– А моя цепочка? Где она? И сакба?
Выворачивает наизнанку. Не могу себя пересилить. Но все же беру их в руку и несу. Помогаю одеть и сразу ухожу изображать деятельность.
– Орхан?
Далия сейчас говорит чуть тише обычного, потому что сейчас важный период, когда многое нельзя.
– Что?
– Ты не мог бы принести воды и мне надо бы обтереть тело. В душ нельзя еще.
«Твою ж… Черт».
– Я найму тебе человека специального… – не договариваю, потому что вижу на ее лице обиду и боль. – Нет, нет, нет, Лала, милая.
Ей нельзя плакать, блядь. Как же я хочу орать во всю глотку.
– Не плачь, прошу.
– Ты отвернулся от меня? Тебе противно? – она непонимающе смотрит и ищет ответы в моих глазах, но там их не найти.
– Нет, Лала. Не говори так. Никогда не думай о подобном, я просто очень боюсь навредить. Я не представляю себе как это все…
– Ну я же скажу, что и как, – наконец улыбается. – Меня медсестры пару раз протирали. Прости что ты сейчас во всем этом участвуешь, но…
– Сейчас я все сделаю. Пойдем в комнату.
Прикусываю язык, чтобы не послать к черту всех и в очередной раз беру себя в руки.
Далия
Мне стыдно и ужасно неловко. И я бы хотела попросить именно маму об этой услуге, но, наверное, только Орхану я доверяю настолько, чтобы услышать именно то, что он сейчас сказал.
После операции спасали только обезболивающие, которые колли вовремя. Но один раз они чуть раньше перестали действовать, и я ощутила все как есть. это ужасная боль. Давление на грудной клетке ощущается и с ними, но боль… она была очень сильной.
Теперь я передвигаюсь очень медленно и мало. Но и лежать мне разрешено только в послеобеденный сон и ночью. Все остальное время только сидеть и ходить. И главное не переусердствовать.
И как найти тут баланс я не представляю.
Орхан взял снова меня под руку и повел в комнату, где была одна узкая кровать. Полагаю еще одна дверь в этой квартире это наша спальня.
Он меня раздевает от просторного, но длинного платья, хотя Орхан говорил, что не против одежды западных женщин, но я не хочу.
Остаюсь обнаженной. Если не считать повязки на лейкопластыре. Бандаж ужасно неудобный, но он важный элемент восстановления, поэтому ненадолго ощущаю, как могу дышать ровно и без неудобств.
– Повязку только не намочи пожалуйста. И думаю стоя будет удобней.
– Да ты права, – говорит откуда-то позади меня.
Может быть сейчас не время таких воспоминаний, но я бы хотела вспомнить нашу брачную ночь и следующие тоже. Как все это было. Заливаюсь краской от этих мыслей и моего тела касается теплое полотенце.
– Не горячо?
– Нет. Отлично все.
Он аккуратно водит по мне ею и доходя до поясницы останавливается, а после я слышу, как садится.
Перехватывает дыхание, которое нельзя задерживать, поэтому я просто дышу.
Я знаю, что я сейчас не самая сексуальная жена. Похудела очень и не было возможности ухода, однако кажется его это нисколько не смущает.
Полотенце скользит по ягодицам и ногам стирая больничный запах и заодно страх, прошлых дней.
Орхан переходит вперед и я снова не дышу. Не дышу, смотря на него сверху вниз. Сталкиваясь с его глазами.
Смущенно свожу ноги, на что он лишь улыбается и качает отрицательно головой.
– Может только ноги протрешь. Мне наклоняться нельзя и верх? Я умру от стыда.
– Ты теперь не умрешь, так что я приступаю.
«Всевышний, зачем все так? Это слишком неловко».
Он продолжает и продолжает двигаться вверх, достигая коленей. И выше омывая бедра и…
– Мне нельзя часто дышать, точнее одышка… Точнее, ну ты понял.
– Я слушал врача и не собираюсь ничего такого делать. Я просто помогаю тебе, вот и все.
– А я почему-то кое-как дышу.
– А мне говорили, что после подобных операций, девушки сильно стрессуют по другим поводам.
– Я видимо какая-то неправильная девушка.
За разговором не замечаю того, как быстро он меня помыл внизу и перешел к верхней части тела.
Когда я вновь оказалась одетой мы пошли кушать, а после просто понемногу ходить и снова ходить. Такова терапия на ближайший месяц. Дальше пойдут ступени и физзарядка. Но главное, что рядом со мной он. Мой главный человек жизни.
Нужно будет еще позвонить родителям.
Глава 35
Через пару дней я уже гораздо лучше себя ощущала при ходьбе. Мы проходили весь путь к больнице за более короткое время. Физические упражнения продолжались на пару минут дольше обычного, а лестница преодолевалась не за десять минут, а за восемь.
Конечно, размышлять о подобном здоровому человеку смешно, но для меня победа. Порой сильно болит шрам. Словно истекает кровью, но открываешь и смотришь, а там сухо и «стерильно», как и должно быть. Иногда сдавливает сильно грудину, будто кости выламывает.
Но в остальном нормально.
– Орхан, я бы маме позвонить хотела. А у меня ни телефона, ни номера родительского нет, забыла тоже.
Он сначала замирает, потом смотрит на часы.
