Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник) — страница 17 из 24

А там — красота.

Утро раннее, роса еще даже не везде на пальмовых листьях высохла.

Солнце — желтое, море — синее, горы — зеленые, а сверху белыми шлемами с черной графикой скал прямо в небо упираются.

И самое главное — свежо пока что.

Я даже кондиционер в машине не включал, стекло только чуть-чуть опустил, чтобы ветерок по салону прогуливался, и — вполне достаточно.

Едем, короче.

И тут он вдруг говорит, что ему, видите ли, хочется пива.

Кружку.

Или две.

Хорошего и холодного.

А уже только потом — в гостиницу.

Так что — надо бы отвезти куда, в подходящее для этих целей местечко.

— Шефу твоему, — говорит, — я, если надо, сейчас с мобильного наберу. Решу все вопросы, не переживай.

— Да зачем? — жму плечами. — Он и так велел, чтобы любой, значит, каприз. Ну, в пределах разумного, разумеется…

— Не ссы, — ржет, — я не гомик. Да и другие привычки тоже в рамки приличия вполне себе даже укладываются…

Ну, смеемся — теперь уже вместе.

Но только внешне.

Внутри — я морщусь.

Потому как он мне нравиться начинает, а это, знаю — неправильно.

Я просто однажды в одном фильме как-то слышал, как один киллер другому говорил, что это неправильно, когда у тебя с клиентом начинают возникать какие-то человеческие отношения, работать потом тяжело.

Я, хоть и не киллер вообще ни разу, но — тоже под каждым словом подпишусь.

Особенно, если клиент в каких-то специальных отношениях с твоим собственным начальством состоит, видимо, вполне себе доверительных.

Брякнешь сдуру что не то, или одному или другому. И жди потом, с какой стороны прилетит.

Прилетит-то — по-любому.

Ага.

Угадаешь — может, и увернешься.

Не угадаешь — жила была девочка, сама виновата.

Твои дела…

А где я еще в этом городишке такую работу найду?!

На военную-то пенсию — особо и не проживешь.

Особенно если учитывать, что еще и жена молодая.

А тут — и зарплата тебе, и чаевые.

Иной раз за день только «чая» баксов двести домой привезешь, особенно, если сезон, и возишь туда-сюда не таких вот, как этот, командировочных, а вполне себе расслабленных отдыхающих.

Можно жить…

Ну, развернулись, поехали.

И вдруг я понимаю, что придется с ним в эту пивную, куда я его привезу, идти. Настроение у него такое, я это давно чувствовать научился. Да и шеф велел с него пылинки сдувать.

Вот ведь, бля…

Ладно.

Не в первый раз замужем.

Справимся…

Так и есть.

Как приехали, он меня с собой внутрь позвал.

Отказываться, понимаю — нельзя.

Ну, что поделаешь.

Зашли.

Сели на открытой веранде, он пива себе заказал, я кофе, сидим, на море любуемся.

И вдруг — меня как кувалдой по голове.

— Ларин, — спрашиваю, — ты зачем усы-то сбрил?

И сам себе рот зажимаю, да только — поздно уже.

— Замполит?! — смотрит на меня совсем даже не удивленно. — А я-то думаю, че это у тебя рожа такая подозрительно знакомая…


Мы с этим бойцом друг друга — совершенно искренне ненавидели.

Столичный хлыщ.

Снайпер.

Я вообще тогда москвичей очень не любил.

А этого — особенно.

Хотя усы у него и вправду были знатные.

Всем усам усы.

Даже кавказцы завидовали.

И вправду — зачем только сбрил?!

Совсем другое лицо…

— А что ты здесь-то? — удивляется, выгибая правую бровь домиком. — Ты ж вроде природный хохол. Западенец. Причем — упертый. Сам же про себя рассказывал: изо Львова, мол, и военное училище там заканчивал. Я, грешным делом, думал, ты уже там, у себя, — генерал…

Я морщусь.

— Видишь, — кривлюсь, — Ларин. И ты иногда ошибаешься. Я не там, а тут. И не генерал, а обычный военный пенсионер. А вот ты как раз, похоже, — генерал…

Он сначала хмыкает, потом прикуривает.

Узнаю брата Колю.

Всегда был себе на уме парнишечка.

Ой, всегда…

— В некотором смысле, — соглашается спокойно, — похоже, что и генерал. А твоему шефу я сейчас все-таки позвоню. Скажу, что сегодня тебя забираю на весь день, а назавтра пусть присылает другого водителя. Потому что это как-то неправильно будет, если ты меня возить станешь. Не по-людски. Согласен?!

— Согласен, — шиплю сквозь зубы.

Надо же.

Какие мы… м-м-м… тактичные.

Но все равно — молодец, чего уж там…

Другой бы мог и поглумиться, и посчитаться.

Крови-то я у него в свое время, чего уж там, — немало попил.

Было за что.

Ага…

— А сегодня-то, — спрашиваю, — что делать будем?

— А сегодня, — кривится, — ты мне, замполит, расскажешь, как так получилось, что боевой офицер возит за деньги всякую шушеру в заштатном курортном городишке. Потом мы с тобой выпьем третий тост, и ты отвезешь меня в гостиницу. А потом — каждый по своим делам. Я, к примеру, собираюсь размышлять о том, почему мы все так, сука, неправильно живем. А ты — как хочешь…

Теперь уже я закуриваю.

Своих-то сигарет не взял из машины, пришлось к нему в пачку лезть.

