– Бутылочкой-то обзавелись?
Вообще-то да, как раз в то утро Олли дождался дома доставки ящика от “Berry Bros. & Rudd”. Ящик обошелся приблизительно в двести восемьдесят фунтов – бутылки с выдержанным и густым, как кровь, вином, которое на следующий вечер Клем будет разливать из гигантского графина по гигантским бокалам, словно попавшим к ним в дом из сказки про великанов и людей с увесистыми мечами. Впрочем, вино это их в итоге разочарует и на вкус окажется совсем не таким, как на вид, и Олли предпочтет вместо него, как всегда, пиво.
– Ага, – ответил Олли.
– Хорошей, небось, бутылочкой?
– Надеюсь, что да.
– Я так понимаю, завтра с утреца вас не ждать, угадал?
– Да, вы правы, думаю, не стоит.
ЕГО ЗАПОМНИЛИ И ЗАМЕТИЛИ!!!
Но когда Олли пришел за рыбой в следующий раз, можно было подумать, что этого их разговора никогда не происходило.
Мартин (Марш на вывеске “Марш & Сын”) всегда гораздо приветливее, чем Спенсер. Хотя он тоже не признал того факта, что Олли у них в магазине не в первый раз (несмотря на то, что количество его посещений к настоящему моменту приближается, наверное, сотням к двум, ведь Клем так любит устраивать званые обеды, где на закуску подаются устрицы на блюде колотого льда или коричневые креветки на поджаренном хлебе, а в качестве основного блюда бывает либо жареный морской окунь, либо жареный палтус, либо жареная барабулька, либо жареный лосось и на гарнир – молодой картофель с кабачками или тыквенное пюре с фенхелем, если сейчас сезон.
А, ну еще ведь однажды было такое, что Мартин, завидев Олли, продвигающегося в очереди к прилавку, сказал:
– Поди-ка достань палтуса, Спенс.
Это тогда очень воодушевило Олли. Как, впрочем, и все его разговоры с Мартином, которых тот, похоже, никогда не запоминает, а Олли бережно хранит и с удовольствием прокручивает в памяти, – о преимуществе местного дикого морского окуня перед искусственно выращенным (который выглядит всегда таким хилым и неказистым, что однажды Клем потребовала ВЕРНУТЬ его в магазин, как будто в рыбную лавку можно что-нибудь вернуть – особенно в такую, какой заправляет Спенсер); о том, почему устриц нельзя есть, не запив стаканом стаута; о свадьбе дочери Мартина, которая, кажется, проходила где-то в Испании: к столу подали запеченного целиком морского окуня, чьи мертвые глаза заменили на блестящие маслины, а жабры – на огурец, и подали этого самого окуня так, словно он был еще живым, ну или, по крайней мере, сырым, а еще приготовили лососевый мусс в форме лосося, и никто его не ел, потому что жалко было разрушать такую красоту. Птицей и дичью у Мартина в лавке тоже торгуют, и на витрине всегда лежат пакеты с мертвыми птицами и мелкими зверьками – Олли старается на них не смотреть.
Сегодня Олли получил задание купить на ужин два куска семги или, если семги не будет, морского окуня среднего размера, а еще забрать рыбную тарелку для званого обеда, которую Клем заказала по телефону. Он шел сюда с заданием “купить что-нибудь симпатичное”, но кто же может действовать согласно таким размытым инструкциям? Это ведь все равно что… Ага! Семга, да, та розовая рыба – несомненно, семга! Если не хочешь оконфузиться в рыбной лавке, главное – быть стопроцентно уверенным в том, что за рыба лежит у тебя перед глазами, а это: а) не всегда понятно и б) часто почти невозможно определить, потому что Спенсер от злости швыряет таблички с названиями не глядя, и они необязательно оказываются там, где нужно.
– Слушаю, дружище, – говорит Спенсер, как обычно не встречаясь с Олли глазами. Рыбную тарелку он ему уже отдал, она потянула на J68.14.
– Кусочек вон того лосося, пожалуйста, спасибо.
Превосходно. Разве нормальные люди так говорят?? Пожалуйста, спасибо. Охренеть. Олли с ужасом ждет продолжения разговора, когда Спенсер спросит, сколько ему нужно лосося, и Олли скажет, да так, пару кусочков, чтобы хватило на двоих человек – на двоих богатых человек, следовало бы, разумеется, добавить, на таких двоих человек, для которых деньги – не проблема, а не на двух сухоньких старушек пенсионерок, которые всю неделю откладывают монетки, чтобы в пятницу купить себе кусочек рыбки, – и тогда Спенсер попросит уточнений, и – о, вот же местный морской окунь, с ним куда проще, потому что, если он правильного размера, Олли просто попросит разрезать его на два филе. Вот только загвоздка в том, что Олли никогда не может определить на глаз вес рыбы и оценить размер куска, поэтому он всегда ориентируется по цене. Методом проб и ошибок он пришел к заключению, что хороший морской окунь на двоих стоит не меньше двенадцати и не больше четырнадцати фунтов. А значит, ему нужно всего-навсего…
– Хотя, знаете, дружище, а вон тот морской окунь – какого он размера?
Спенсер вздыхает, возвращает лосося на место, поднимает окуня, вертит им в воздухе и кладет обратно. После чего уходит мыть раковину. Вот это происходит ПОСТОЯННО! Олли стоит, вздыхает и поглядывает на часы, а Спенсер не обращает на него никакого внимания и преспокойно моет раковину. А потом принимается за разделочные доски. Ну это уже черт знает… Потом он наконец возвращается.
