Но, как это ни ужасно, я не чувствовал ни гнева, ни ненависти.
Не поворачивая головы, я покосился на Уильямса, который нес гроб со мной вместе. На его лице я читал и негодование, и скорбь – все как полагается. Губы плотно сжаты, чувствовалось, что он готов придушить неизвестного врага. Я его скопировал и тоже поджал губы. Немножко нахмурился. Минуты три спустя почувствовал, что в душе и правда зашевелился гнев. Я еще не знал, на кого, но определенно чувствовал себя готовым ненавидеть.
Уильямс ненавидит за зло, причиненное товарищам, – наверное, это тоже форма совести? Ведь как еще можно пылать гневом не за себя, а за кого-то другого? За то, что дорогого тебе человека обидели?
Я такого не чувствовал. Да, грустно, но в гнев печаль не переходила. На кого мне вообще держать зло? На самих бойцов или кукловода, который их туда послал? Или вообще на Джона Пола?
Я опустел. Даже не знал, на кого обратить ненависть.
Разумеется, я никому не дал этого понять, ни товарищам, ни Уильямсу, ни полковнику Рокуэллу, ни психологу.
Всех выживших отправили в приказном порядке на консультации. Во избежание ПТСР.
Уильямс злился. Очень по-солдафонски бушевал, что никакой врач ему не нужен, лучше скорее узнайте, кто это сделал и пустите с ними разобраться. Говорил, что он не травмирован, просто очень зол на нападавших.
Я решил копировать его модель поведения, демонстрировал, что полон боевого духа. Однако нам напомнили, что в армии приказы не обсуждаются. Что мы элитные бойцы отряда спецрасследований, а значит, нам полагается соответствующее техобслуживание.
Я не нуждался в консультациях.
Я хотел воздаяния.
Человека, который бы воздал мне за все грехи.
Уильямс объявил, что он тут вместо психолога: завалился ко мне вместо того, чтобы провести время с женой и дочкой. Я гадал, что он задумал, на что приятель предложил золотой сет из пива, «Доминос» и кино. Ничего этого я особо не хотел, но не нашел повода отказаться, поэтому молча разрешил ему делать, как пожелает.
Точно, что-то такое он уже устраивал, когда не стало Алекса. Я вспомнил, когда открывал «Бадвайзер». Может, Уильямс и прав, что такие посиделки лучше консультаций. Каждый раз, когда на работе случался какой-нибудь кошмар, мы брали пиво, набивали пузо фастфудом, погружались в праздность и вроде как забывали о душе, холодным свинцом ушедшей куда-то на дно.
Я глотнул «Бадвайзера». Разумеется, от «Будвайзера» он отличался. Пока я жевал пиццу, Уильямс выбирал и включал фильм из своего архива.
Он сегодня мало говорил. То есть меньше обычного. Но все же чувствовалось, что он устал выворачивать душу наизнанку. На экране из тумана появился король Артур с оруженосцем, который выбивал цокот копыт кастаньетами из кокосовых скорлупок. Опять «Монти Пайтон», Уильямс их обожает. Он хохотал над каждой шуткой, но при этом украдкой бросал взгляды на меня. Как будто проверял, правда ли смешно.
Уильямс до конца боя пролежал без сознания, поэтому в него не попала ни одна пуля и он не видел, как дерутся солдаты, которые методично крошат друг друга на ленточки, не чувствуя той боли, о которой знают. Думаю, он очень страдает, что не был с товарищами, когда их убивали одного за другим. Ему стыдно и обидно, и эти чувства давили на него не слабее, чем сам факт гибели друзей.
«Никто не пройдет!» – возвестил с экрана королю Артуру и его слуге Черный Рыцарь. Король не отступил, и началась дуэль. Уильямс пробубнил:
– Какой же у Терри Гиллиама лакейский вид.
– Это потому что он играет оруженосца.
– Да нет же. Ну ты же понимаешь? Он на экране как влитой. Даже не верится, что он потом сел в режиссерское кресло.
Я перевел взгляд с Уильямса обратно на экран. Артур взмахнул мечом – и у Черного Рыцаря отлетела левая рука прямо от плеча. Из раны обильно брызнула оранжеватая кровь.
«Подумаешь, царапина», – отмахнулся Черный Рыцарь, и поединок продолжился.
Там, у поездов, все происходило точно так же. Я потягивал пиво и размышлял. Мы такие же, как наши враги.
Полетела вторая рука. Черный Рыцарь и тут даже не пикнул и продолжил драться, выплескивая во все стороны кровь. Он не корчился от боли, а насмехался над Артуром и сражался. Следом он потерял и ноги. Извивался на земле, пока не затих.
До того, как товарищей в Индии собрали обратно, я успел посмотреть на куски, разложенные на столе в полевом морге и обдумать вот какую кощунственную вещь: под крыльями самолетов, под целлюлозной оболочкой капсул вторжения, в ахилловых сухожилиях грузовых птиценогов на производствах набито такое же мясо. Только тут человечье, а там – дельфинье и китовое, вот и вся разница. Но и тут, и там – мышцы, которые питаются пульсирующей кровью.
