Необходимые меры были приняты, но самое главное, что взаимодействие ВЧК и Разведупра стало более продуктивным. Начальник управления вводится (не персонально, а по должности. — А. З.) в Коллегию ВЧК с правом решающего голоса[1325].
Уже в начале августа, то есть через несколько дней после комиссии, И. Уншлихту из Разведупра, за подписью его руководителя А. Зейбота, в ВЧК стали поступать конкретные просьбы по усилению режима секретности и конспирации. Так, 8 августа РУ Штаба РККА просило ВЧК принять необходимые меры к выявлению агентов противника в управлении и организовать так называемое внутреннее наблюдение, а говоря чекистским языком, создать сеть осведомителей. С аналогичными предложениями выступил и помощник комиссара Штаба РККА[1326].
А. Зейбот лично беседовал с Ф.Дзержинским по вопросу организации общежития для сотрудников Разведупра, где за ними было бы легче наблюдать. Это предложение имело и положительные, и отрицательные стороны с точки зрения конспирации, поэтому принятие решения по данному вопросу в ВЧК посчитали нужным отложить. Зато чекисты сосредоточились на одном из самых неблагополучных аппаратов Разведупра — разведотделе штаба войск Украины и Крыма и совместно с представителями от А. Зейбота занялись детальным изучением состояния дел.
Непосредственным поводом к проверке стали заявление в ЦК РКП(б) и в ВЧК от бывшего сотрудника военной разведки на Украине И. Визгирда и материалы следствия Всеукраинской ЧК по делу заведующего пунктами переправ (ПРП) на советско-румынской границе некоего Лихого Барбалата, бывшего до революции маклером, а при Врангеле работавшего в контрразведке белых[1327].
Проверка разведотдела штаба войск Украины и Крыма выявила серьезные нарушения в обеспечении режима секретности и факты хищения государственных средств. В результате начальника отдела Б. Северного (Юзефовича) сняли с занимаемой должности и уволили из рядов РККА[1328].
В ходе работы комиссии выяснилось, что следует формализовать в виде соответствующего приказа взаимодействие аппаратов Разведупра и органов ГПУ. Проект такого приказа подготовил заместитель начальника военной разведки, бывший начальник особого отдела ВЧК по 15-й армии Западного фронта Я. Берзин. При согласовании текста приказа заместитель председателя ГПУ И. Уншлихт предложил дополнить его рядом пунктов, включая и следующий: «Во избежание проникновения агентов противника в нашу разведку, разведывательным органам принять меры к регулярной проверке своих агентов контрразведывательными органами ГПУ и особыми отделами»[1329].
А в конце 1922 г. И. Уншлихт предложил председателю РВСР Л. Троцкому слить агентурные аппараты Иностранного отдела ГПУ и Разведупра[1330].
Судя по дальнейшему развитию событий, этот план Л. Троцкий не принял, а в 1924 г. произошло разделение совместных резидентур за границей на самостоятельные чекистские и разведупровские, причем в задачу первых входило ограждение структур военной разведки от проникновения контрразведывательных и политических органов иностранных государств в аппарат и агентурную сеть «соседей» (РУ Штаба РККА — A. З.).
Органы ГПУ — ОГПУ, прежде всего их особые отделы, регулярно проверяя соблюдение режима секретности в Разведывательном управлении, к сожалению, выявляли в нем, так же как и в других подразделениях военного ведомства, много недостатков, способных привести к печальным последствиям. Здесь уместно привести фрагмент из протокола допроса бывшего сотрудника Разведупра И. Анисимова. Вот как он обрисовал ситуацию с соблюдением режимных мер в 1932 г.: «При царящих в то время порядках в Разведуправлении подобные явления, когда сотрудник, не имеющий никакого отношения и служебного касательства к данному сектору, бесцеремонно рассматривал совершенно секретные материалы этого сектора (сотрудник РУ имел возможность попросить материалы другого отдела. — A. З.), считались явлением нормальным… В то время у большинства секторов даже не было сейфов, и материалы хранились в шкафах или старых денежных ящиках, опечатывать которые часто забывали, а если и опечатывали, то ключи и печать держались в незапертом ящике стола»[1331].
По словам И. Анисимова, жесткие требования к соблюдению режимных мер стали твердо насаждаться только в начале 1935 г.
Безусловно, что указанные нарушения могли привести и приводили к утечке секретной информации. По крайней мере, в материалах 2-го отдела польского генштаба, хранящихся в РГВА, имеется тому подтверждение. Несколько конфиденциальных документов за подписью начальника Разведупра оказались в распоряжении польской разведки, и проработка их позволяла выйти на некоторых агентов советской военной разведки в Варшаве[1332].