– Ну что, дружище, определились?
– Что, простите?
– Ну, я подумал, дам вам немного времени, чтобы решили.
ЧЕРТ. Отлично. Так…
– Я все-таки хотел бы понять, какого он размера. Ну, то есть, сколько он весит.
– А, извините, дружище.
Спенсер подхватывает рыбу и со шлепком роняет на весы. После чего произносит что-то невразумительное про килограммы.
– И сколько это получается?
Спенсер повторяет ту же самую фразу про килограммы.
– Я имел в виду в деньгах.
– Это будет тринадцать фунтов и пятнадцать пенсов. Пускай просто тринадцать.
– Отлично, спасибо. Вы не могли бы разрезать его на два филе, пожалуйста?
Спенсер потрошит рыбу и промывает ее под струей воды из-под крана, после чего шмякает на разделочную доску и срезает мякоть с хребта. Наблюдать за его работой – одно удовольствие. Он спрашивает, нужно ли Олли что-нибудь еще. Да, нужно: он бы хотел немного водорослей и коричневых креветок.
– Отлично, дружище. У вас, значит, телефонный заказ, окунь, значит, креветки и водоросли. Что-нибудь еще?
– В котором часу вы открываетесь в четверг?
Это не такой уж праздный вопрос, ведь лавка работает по какому-то языческому непредсказуемому расписанию, которого Олли никогда не знает наверняка. По воскресеньям и понедельникам они всегда закрыты, поскольку по субботам и воскресеньям никто не рыбачит. Но во все остальные дни действует сложная система традиционных коротких дней и нетрадиционных коротких дней, и летом она иногда меняется, но сейчас Спенсер бросает такой выразительный взгляд на табличку с надписью “Часы работы”, что Олли В КОТОРЫЙ РАЗ чувствует себя полным идиотом, потому что, конечно же, не следовало тратить время Спенсера, отвлекая его вопросом, ответ на который Олли мог бы, не будь он такой заносчивой задницей, прочитать сам.
– Простите, дружище. Не заметил таблички.
– Да не, все в порядке. Я сам, честно говоря, запутался, какой сегодня день. Вы ведь, наверно, знаете про мою сестру, которая пропала без вести в прошлом году? Нашли ее тело. На Хастингс-Уэй. Отец поехал на опознание, так что мы все тут немного не в форме.
О боже.
– Черт возьми, мои соболезнования, дружище. Это так…
– Мы только на прошлой неделе узнали. Сначала нам сказали, что определили, в каком именно месте искать, потом вычислили конкретный участок леса. Ну а потом провели поиски и нашли тело.
Черт. Черт. Бедняга Мартин, добрейший и бесхитростный Мартин, который только посмеивается, когда люди спрашивают у него фазанов в июне, и просит Спенсера пойти и повернуть табличку с ценами правильной стороной. Какой это, должно быть, ужас, когда тебе приходится ехать на опознание тела собственной сестры. Олли представляет себе, как зимним утром Мартин отхлебывает чай из кружки, снимает запотевшие очки и проводит ладонью по раскрасневшемуся лицу, и тут… Олли почему-то вспоминается другая картинка – тот единственный случай, когда он встретил Спенсера в супермаркете “Асда” в Кентербери, и Спенсер выглядел там чужим и инородным, как домашние растения в фургонах для перевозки мебели. Вдруг становится заметно, что растения покрыты пылью, что их никогда не стригли, да и поливали через пень-колоду, и к тому же теперь у них не хватает одного бока, потому что они все время стояли, подпирая стену, которой больше нет рядом.
– Послушайте, – говорит Олли Спенсеру. – Мне очень, очень жаль. Если…
Ему хочется предложить какую-нибудь помощь. Но ведь он всего лишь незнакомец, просто мудила с ограниченными взглядами на жизнь, который заходит сюда время от времени и притворяется, будто что-то смыслит в рыбе, хотя на самом деле НИ ЧЕРТА в ней не смыслит. Он хочет утереть нос рыбному торговцу, а сам-то – университетский лектор, живущий в огромном доме, где у него есть собственный кабинет, а над гостиной трудился дизайнер: это, конечно, ничего не значит, если говорить о том, кто из них круче. Тем не менее… Олли вдруг охватывает желание предложить Спенсеру поработать в лавке бесплатно, хоть он и не понимает, какой в этом прок. Но ведь он мог бы, например, постоять за прилавком, пока они будут на похоронах? И после похорон тоже, если у одного из них будет слишком тяжело на душе. Он уже представляет, как наденет сине-белый полосатый фартук и превратится в настоящего героя, потому что никому другому из здешних покупателей и в голову не пришло ПОЗАБОТИТЬСЯ о торговце рыбой, у которого погибла сестра… Ну, честно говоря, вряд ли покупателям плевать на эту историю, и наверняка они узнали о ней раньше, чем Олли. Следили за новостями по местному каналу и все такое, но Олли чувствует все гораздо острее, чем эти люди, он просто НЕ ВЫНОСИТ местный канал с его новостями, где одни незнакомцы наживаются на несчастьях других незнакомцев; но вот сейчас, здесь…
– Спасибо, дружище. Все произошло так неожиданно, что…