– Давай мы погуляем, а потом я тебе их голосовое сообщение покажу. Твоя мама боится расстроить тебя слезами, а тебе это сейчас вредно. Так что она записала тебе сообщение. Договорились?
– Да ты в этом плане прав. Что ж, хорошо, – улыбаюсь ему и он встает с дивана, а после накинув на меня теплую кофту и повязку на голову ведет к двери.
Я полюбила Германию. Здесь так чисто. Так красиво. Моя страна тоже любима мной, и я тоскую. Но сейчас эти улицы мне по-настоящему стали родными. А любимое место – Ботанический сад.
Это удивительное место таит в себе несколько зон разнообразных насаждений. Что уж говорить об ароматах.
Мы ходим сюда не каждый день, потому что это пока что сложным оказывается для меня и моего организма.
В общей сложности после операции прошло две с половиной недели, из которых полторы это восстановительный период вне стен клиники.
Доктор говорит, что еще две недельки и мы отправимся домой.
Правда Орхан после его слов каждый раз становится грустным. Наверное, потому что тут мы были наедине. Хотя признаться самой себе сложно, но, между нами, все натянуто сложно. Между нами, что-то странное творится. Я боюсь задавать вопросы, потому что страшусь ответов.
Вдруг до аварии у нас все стало плохо? Вдруг мы вообще расстались, и он просто сейчас рядом, потому что мы еще не развелись? Вдруг… Так много предположений, и каждое страшней предыдущего. Даже тот момент, когда я перед ним обнаженная и он отворачивается меня сильно ранит. Видимо, я все же права в своих выводах, но каких именно?
Неделю спустя
– Поможешь принять мне душ? – спрашиваю Орхана, как только мы входим в квартиру после возвращения из больницы.
– Кажется ты уже достаточно восстановилась после операции. В прошлый раз ты принимала его сама, – спокойно отвечает, но даже не видит во мне боль, потому что не смотрит в глаза.
– А может я хочу пойти туда с моим мужем? – повышаю немного голос.
Мне кажется, что все катится вниз. Я пытаюсь держаться как могу за свою любовь, но моя любовь ускользает сквозь пальцы. Я теряю своего мужа.
Я его теряю.
Иногда мне снятся сны, которые я не могу никак запомнить, но одно остается неизменным, я просыпаюсь с тоской и горечью в сердце и со слезами на глазах. Внутри же, в эти моменты такая пустота, что ее не заполнить ничем. А когда я поворачиваюсь его нет рядом. Он постоянно уходит. Говорит, что боится меня задеть рукой во сне, но я чувствую, что он просто не хочет быть со мной в одной кровати.
Я больше не чувствую его любовь. Я больше ее не ощущаю.
– Далия, я сейчас не хочу идти в ванную, – отвечает с нажимом.
– Ты больше ничего не хочешь. Ни быть рядом, ни быть в постели со мной, ни быть в моей жизни. Ты ничего из этого больше не хочешь. Тогда скажи мне все прямо Орхан. Скажи и оставь в покое. Зачем ты ходишь тенью? Тебя здесь нет. Я тебя больше не чувствую. Ты говоришь о любви, но ее нет. Словно заезженная пластинка. Когда ты меня обнимаешь, я даже не ощущаю тепла. Я и сама становлюсь такой как ты, но все-таки люблю. Продолжаю любить, а ты… ты где угодно, но не рядом со мной.
Разворачиваюсь и скрываюсь за дверью.
– Далия, – стучит нервно.
– Уходи Орхан. Я сейчас не хочу с тобой говорить.
Он молчит, но я слышу, что он еще тут.
Облокачиваюсь на дверь и роняю беззвучные слезы. Словно остатки нашей любви капают на кафельный пол.
Но какие же это остатки, если я жизни без него не мыслю. Тогда почему он так просто меня ранит? Так просто делает вид, что ему все равно?
– Я закажу нам ужин, – произносит почти беззвучно и уходит из квартиры.
– Я не хочу кушать, Орхан, я хочу, чтобы ты меня по-прежнему любил… Как и раньше, – шепчу, оседая на пол.
Пару минут сижу без движения, но после слышу, что в комнате звонит мобильный.
Выхожу и смотрю на экран откуда на меня смотрит девушка.
Красивая. Темноволосая. Улыбчивая.
Не понимаю, что написано. Видимо ее имя и оно скорее всего на русском.
Рука сама тянется к телефону, и я поднимаю трубку, проведя по экрану пальцем.
Она зовет его по имени. Это я точно разбираю, но больше ни слова.
– Кто вы? – наконец подаю голос. – И почему звоните моему мужу? – спрашиваю на арабском, понимая, что она меня не поймет.
Девушка замолкает. А после сбрасывает вызов.
Что если это по работе? А я тут уже устроила в голове… Не успеваю додумать, и внимание приковывает дата на экране. Удивительно, но до этого момента, я даже не смотрела на… год.
– Как такое возможно? Почему… Четыре года? Четыре? Нет же.
Руки начинают дрожать так сильно, что и ноги подкашиваются. Я сажусь на диван.
Телефон разблокировался просто, стоило провести по нему пальцем вверх.
Ищу значок браузера, потому что тут тоже не арабский.
Ничего не понимаю. Пытаюсь разобраться.
Но дата, та же что и на телефоне.
– Четыре года прошло с момента чего? Аварии? Свадьбы? Боже… Нет, не может быть.