Чекисты неоднократно выявляли факты разглашения сотрудниками Разведупра закрытой информации. Так, в справке Особого отдела ОГПУ за 1928 г. указано, что сотрудник РУ Бессонов рассказывает другим военнослужащим, не имеющим отношения к разведке, о спецкомандировках[1333].
Полностью расшифровал перед иностранными гражданами свое предстоящее участие в спецмероприятиях в Северном Китае помощник начальника 4-го отдела IV (разведывательного. — A. З.) Управления Малышев. При этом разгласил, что едет в командировку вместе с секретным сотрудником разведки, немцем по национальности, «Августом»[1334].
О подобного рода фактах Особый отдел ОГПУ незамедлительно информировал руководство Наркомата по военным и морским делам для принятия необходимых мер.
Вместе с тем чекисты в ходе работы по оперативному обеспечению безопасного функционирования Разведупра с конца 1920-х годов концентрировались на вопросе ограждения его структур от проникновения агентуры противника. За границей эту задачу решал Иностранный, а в СССР — Особый и Контрразведывательный отделы ОГПУ[1335].
Как отмечают исследователи истории советской военной разведки А. Колпакиди и Д. Прохоров, на рубеже 1920-1930-х годов, ввиду некоторой самоуспокоенности руководства и отсутствия жесткого контроля за действиями агентуры, началась целая череда провалов[1336].
Один из них произошел в Вене в 1932 г., когда австрийская контрразведка задержала в момент встречи нелегального резидента разведупра К. Басова («Аболтынь») и еще троих агентов. Обстоятельства провала вызвали сомнения в действиях помощника резидента В. Дидушка («Франц»). При проработке вопроса выяснилось, что он имел контакты с агентом немецкой разведки Гессленгом и его шефом из секции борьбы со шпионажем Абвера капитаном Протце и даже использовал эти связи для освобождения резидента Басова. Введенный в проверку агент ИНО ОГПУ Р. Бирк («А/218», он же «Иван») дал информацию, укрепившую сомнения чекистов[1337].
Поэтому по просьбе ОГПУ руководитель Разведупра Я. Берзин вызвал В. Дидушка в Москву, где тот был немедленно арестован Особым отделом. Причастность его к провалу резидента не подтверждалась, однако выяснился вопиющий факт: он обменивался с представителями Абвера агентурной информацией по Польше и некоторым другим вопросам, зная о категорическом запрещении подобных действий со стороны своего московского руководства.
В ходе оперативных и следственных мероприятий удалось также установить контакты В. Дидушка с украинскими националистами, о чем он тоже в полном объеме не сообщал в центр. Обо всем этом ОГПУ доложило в ЦК ВКП(б), и на основании полученной санкции 22 сентября 1932 г. В. Дидушок был приговорен Коллегией ОГПУ к высшей мере наказания с заменой 10 годами заключения в концлагере.
Касаясь означенного решения, следует разъяснить, что рассмотрение дел о должностных преступлениях сотрудников Разведывательного управления Штаба РККА и его органов по делам той же категории во внесудебном порядке существовало еще с мая 1923 г. Тогда по настоятельному ходатайству ОГПУ Президиум ВЦИК принял соответствующее постановление. Мотивация чекистов была проста: не допустить в открытом судебном заседании разглашения секретной информации о деятельности военной разведки[1338].
В 1933 г. происходит еще один крупный провал, на сей раз в Германии. В руках немецкой политической полиции оказался некто Юлиус Троссин. Как выяснили, в том числе и в ходе допросов, берлинские контрразведчики, Ю. Троссин был активным членом германской компартии и по линии Коминтерна был рекомендован Разведупру для использования в качестве руководителя линий связи. Он выдал способы деятельности и людей, связывающих ряд нелегальных резидентур в Америке, Румынии, Эстонии, Англии и Финляндии[1339].
Первоначально о предательстве Ю. Троссина в военной разведке не знали. Агент неожиданно появился в СССР (по голландскому паспорту) 22 июля 1933 г. и вышел на контакт с одним из командиров РККА, который когда-то занимался его подготовкой. Этот военнослужащий оказался секретным сотрудником ОГПУ и незамедлительно сообщил своим кураторам о «голландце» и возникших подозрениях относительно возможной перевербовки Ю. Троссина немецкой контрразведкой. По согласованию с руководством разведки Особый отдел ОГПУ арестовал прибывшего нелегала, и тот, на первом же допросе сознавшись в предательстве, дал полную картину произошедшего провала и рассказал о задании выявить в СССР других сотрудников и агентов Разведупра, работающих на немецком направлении. Свое предательство Ю. Троссин оправдывал избиениями, которым он подвергся в гестапо. Коллегия ОГПУ рассмотрела дело Ю. Троссина и приговорила его к 10 годам заключения в концлагере