меня, и ответил с тихим вздохом:
– Даже если и правда так думаешь, фильтруй слова перед гражданскими.
Человек из Национального контртеррористического центра попытался вернуть обстановку в конференц-зале в прежнее академическое русло и нарочито громко кашлянул. Улыбаться народ не перестал, но по крайней мере все затихли.
– Когда прибыли наблюдатели от Гааги, они установили, что иск нового индийского правительства вполне обоснован. Все подтвердилось: и преступления против человечности по Римскому статуту, и привлечение детей к военным действиям, и геноцид. Гаага тут же выпустила ордер на арест этих мерзавцев, но армия новоиндийского правительства ничего не смогла предпринять.
– Тут-то в дело и вступаем мы? – ввернул Уильямс, и его собеседник кивнул.
– Вам предстоит схватить троих из восьми лиц, ордер на чей арест выдал международный суд. От лица японского правительства мы схватим повинных в преступлениях против человечности и геноциде и доставим их в Гаагу. Тяжело об этом говорить, но нам предстоит занять весьма деликатную позицию: мы выступаем как представители Японии, а следовательно, в соответствии с Женевской конвенцией, вы будете считаться наемниками и в случае захвата положения конвенции о военнопленных на вас не распространяются. Поэтому, если вас захватит противник…
– «…то мы тут ни при чем, они все сами», да, Фелпс?[23] – весело продолжил за него Уильямс. Обожает он рисковые затеи. Его хлебом не корми, дай оказаться в такой передряге, поэтому он радуется, когда вокруг шеи затягивается петля. Так сказать, прирожденный мазохист.
– Я только одно не пойму. А че мы от япошек-то выступаем? – удивился Леланд.
Мужчина из Национального контртеррористического центра натянуто улыбнулся:
– Потому что Америка не ратифицирует договоренности, связанные с международным судом. Гаага поручила это дело Японии, а нам приходится выступать сторонним исполнителям.
Уильямс взвыл:
– Это, получается, нас уравняли с «Юджин и Круппс»?!
– Да ну на хрен! На хрен! – поддержал его Леланд. Оставшиеся члены моего отряда сошлись во мнении.
– Мы в армию не на подработку нанимались, – возмутился Уильямс.
Тут поднялся полковник Рокуэлл, который до этого сидел в углу и сохранял молчание:
– Спасибо, мистер Эванс. Дальше мы все обсудим на собственном брифинге.
Тем самым он намекнул представителю Национального контртеррористического центра, что пора и честь знать. Эванс сначала замялся, но от Рокуэлла исходила такая мощная военная аура, что мужчина безропотно покинул зал.
Теперь начинается самое главное. Мои парни замолкли. Мне даже подумалось, что это своего рода ритуал. Мы вступили в мир товарищей, которых не смущает присутствие чужаков. Разумеется, Эванса прогнали в том числе и для того, чтобы не слушал секреты, не предназначенные для его ушей, однако в тот же миг, как за ним закрылась дверь, парни, до этого сидевшие вразвалочку, подтянулись, как члены какого-нибудь тайного общества на торжественной церемонии. Если такова эстетика мачизма и фашизма, то, кажется, есть у них нечто общее с магическими и шаманскими. Мы как секта, владеющая общими тайными обрядами.
– Японское правительство выдвинуло такой план по нашей указке. Мы так договорились, – объяснил полковник. – Есть вероятность, что среди тех людей затесался Джон Пол.
Весь мир внезапно наполнился красками.
Джон Пол где-то там, в Индии.
А значит, не исключено, что с ним Люция.
– Судя по всему, план захвата после издания ордера изначально предоставили японскому правительству «Юджин и Круппс». Понятное дело. Это же они отвечают там за все военные миссии. Однако нам сильно не на руку, если Джона Пола схватит «Юджин». Отдадут его в Гаагу – и все, прости-прощай. Джона Пола непременно должны перехватить мы.
Мне показалось, что полковник бросил на меня мимолетный взгляд. Среди всех в зале о грамматике геноцида, про которую говорил Джон Пол, знали только мы с полковником. Как и том, что он сеет хаос по всему миру и почему этого человека непременно надо убить.
Эванс из Национального контртеррористического центра сказал, что причины внезапного роста влияния Хинду-Индии не установлены. Однако мы с полковником все прекрасно понимали. Это все чары, которые плетет тот человек. Флейта гамельнского крысолова, подталкивающая человека к геноциду.
За спиной полковника на экране застыло изображение, подернутое мерцанием. И все же через него проглядывали хорошенько пропеченные тела.
– Значит, мы взялись за это дельце, чтобы Джона не сцапал международный суд? – уточнил Леланд.
Полковник покачал головой:
– «Взялись» – не совсем точное слово. Мы потянули все ниточки, чтобы японское правительство отказалось от услуг «Юджин и Круппс», а вместо этого поручило задание нам.
– Ясно.
– Если б мы подписали Римский статут, все бы прошло намного проще. Но тогда бы пришлось поручать допросы пленных террористов странам, в которых разрешены пытки, а это тоже морока. И, возможно, пришлось бы закрыть тюрьму в Гуантанамо.