Причем без спроса.

Просто как-то даже не сразу и сообразил.

Дела…

— Да какой, — морщусь, — из меня боевой офицер. Правильно ты сказал: замполит. А на море решил уехать, еще когда нас, помнишь, в горах накрыли. Вы тогда с молодым, с земляком твоим, все мечтали море снова увидеть. А я вдруг понял, что на море вообще ни разу не был. В жизни. Вот и дал себе зарок. Помнишь?

— Помню, — кивает спокойно. — Убили тогда Лешку. А меня кто, кстати, вытащил? Ты?

— Я, — вздыхаю в ответ. — Тяжелый же ты, сука, тогда был…

— Я и сейчас нелегкий, — ухмыляется. — Извини, я отойду позвонить…

Ну, отошел.

Чтобы при мне, значит, не разговаривать.

Еще раз говорю — тактичный.

Ага.

Поговорил, вернулся.

— Договорился я с твоим шефом, — кивает. — И водки заказал. И пива еще, теперь уже нам обоим. Только мы все-таки давай сначала, до «третьего», до поминального — другой тост поднимем.

— Давай, — жму плечами. — Ты только скажи, какой.

— Да легко, — закуривает. — А выпьем мы с тобой как раз за то, что неправильно живем. Понимаешь, замполит?! Тут ведь ключевое слово — не «неправильно». Тут ключевое слово — «живем»…

…Хорошо еще, что нам пиво очень вовремя принесли.

А то бы я, наверное, сдуру — точно расплакался.

Вот ведь, как оно бывает, думаю.

Неправильно живем…

Святой источник

Сашка — языкастый, хитрованистый и слегка хамоватый егерь одной из любимейших моих рыболовных баз в верховьях Волги, на самой границе Московской и Тверской губерний, своими руками срубил в лесу часовенку.

И какую часовенку!

Загляденье!

Из ровных, тщательно ошкуренных бревен, одновременно и крепенькую как гриб, и — летящую, темную на фоне светлого северного неба.

Сам, на скудную егерскую зарплату, покупал лес, сам тщательно выбирал, сам рубил, сам шкурил.

И все — молчком.

Я б и не узнал, если б другие егеря не сказали.

Причем поставил ее так, что на машине — не подъехать. Только пешком, километров пять по тропинке в гулком сосновом бору.

Подальше от докучливых людских глаз.

Как он туда эти бревна таскал — просто ума не приложу…

Но — построил.

Стоит.

— Как тебе это в голову-то пришло? — спрашиваю, нарезая крупными ломтями дорогую по их меркам московскую колбасу на закуску.

Он в это время чеснок чистит да хлеб кромсает.

Отловились нормально, с десяток неплохих судачков завалили, можно и перекусить под сто грамм.

Ну, или не под сто…

Как получится…

— Да не знаю, — жмет плечами в ответ. — Торкнуло что-то…

— Нормально, — говорю, — тебя торкнуло…

Молчит.

Только посапывает.

…Нарезали, разлили по первой, выпили.

Я закурил, он бутерброд с колбасой себе наладил.

Вечер, речка.

Мы в лодке сидим.

За коряжник привязались, чтобы течением не унесло.

Волга — она такая.

Только с виду спокойная…

Сейчас перекусим, с часок на вечерней зорьке блесны помакаем, да можно и на базу возвращаться.

— Понимаешь, — говорит, дожевывая, — источник там. Ну, родник. В воде вроде ничего особенного, а журчит — хорошо. Я как-то кабана гонял, ну, и набрел на него. Попил водички, посидел, послушал. Хорошо. Ну, и дальше побежал…

Замолкает, потом начинает хлопать себя по карманам.

Протягиваю ему пачку сигарет и, пока прикуривает, — разливаю по второй.

— Ну, и что дальше? — спрашиваю.

— А ничего, — снова жмет плечами. — Потом еще раз туда пришел. И еще… Давай выпьем, что ли?

— Давай, — говорю.

Выпили, помолчали.

— Ну вот, — говорит через некоторое время. — Так и стал туда ходить. А потом думаю: чего-то здесь не хватает. Прикинул — церковка бы хорошо тут стояла. Душевно…

— Часовенка, — поправляю.

— А, ну да, — вздыхает. — В церкви поп быть должен постоянный. Значит — часовенка. Мне говорили уже, до тебя…

— И что, — спрашиваю, — так все сам и придумал?

— Ну, — отвечает, — сам. Кто ж мне подскажет-то?

— Нормально, — качаю головой.

— Вот и я так думаю…

Это он уже так.

Для поддержания разговора.

…Выпили по третьей, закурили.

— Значит, сам? — переспрашиваю.

— Сам, — отвечает.

— А ты хоть знаешь, — смеюсь, — что она у тебя получилась в полном соответствии со всеми канонами русского средневекового деревянного зодчества?

— Откуда мне знать, — удивляется. — Я и в Богато не верю…

Во как, думаю.

Ничего себе…

— Ладно, — говорю. — Давай еще по одной, да и пошли ловить дальше. Что-то мне подсказывает, что судак нынче вечером хорошо на бровках бить будет…

— Да похоже, — кивает. — Его погода…

Разлили.

Зажевали бутербродами с колбасой и свежим деревенским чесноком, и он, отвязав лодку от коряги, стал аккуратно выгребать веслами на стремнину.

Здесь, в коряжнике, мотор-то не особо заведешь, винт можно в две секунды убить.