Захожу.
Гляжу – машет мне из стеклянной ниши витрины нечто смутно знакомое.
Светлые, скорее всего, крашеные волосы.
Умные карие глаза за стеклами модных очков в тонкой оправе.
Ухоженная девушка.
Подошел, присел за столик, тут же официантка подлетела.
– Кофе, – говорю, – двойной эспрессо. И стакан минеральной воды без газа.
Записала, кивнула, убежала.
– Ну, – говорю, – здравствуйте, Лика.
– Привет, – отвечает.
– Во-первых, – говорю, – давайте сразу определимся. Откуда у вас номер моего мобильного? Или вы – секретный агент на службе Ее Величества и такую информацию не выдаете?
– Отчего же, – пожимает плечами, – не выдаю. Выдаю. Мне его Саша дал.
И называет фамилию известного в определенных кругах продюсера. Между прочим – моего довольно близкого товарища.
Вот, думаю, сволочь.
А заодно понимаю, что у Сашки-то я ее, скорее всего, и видел.
В какой-то из тусовок.
– И что? – спрашиваю.
Молчит.
Только улыбается краешками губ и глаз одновременно.
Эдак рассеянно.
У некоторых девушек это очень хорошо получается.
Потом закурила, глянула задумчиво.
– Видите ли, Дима, – говорит. – Я пою. И неплохо. Хочу, чтоб вы меня продюсировали.
Охренеть, думаю.
– Видите ли, Лика, – передразниваю, – это, в общем-то, не моя специальность.
Усмехнулась.
– Но деньги-то у вас на это есть? – говорит.
Хорошо, что кофе еще не принесли.
А то б я точно поперхнулся.
Прикурил сигарету, башкой помотал из стороны в сторону.
– Деньги-то, – отвечаю, – у меня есть. Только кто вам сказал, что я горю желанием их на вас потратить?
– Желание – будет, – усмехается.
И многозначительно кладет мне руку на коленку.
Что-то здесь не так, думаю.
– Простите, – говорю, – Лика. Вы меня пару минут не подождете? Носик попудрить надо…
– В смысле – кокаинчиком?! – хихикает.
– В смысле – поссать, – взбеленяюсь.
Достала.
Еще раз хихикает и милостиво кивает.
Вот спасибо…
Зашел в сортир, помыл руки, достал из кармана телефон.
– Сань, – говорю. – Ты знаешь, как я тебя люблю. Но с какого хера ты раздаешь мой мобильный всяческим малопонятным фифам?
– Ты про Лику? – зевает.
– Про нее, родимую, – отвечаю.
Вздыхает.
– Ты, – говорит, – извини, Дим. Она у меня твой телефон уже с месяц клянчит. Сразу после той вечерины начала, когда у парней выход последнего альбома отмечали. Ты еще с Машкой был, должен помнить. А я вчера подкурил сдуру. Ты же знаешь, как на меня трава действует. Вот и расслабился…
– Ну, ты – красавец, – вздыхаю. – Ты хоть знаешь, что она от меня хочет?!
– Конечно, знаю, – удивляется. – А ты что, сам не понял?! Понравился ты ей…
– Угу, – ржу, – понравился. Сань, ты вроде в таком бизнесе работаешь, что у тебя в квартире поп с кадилом каждое утро чертей гонять должен, а все в сказки веришь. Деньги ей нужны. Поет, говорит. А меня видит, типа, своим продюсером. Представляешь себе меня в этой роли?
Минута молчания.
Потом – гнусное такое хихиканье.
– Ты, – говорит, – Дим, – сам дурак. Причем конченый. Клинический, знаешь ли, идиот. Даже как-то неудобно таких друзей иметь. Знаешь, кто у нее муж?! Нам с тобой вдвоем до конца жизни столько денег не заработать. Даже если я на кокс тратиться перестану. Так что – на фиг ей не нужны твои деньги, ты уж мне поверь…
Теперь уже я молчу.
Озадаченно.
– Все страньше и страньше, – наконец выдавливаю. – Ладно, Сань, спасибо за информацию…
Поплескал водой в лицо, вытерся бумажным полотенцем, посмотрелся в зеркало и пошел в зал.
Сел за столик, жестом подозвал официантку.
– Виски, – говорю. – Двойной скотч on the rocks. Лучше – «Чивас».
– Двенадцать лет? Двадцать один? – спрашивает.
– Девушка, – вздыхаю, – вы сами-то виски пьете?
– Нет, – смущается. – Я вообще почти ничего не пью. Только иногда мартини с апельсиновым соком.
– Ну, вот видите, – смеюсь. – Тогда поверьте на слово человеку, этого пойла немало выхлебавшему. Отличить на вкус купажированный виски разных лет выдержки не каждый дегустатор сумеет. А я не имею к этой почтенной профессии ровным счетом никакого отношения…
– Значит, двенадцатилетний?! – догадывается.
– Умница, – смеюсь. – Тебе учиться надо…
– А я, – поводит плечиком, – и учусь. В инязе. А здесь – подрабатываю…
Мне неожиданно стало дико стыдно.
Ну, ты, думаю, Димон, и жлоб стал в последнее время.
Ужас просто.
– Извини, – говорю, – не хотел. Сам не знаю, что со мной. Не иначе, как атмосфера вашего заведения действует…
Улыбнулась смущенно, даже чуть покраснела.
– Спасибо, – лепечет. – И вы меня простите. Вам двойной скотч со льдом, и льда побольше?
– Да, – говорю, читая ее имя на бэйджике. – Спасибо, Настенька…
Она еще больше покраснела и убежала к стойке за заказом.
