Машка снимала.
Очень удачно получилось…
А больше — ничего…
Потом, месяца через два, вечером, когда я сидел за компьютером, Машка неожиданно зашла ко мне в кабинет и положила передо мной какую-то брошюру. И — ушла к себе в комнату.
Смотрю на обложку — «Цветочный гороскоп».
Ни фига себе, думаю, к чему бы это?
Гляжу — а там закладка.
Открываю.
Отчеркнутая главка называется «Орхидеи».
И начинается словами: «Эти цветы в нашем климате не живут»…
Прочитал.
Только эту строчку, дальше — неинтересно…
Докурил, пошел к жене.
Она сидит — прямая, как палку проглотила.
И смотрит куда-то поверх моей головы совершенно пустыми и совершенно сухими глазами.
Спрашиваю:
— Откуда это у тебя?
Молчит.
— Маш, — снова зову, — откуда? Что-то не припомню, чтобы ты такой фигней увлекалась…
Сглотнула, посмотрела на меня внимательно.
Глаза — темные-темные.
Они у нее, как и у меня, — меняются. В зависимости от освещения и состояния души.
Такая вот особенность организма.
Одна на двоих.
— Я, — говорит, — Дим, — тоже орхидея. По этому же самому цветочному гороскопу…
И — заплакала почему-то.
Как прорвало.
Сел рядом, обнял за плечи, она мне голову на грудь положила.
— Хрена, — говорю, — лысого я тебя еще когда на эти твои ночные гонки отпущу…
Плачет, глаза прячет, а губы — все одно надувает.
— Можешь отпускать, можешь — не отпускать. Все равно поеду…
— Знаю, — вздыхаю, — что поедешь. Дай хоть немного поворчать-то…
— Ну, ворчи, — плачет.
И вдруг неожиданно проводит мне тыльной стороной ладони по щеке. Я уже и забыл, что она так умеет.
Господи, как же нам когда-то было хорошо вместе…
Я поцеловал ее в уголок рта, встал, взял сигареты, открыл шкаф, накинул на плечи куртку.
— Пойду, — говорю, — на балкон. Подышу, покурю…
— Иди, — улыбается, — морозоустойчивый ты мой. Трави себя никотином. Только — возвращайся. Обязательно…
— А куда я денусь, — жму плечами, — от тебя-то. Слушай, а ты, кстати, не знаешь, почему Крис сбежала?
— Знаю, — говорит. — Но не скажу.
— Почему? — удивляюсь.
— Потому что — не твое дело. Если б она захотела — давно бы сама рассказала. Или вернулась. А если не вернулась и не рассказала — то и я помолчу…
— Может, — говорю, — это и правильно…
— А это, — хмурится, — не тебе решать. Правильно или неправильно. Тоже мне, вершитель судеб нашелся. Судия строгий, но справедливый. Решать он будет. Иди лучше, кури…
Я и пошел.
На балкон.
Вышел, аккуратно закрыл за собой дверь.
Чиркнул зажигалкой.
На улице было тихо, холодно и шел мелкий колючий снег.
Плохой такой снег.
Безнадежный.
Такой назавтра — ни за что не перестанет идти. И послезавтра тоже. И через неделю, и через две.
И через месяц.
И не растает до самой весны.
А если подует даже слабенький ветерок, он превратится в сухую и злобную поземку, от которой, пока ты там, на улице, — никакого спасения.
Никому.
Ни зверю, ни человеку, ни мотоциклисту.
А до весны еще — очень и очень далеко…