Л. Троцкому ничего не оставалось, кроме попытки легализовать в своем выступлении совещания с военными, придав им форму объективного обмена мнениями. Судя по стенограмме пленума, это ему не удалось. «Несколько военных работников, — оправдывался вождь оппозиции, — под влиянием возможной угрозы войны обменялись за последний период мнениями по поводу состояния наших вооруженных сил… из числа этих товарищей назовем тов. Муралова — инспектора военно-морских сил, тов. Путна и тов. Примакова — командиров корпусов, снятых за оппозиционные взгляды, тов. Мрачковский и тов. Бакаев»[770].
Как следует из слов Л. Троцкого, результатом этих обсуждений являлся некий документ, заключающий в себе программу изменений, необходимых для поднятия революционного уровня и боеспособности армии. Указанный документ Л. Троцкий намеревался передать в скором времени председателю Совнаркома А. Рыкову для рассмотрения на заседании Политбюро.
Подобные разъяснения не были восприняты всерьез, и даже прозвучали обвинения в его адрес по поводу подготовки военного переворота. Да и как иначе можно было расценить «совещания» у рядового члена ЦК (каковым к этому времени являлся Л. Троцкий) группы действующих и отставных военных. Напрашивался вопрос: почему они не докладывали по команде, т. е. своему наркому, начальнику Штаба РККА или другим членам РВС СССР о серьезных недостатках в боеготовности Красной армии? На этот вопрос ответа Л. Троцкий не дал, но пророчески заявил, что вскоре будет предпринята попытка обвинить в повстанческих намерениях оппозицию.
Именно по такому пути и пошли чекисты, вдохновляемые членами Политбюро. А конкретный повод реально дали сами оппозиционеры в сентябре 1927 г.
Через агента из числа родственников участника оппозиции Т. Щербакова чекисты установили, что последнему поручено оппозиционером-нелегалом (псевдоним «Зеф») организовать подпольную типографию для размножения троцкистских материалов[771].
Воспользовавшись намерением Т. Щербакова приобрести печатный станок, сотрудники ОГПУ представили ему своего агента — бывшего врангелевского офицера. Сделка состоялась, и Т. Щербаков был арестован. На первом же допросе он заявил, что связан с группой военных, помышлявших о военном перевороте по типу произведенного Пилсудским в Польше[772].
16 сентября 1927 г. ОГПУ проинформировало Политбюро о данном факте. По личному указанию И. Сталина материалы ОГПУ надлежало рассмотреть на ближайшем заседании 22 сентября. Помощник генсека И. Товстуха незамедлительно разослал всем членам и кандидатам в члены Политбюро, а также членам президиума ЦКК уже подготовленный на базе чекистских материалов проект извещения о раскрытии нелегальной троцкистской типографии. Данный документ, после его утверждения, предполагалось разослать всем членам и кандидатам в члены ЦК, ЦКК ВКП(б), членам президиума исполкома Коминтерна и секретарям обкомов[773].
На заседании Политбюро проект извещения одобрили, а 6 октября, оценив реакцию адресатов, приняли и конкретные меры против троцкистов[774].
Теперь чекисты отошли на задний план, уступив главную роль партийным следователям и партийной пропагандистской машине.
Однако не все в ЦК и ЦКК приняли на веру агентурные и следственные материалы ОГПУ о связи троцкистов с военными заговорщиками. От В. Менжинского потребовали более подробного доклада еще до начала работы октябрьского пленума ЦК ВКП(б). Найденный нами в архиве ФСБ РФ машинописный документ на восьми листках, скорее всего, является стенографической записью доклада председателя ОГПУ, прочитанного им для группы членов ЦК и ЦКК ВКП(б).
Текст документа позволяет восстановить картину причастности троцкистов к «военному заговору». Оказывается, к концу сентября 1927 г. чекисты арестовали пятерых участников «заговора» (двое из них являлись командирами РККА среднего уровня, а остальные были демобилизованы незадолго до ареста). Ни одного из них осведомитель (бывший врангелевский офицер) не знал, но получил информацию о подготовке ими заговора от П. Тверского, в свою очередь связанного с устроителем подпольной типографии троцкистов Т. Щербаковым. Именно за такую тонкую цепочку, связующую троцкистов-подпольщиков и «подготовителей заговора», и ухватились в Политбюро. Необходимо данный факт подчеркнуть, ибо, судя по докладу В. Менжинского, ОГПУ работало только над разоблачением подпольной типографии, и совершенно неожиданно сотрудники, руководившие агентом, получили от него сведения о подготовке «военного заговора»[775].