А я чуть-чуть успокоился.
Закурил сигарету, повернулся к Лике, посмотрел ей в глаза.
Вроде – серьезные.
– Значит так, – говорю, – девушка. Во-первых, – давай на «ты», согласна?
Кивает, смотрит с интересом.
– Во-вторых, давай попытаемся отодвинуть все наши игрища в сторону. Деньги, насколько я понимаю, тебе и на фиг не нужны. И так все в порядке. Да и поешь ты – тоже вряд ли. Разве что с пьяных глаз в караоке…
Улыбается.
Загадочно поднимает левую бровь.
– Петь в караоке – пошлость, – отвечает. – Сашке, что ли, звонил?
– Ему, – говорю, – родному. Вот только извини, но что ты на меня так уж по-взрослому запала – тоже ни в жизнь не поверю. Хотя бы потому, что ты – девушка явно прагматическая, а на той вечеринке, где мы с тобой пересеклись, – я, извините, с Машкой был. А моего отношения к ней только слепой, наверное, не заметит…
Усмехнулась, достала из моей пачки сигарету, повертела ее в длинных, сильных, ухоженных пальцах.
– Так все-таки, – чиркаю зажигалкой и даю прикурить, – что надо-то?!
Затягивается.
Смотрит в окно.
Там идет грязноватый московский снег.
Вечер.
Сумерки.
Чуть попозже, когда совсем стемнеет и разгорятся рекламные огни, Тверская снова станет праздничной.
Как всегда.
А пока – обычная центральная магистраль насмерть усталого мегаполиса.
– Догадливый, – усмехается.
Она красиво курит.
На щеках при затяжке – такие сверхсексуальные ямочки.
Хоть сейчас на обложку модного журнала.
Хотя, по нынешним временам, фото с сигаретой на обложке не пройдет.
Политкорректность, блин.
– Не жалуюсь, – отвечаю. – Так все-таки, чего надо-то?
– Ничего, – пожимает плечами. – Просто поговорить…
Я хмыкнул.
Из-за «просто поговорить» целый месяц телефон не выклянчивают. К тому же – такие вот барышни.
Такие привыкли – по первому свистку.
Но промолчал.
Если надо, сама скажет…
– Понимаешь, – вздыхает, – мне просто нужно кому-то выговориться…
Тут уже я за сигаретой полез.
– Я, – спрашиваю, – что, похож на психоаналитика?! Да и ряса поповская, если честно, меня совсем не прикалывает…
– Да нет, – вздыхает и отточенным движением кладет подбородок на тыльную сторону своей ладони.
Красиво получается.
Ага.
– Ты не похож на психоаналитика, – прикусывает нижнюю губу хорошо отполированными зубками. – И ряса тебе, скорее всего, будет не к лицу. По крайней мере, в этом свитере и джинсах ты мне больше нравишься…
– Спасибо, – усмехаюсь. – Так тогда в чем дело-то?!
Докурила, аккуратно затушила бычок в пепельнице.
Ну, а мне наконец-то принесли виски.
Вместе с кофе.
Нда…
– А дело в том, – тянется за новой сигаретой, – что ты производишь впечатление человека, сумевшего разорвать круг. Мне это важно.
Хмыкаю.
Делаю маленький глоток ледяного скотча.
Потом, чуть погодя, – крепкого и горячего кофе.
Неплохо.
– Это, – говорю, – не так, девочка. Ничего я не разорвал. Не получилось. Просто чуть-чуть растянул. Раздвинул.
Задумалась.
– Жаль, – говорит. – Но хорошо, хоть раздвинуть удалось. Легче ведь стало?
– Да Бог его знает, – отвечаю. – С одной стороны – вроде полегче. По крайней мере, дышать свободней стал. А с другой – любой силикон острее чувствовать начал. Напрягает.
Как она на меня посмотрела!
– Это, – обиженно тычет холеным пальцем в соблазнительно прорисованную под тонкой тканью блузки грудь, – между прочим, никакой не силикон. Самый что ни на есть натурпродукт. Если хочешь, можешь проверить. Сейчас допьешь, расплатишься, – пойдем, номер в гостинице снимем. Я там тебе такой силикон покажу – разом про свою замухрышку забудешь…
– А вот это, – обижаюсь, – ты напрасно. Я – не про номер в гостинице. Его мы, может, и снимем. Запросто. От такой роскошной бабы, как ты, только полный козел и импотент отказаться может. Я – про Машку. Никакая она не замухрышка.
– Ну, может, и не замухрышка, – соглашается. – Обычная худая нервная девица. Я таких знаешь, сколько перевидала?! Руки, правда, и глаза красивые. А так – ничего особенного. Вот ты можешь мне сказать, что ты в ней нашел?! Ты не обижайся, – просто любопытно…
– Да сам не знаю, – пожимаю плечами. – Просто – моя женщина. И всё.
– Точно – всё? – прищуривается.
Задумываюсь.
– Да нет, наверное. Не всё. Просто, в отличие от многих других, она – живая. Хоть иногда и притворяется, что наоборот. Несмотря на все свои заморочки.
Молчит.
Курит.
В глазах – слезы.
– А я?! – спрашивает.
Тоже помолчал немного.
– Сейчас, – говорю, – ты тоже живая. Пока плачешь…
– А вообще? – спрашивает.
– А не обидишься?!
Молчит.
Слезы уже по щекам побежали.
– Обижусь, – шепчет.
– Вот в том-то, – говорю, – все и дело…
Помолчали.
Я дал ей прикурить очередную сигарету.
– А знаешь, – говорит, – я не хочу с тобой в номер. Дав