— Вы уверены, что не можете найти никаких связей Клуба Бесконечности с этим? — спрашиваю я как раз перед тем, как Зейд хватает меня за плечи и останавливает моё хождение назад-вперёд.
— Насколько мы можем судить, таковых нет. И хотя остальные из нас, возможно, немного профаны в детективных делах, тебе не кажется, что этот тупой английский придурок хорош в такого рода вещах? Он бы знал, если бы это они были, не так ли? — Зейд замечает, что мне неудобно, поэтому отпускает меня, а затем тихо чертыхается. — Мне нужно достать гитару и снова спеть тебе серенаду?
Это заставляет меня улыбнуться, но длится это недолго.
— Эти девушки вломились в дом Шарлотты. За пределами кампуса. Украли её кольцо. Она могла бы умереть, если бы… — Зейд снова делает шаг вперёд, но на этот раз не прикасается ко мне. Мне грустно видеть его таким. Я складываю руки на груди и смотрю в пол, пытаясь взять себя в руки.
Возможно, у меня посттравматический стресс или что-то в этом роде. С грузом Бёрберри на плечах и пронзительным криком Харпер, как у птеродактиля, который ещё свеж в моей памяти… её обожжённым лицом… смертью Чарли… стоит ли удивляться, что я борюсь за существование изо всех сил?
Я вздрагиваю и закрываю глаза как раз перед тем, как Зейд заговаривает:
— Ты хочешь, чтобы мы пошли на собрание Клуба Бесконечности? — спрашивает он мягко, нерешительно, как будто нет ничего на свете, что бы он предпочёл сделать меньше этого. — У нас нет возможности узнать что-либо наверняка, пока мы не пойдём и не заключим пари…
— Нет! — я не хотела кричать. Я, конечно, не собиралась так сильно и быстро, вскидывать голову, но так произошло, и я врезалась в лицо Зейда и разбила ему нос, из которого хлынула кровь. — О, боже мой, Зейд, — я обхватываю руками его лицо, когда он стонет от боли, запрокидывая голову назад, чтобы попытаться замедлить кровотечение.
— Ты можешь принести мне полотенце что-то на него похожее? — бормочет он, его голос звучит плаксиво, и парень шмыгает носом из-за крови. И её так много. Я чувствую себя такой жалкой идиоткой, когда, спотыкаясь, подхожу к комоду и хватаю первый попавшийся кусок ткани из верхнего ящика.
— Вот, — я прижимаю шелковистую белую ткань к носу Зейда как раз перед тем, как понимаю, что речь идёт о трусиках. Чёрт. Я начинаю забирать их, но он хватает меня за запястье и пристально смотрит на меня, другой рукой заталкивая кусочки кружевной ткани себе в ноздри.
— Во-первых, ты избегаешь меня. Могу добавить, что всю неделю. Затем ты бьёшь меня головой и заставляешь истекать кровью. В-третьих, ты пытаешься украсть мои шелковистые трусики Марни, — его руки дрожат, когда он отпускает меня, прижимая ткань к носу с очередным болезненным стоном.
При виде его в таком состоянии, окровавленного и трясущегося, я ничего не могу с собой поделать. Образы его пошлых фотографий исчезают из моей памяти, и всё, что я могу видеть, — это Зейд Кайзер, неуверенный и потерянный, и так сожалеющий об ошибке, которую он совершил в конце первого курса, что не только сделал татуировку на шее, но и делит меня с парнями, которых ненавидит.
— Мне так жаль, Зейд, — бормочу я, и его зелёные глаза расширяются.
— Жаль? — повторяет он приглушенным голосом из-за моих трусиков, засунутых ему в нос. — За что?
— За то, что избегала тебя последние несколько дней, зная, что ты хочешь поговорить о фотографиях и видео.
Я отступаю назад, когда Зейд оттягивает окровавленные трусики от носа, немного шмыгает им, а затем протягивает руку, чтобы посмотреть, остановилось ли кровотечение. Когда его рука становится сухой, он опускает её и изучает меня. Неуверенность в его взгляде — вот что меня успокаивает. Мне не нужны учтивость и обходительность, плавность и практика (во всяком случае, не всё время). Прямо сейчас я просто хочу увидеть его грубость, форму его разбитого сердца.
— Это пиздец, что тебе приходится всё это видеть, — признаётся он со вздохом. Его взгляд опускается на трусики, а затем он засовывает их в карман своей джинсовой куртки, когда я приподнимаю бровь. Они чистые — но только в его собственной крови, — так что, если он действительно хочет сохранить их, он может. — И я ненавижу, что у меня такое испорченное прошлое. Дело в том, что я бы не стал этого менять, даже если бы мог.
Я не перебиваю его, позволяя обдумать эту мысль. Кажется, он с чем-то здесь смирился, и я не собираюсь излагать свои собственные мысли.
— Во-первых, раньше я был отстойным в сексе. На самом деле, я был плох, — я поднимаю брови, но он просто улыбается мне и качает головой. — Я был тупицей скорострелом, — признаётся он, и я немного съёживаюсь. Независимо от того, был он таким или нет, идея о том, что он изливается в кого-то ещё, это… это непристойно. — К тому же, я был злым.
— Тебе не обязательно убеждать меня в последней части, — поддразниваю я, пытаясь поднять настроение. Зейд делает шаг ко мне, и я инстинктивно отступаю. На этот раз, когда он обнимает меня за талию, я прижимаюсь к нему и не сопротивляюсь этому.