Особенно интересна в плане нашего исследования заключительная часть доклада председателя ОГПУ. Оказывается, агент КРО — врангелевский офицер — сообщил чекистам о «военном заговоре» раньше, чем о нелегальной троцкистской типографии. Однако этому не придали особого значения, т. к. слишком невероятной казалась связь «заговорщиков» с заместителем наркома по военным и морским делам С. Каменевым. И только когда тот же агент дал информацию о подпольной типографии и связи ее работников с «заговорщиками», в ОГПУ «всполошились»[776].
Выяснения всех деталей дела до начала работы очередного пленума в ЦК и ЦКК не хотели. Ярый сторонник И. Сталина секретарь ЦКК ВКП(б) Е. Ярославский категорически запретил В. Менжинскому произвести допросы 14 членов партии, втянутых в дело «военного заговора». Е. Ярославский мотивировал свое указание желанием руководящего партийного центра (читай И. Сталина — A. З.) «не слишком обострять атмосферу»[777].
Такие установки еще раз подтверждают наш вывод о том, что генсеку и его сторонникам важен был лишь новый повод для обвинения троцкистов в намерении устроить «военный заговор».
Об этом свидетельствует и отсутствие в делопроизводственных документах ОГПУ за 1927–1928 гг. даже упоминания о вскрытом заговоре. Все, что нам удалось разыскать, — это факт заведения именно в это время наблюдательного дела на С. Каменева под условным названием «БОМ».
Итак, подготовлявшегося троцкистами военного заговора не было. Однако это не означает, что в нелегальной троцкистской организации не принимали участие военнослужащие РККА и РККФ, а также сравнительно недавно исключенные из партии и демобилизованные командиры и политработники. Во второй половине 1927 г. за участие в конспиративной троцкистской деятельности только из Военной академии РККА было отчислено 17 человек[778].
В. Путна, В. Примаков и Н. Муралов разработали по поручению Л. Троцкого военную часть платформы оппозиции, активно участвовали в налаживании нелегальной работы. И только благодаря заслугам перед страной они не были исключены из ВКП(б). Первых двух лишь сняли с занимаемых должностей командиров корпусов и направили на военно-дипломатическую работу за границу, надеясь оторвать их от троцкистской организации[779].
По поручению ЦК ВКП(б) Особый отдел ОГПУ в конце 1927 г. подготовил специальный доклад «О политическом состоянии Армии», в котором содержался специальный раздел: «Отражение внутрипартийного положения в Армии». Чекисты констатировали, что активных оппозиционеров в войсках было немного. Однако наиболее сильные и деятельные группы троцкистов имелись в военных вузах, в частности в Академии, а также на судах Балтийского и Черноморского флотов. В указанном документе отмечалось: «В результате проведенной предсъездовской работы — исключения из партии и Армии активных оппозиционеров, положение партийной организации Армии можно считать вполне здоровым. Остается, безусловно, некоторое число шатающихся, но активной работы не ведущих… Но оппозиционные работы внутри Армии, антипартийная работа внутри Армии, антипартийная борьба вообще, чрезвычайно активизировала весь антисоветский контрреволюционный элемент»[780].
Согласно данным Политического управления РККА, в период с декабря 1925 г. по 15 ноября 1927 г. было привлечено к партийной ответственности за поддержку оппозиции 80 членов партии из числа военнослужащих, а с конца 1927 г. по февраль 1928 г. — еще 131 человек[781].
В течение 1928 г. сотрудники особых отделов выявили более десяти троцкистских групп в войсках, из которых наиболее крупные были вскрыты в частях Владимирского гарнизона, на кораблях и в береговых подразделениях Балтийского флота, в Армянской и Грузинской дивизиях Краснознаменной Кавказской армии[782].
Сотрудники ГПУ Украины арестовали члена Киевского подпольного троцкистского центра И. Полякова. Судя по обнаруженным у него при обыске документам, он поддерживал связи с военнослужащими гарнизона и привлекал их к нелегальной работе[783].
Однако установить этих лиц не удалось, поскольку И. Поляков категорически отказался давать какие-либо показания.
Аналогичная ситуация сложилась и в октябре 1928 г. при аресте Р. Сахновского — активного оппозиционера, члена Всесоюзного троцкистского центра, бывшего ответственного сотрудника Разведывательного управления Штаба РККА. Из нескольких оборудованных им тайников чекисты изъяли текущий архив центра, разного рода листовки и, что особенно важно, шифры для связи с региональными группами[784]. В этих шифрах работа в Красной армии обозначалась условным названием «№ 50»[785]