Помню, я думал, глядя на ошметки, что нашим телам бы тоже неплохо отслеживать метаисторию. Проставить отметку на каждой клетку – и не надо ломать голову, как собирать такие пазлы.
Метаистория. Альфа-консьюмеры с утра до ночи играют с метаисторией в гляделки. Отслеживают путь продуктов, которые выкладывают на тесто пиццы в «Доминос». Сыра, маринованных овощей, бекона, ананасов. Муки, из которой тесто замесили, яиц и кучи других мелочей. Откуда они родом, когда их собрали, кто перевез, сколько раз перерабатывали. История муки. Сыра. Раньше таких людей называли смарт-консьюмерами[34], но как-то неловко называть самого себя «умным», поэтому заменили на «альфа». Чувствительные потребители создали форум о товарах, которые покупают, и там писали о самых безопасных продуктах, самых эффективных процессах, спорили о рациональных стратегиях выбора, давали советы производителям.
Часть альфа-консьюмеров – лидеры мнений в разных категориях товаров, и часто таких звезд сразу несколько. Они занимают на форуме лидирующие позиции и в отдельных случаях даже заметно влияют на продажи. Изучают историю шнурков на ботинках, а следом и нитей, из которых они изготовлены, а потом рассуждают о самых дешевых нитках и самых прочных шнурках.
Можно сказать, что так накапливается память вещей.
Хотя отдельным ошметкам человека бирки не присвоены, но все же нашу жизнь пронизывают метаданные. Теперь уже остается этим только пользоваться.
Если дать программе доступ к персональной информации, она составит биографию человека на основании записей о покупках, перемещениях, переданном траффике и, конечно же, галерей и дневников. Она собирает все метаданные в одну книгу, притом, если называть вещи своими именами, из нее до жути хороший редактор. Человек может считать себя самой заурядной ячейкой общества, но программа выдаст вполне себе историю. Каждый ведь хоть раз да хотел бы почитать о себе книгу… Всего три часа – и, скажем, из жизни тридцатилетнего отрендерятся мемуары страниц на четыреста.
Тем летом мама в больнице прождала моего решения несколько дней. Я искал по маминому хранилищу документы, доступные с гостевого аккаунта, обшарил общесемейную часть архива, но компиляции жизни не нашел. Интересно, она вообще ее делала? В прошлом году провели исследование, которое показало, что семьдесят процентов американцев прогоняли данные через программу. Даже самому ничего делать не надо, знай себе жди, что получится – мало находилось таких, кто не отважился хотя бы попробовать.
Если бы я нашел тогда компиляцию ее жизни, то изменилось бы мое решение? Если бы прочитал книжку, по мгновеньям составленную из мелких обрывков метаданных, может, оставил бы ее как есть, сменил бы работу и навещал бы в больнице раз в неделю?
Тем, кто остался в живых, обычно остается только гадать, что было бы, если. Но только самые отъявленные нарциссы воплощают такие мечтания в жизнь.
Нами правят мертвые. Через невозможность повторения их опыта.
Кроме нас с Уильямсом выжили еще только Шон, Боб и Дэниел. За двадцать лет никто не устраивал на американских солдат таких жестоких налетов, да еще и в экипировке, которая не уступала бы нашей. Мы стали первым за последнее время отрядом спецрасследований, потерпевшим неудачу.
На останки неприятеля тоже нельзя было глядеть без содрогания. Около недели потребовалось на то, чтобы собрать пазл из рук и ног, и в конечном итоге мы поняли только то, что нам достались трупы, – но не в том смысле, который сразу приходит в голову. Все они оказались бойцами, пропавшими без вести в разных уголках света, значились погибшими либо казненными после захвата вооруженными группировками. Теперь, когда их тела нашли в Индии, информационный пробел наконец заполнился.
Записей об их въезде в страну не обнаружилось ни по одному официальному каналу. А поскольку мертвецы путешествовать не умеют, логично предположить, что отряд где-то раздобыл фальшивые ID. Возможно даже, у «неучтенных» из Праги. А вот откуда взялись бойцы с таким богатым снаряжением, да еще и отрегулированным мозгом, мы так и не выяснили. На экипировке обнаружили незначительный слой радиоактивной пыли, из чего заключили, что отряд пробрался ядерными кратерами через Пакистан, минуя земли Хинду-Индии, но Пакистан потрепало еще больше, чем соседа, и никто всерьез не рассчитывал проследить их след там.
Впрочем, их не считали за призраков. В основном, в их появлении подозревали «Юджин и Круппс», а точнее – одного из директоров, того самого сенатора. Благодаря волшебным предсказаниям ПАГСС. «Великого Думателя» АНБ. Мы сыграли в Кевина Бэйкона в мировом масштабе. Судя по всему, ПАГСС без особых проблем найдет ответ даже на главный вопрос жизни, вселенной и всего такого. Интересно, каково число Бэйкона между тем сенатором и разорванными в клочья трупами?
Команда расследований высшей секретности уже давно приглядывалась к подозрительному политику. Каждый раз, когда отдавался приказ о ликвидации Джона Пола, информация об этом доводилась до слегка разнящейся группы людей, так что список возможных двойных агентов постепенно сужался. Но последним кусочком картинки оказались как раз трупы умерших мертвецов из Индии.