— Я ужасно обращался с девушками, и я использовал их, и был действительно грустным, испорченным ребёнком. — Здесь он замолкает и снова вздыхает, опуская голову, чтобы прижаться носом к моей макушке. Он всё ещё дрожит, и я решаю, что, возможно, только возможно, Зейд Кайзер, король сцены, солист группы «Afterglow»… нервничает рядом со мной. Я заставляю его нервничать. — Я думаю, мне пришлось выучить свой урок, прежде чем я добрался до тебя, а затем выучить его снова после тебя и… чёрт. Полагаю, это грубое напоминание, чтобы я уж точно заполнил это на всю жизнь, — он целует меня в шею, и мои глаза закрываются, а пальцы обвиваются вокруг его плеч. — В любом случае я бы не стал этого менять, потому что сейчас я здесь, с тобой, и я бы никогда не стал рисковать этим. Так что, к чёрту этих девчонок. К чёрту эти видео. Меня всё это не волнует, я забочусь только о тебе.
За его словами следует негромкий медленный хлопок, а затем Крид проскальзывает в комнату и прислоняется спиной к двери. Она захлопывается, пока он изучает нас, и Зейд хмуро смотрит на него. Я должна попытаться разрушить это, то, как парни рычат, кривят губы и шипят друг на друга.
Кроме того, мне нужно получше позаботиться о том, чтобы полностью закрывать эту чёртову дверь.
— Кайзер, — мурлычет Крид.
— Кэбот, — Зейд цокает языком.
Парни Шарлотты смотрят друг на друга почти так же, как они смотрят на неё: с любовью. Я не знаю, связаны ли они сексуально друг с другом или нет — мы ещё не на той стадии дружбы, когда я могла бы задать этот вопрос, — но они явно семья, туманный водоворот симпатичных звёзд.
Для меня и моих парней я — солнце, а они — вращающиеся планеты. Я вообще не уверена, что их орбита сильно зависит от других.
— Это была отличная речь, — поддразнивает Крид, беспечный, апатичный, безразличный. Только его глаза рассказывают совсем другую историю. Драки и секс — две вещи, которые могут его разбудить. — Даже я был впечатлён.
— Чего ты хочешь? — спрашивает Зейд, оглядываясь на Крида, когда тот входит в комнату и встаёт слишком близко к нам двоим. Мне сразу вспоминается моя ночь с Виндзором, когда я фантазировала об идее переспать одновременно с больше, чем одним из них.
Это случилось однажды, так почему это не может случиться снова?
— Эти двери не особенно звуконепроницаемы, — растягивает слова Крид, и я не могу решить, говорит ли он это из-за секса или… — Ты уверена, что не хочешь, чтобы мы пошли на встречу? — он уточняет, и, хотя изо всех сил старается сохранять нейтралитет, в этом вопросе слышится нотка страха. — Просто чтобы убедиться, что это не имеет никакого отношения к Клубу.
Я качаю головой и, злясь на себя за то, что это только что пришло мне в голову, достаю телефон и показываю обоим парням список подозреваемых, который составила Шарлотта.
— Вы узнаете кого-нибудь из этих людей из клуба? — спрашиваю я, но примерно через минуту они оба качают головами.
— Нет, но отправь это остальным, — говорит Зейд, и я ненавижу то, как сильно мне нравится слышать это от него.
Остальным.
Так непринуждённо. Это заставляет меня на секунду почувствовать, что мы действительно единое целое. То есть до тех пор, пока Зейд не переключит внимание на Крида, и я не почувствую, как их враждебность сжигает весь доступный кислород в комнате.
— Тебе понравился твой новый сосед по комнате прошлой ночью? — спрашивает он, и от ленивой кошачьей улыбки Крида у меня мурашки бегут по коже.
— Лучше уж с ним, чем жить в одной комнате с Тристаном, это уж точно, чёрт возьми, — Крид поворачивается, чтобы посмотреть на меня, протягивает руку и растопыренными пальцами отталкивает Зейда назад. Зейд хватает его за запястье и дёргает, приближая их лица друг к другу.
На днях они играли друг с другом в коридоре. Дразнили. Напоказ.
Это, это реально.
— Пожалуйста, прекратите, — эти слова тверды, абсолютны. Если они этого не сделают, я выгоню их обоих, и они смогут подраться друг с другом в коридоре. — Ты не заметил ничего странного в Со Чжун Ши? — спрашиваю я и понимаю, что иметь английское имя — Роум, кстати действительно классное — обычное дело для южнокорейских студентов, обучающихся в Штатах, но у меня нет проблем с произношением его настоящего имени, поэтому я решила просто использовать его.
— Со Чжун Ши? — спрашивает Крид, как будто понятия не имеет, о ком я говорю. Только он был там, когда парень представился. Может быть, его смущает только часть «Ши»; это просто почётное обращение, которое означает что-то похожее на «мистер».
— Роум, — я скрещиваю руки на груди. — Ты не заметил в нём ничего необычного?
— Кроме того, что он красивее Бога? — спрашивает Крид, и в его голосе слышится ярость по этому поводу. Он делает шаг вперёд, выдёргивая руку из хватки Зейда. В то время как Крид кажется расстроенным, Зейд в значительной степени растерян. Я предполагаю, что он слышал о новом соседе по комнате, но ещё не видел его. Если бы он увидел его, я уверена, он бы запомнил. —