Дюдар. Не думаю. Во всяком случае, он выставил другую причину.
Беранже. Но какую же? Что с ним такое случилось?
Дюдар. Он хочет бросить дела, уехать в деревню.
Беранже. В отставку выходит, совсем? Да ведь ему не так много лет, он мог бы еще стать директором.
Дюдар. Отказался. Говорит, что ему надо отдохнуть от дел.
Беранже. Наверное, дирекция очень недовольна его уходом, ведь его надо кем-то заменить. Для вас-то оно, может быть, и лучше. При вашем дипломе у вас есть все шансы.
Дюдар. Уж не буду скрывать… дело в том… это, конечно, очень смешно, но он тоже стал носорогом.
Вдалеке шум бегущих носорогов.
Беранже. Носорогом! Мсье Папийон стал носорогом! Вот так так! Ну, знаете, это совсем не смешно! Почему вы мне не сказали раньше?
Дюдар. Да, видите ли, у вас нет чувства юмора. Ну, я и не хотел вам говорить… не хотел вам говорить потому, что ведь я вас хорошо знаю, вот я и опасался, что вам это совсем не покажется смешным, а только еще больше напугает. Вы чересчур впечатлительны!
Беранже (вздымая руки к небу). Нет! Подумать только… Мсье Папийон!.. С его-то положением!
Дюдар. Это, во всяком случае, доказывает полное бескорыстие его превращения.
Беранже. Он не мог этого сделать нарочно, я уверен, что это случилось с ним помимо его воли.
Дюдар. А что мы об этом знаем? Трудно сказать, какие побуждения могут заставить человека на что-то решиться.
Беранже. Во всяком случае, это был неудачный шаг. Наверное, у него были какие-то скрытые комплексы. Ему надо было полечиться психоанализом.
Дюдар. Что ж, даже такой переход из одного состояния в другое тоже ведь может кое-что выявить. Каждый ищет себе облегчения, в чем может.
Беранже. Я уверен, его на это подбили, а он поддался.
Дюдар. Это может с каждым случиться!
Беранже (испуганно). С каждым? О нет, только не с вами, нет, правда, не с вами? И не со мной!
Дюдар. Надеюсь.
Беранже. Ведь не могут же нас… ну, скажите, ведь… правда? Не могут? Не могут?
Дюдар. Ну разумеется, разумеется.
Беранже (понемногу успокаиваясь). Все-таки я думал, что мсье Папийон сильнее и может устоять. Я думал, у него более твердый характер… Тем более я не вижу, какой у него может быть расчет, что ему это дает — материально и морально…
Дюдар. Поступок совершенно бескорыстный. Ясно.
Беранже. Да, конечно. Можно это признать смягчающим обстоятельством или наоборот… отягчающим? Мне кажется, скорее отягчающим… потому что, если он сделал это просто из прихоти… я уверен, что Ботар не мог не осудить его поведение, и притом со всею строгостью. Интересно, что он о нем думает? Что говорит Ботар о своем начальнике?
Дюдар. Бедняга Ботар был страшно возмущен, он был вне себя. Мне редко приходилось видеть человека в таком исступлении.
Беранже. Ну, знаете, на этот раз я его понимаю. Да, Ботар все-таки трезвый ум. А я о нем как-то нехорошо отзывался.
Дюдар. И он о вас не очень-то лестно говорил.
Беранже. Что ж, в данном случае это только доказывает мою объективность. Да вы и сами тоже были о нем не очень-то высокого мнения.
Дюдар. Невысокого… Это, пожалуй, не то слово. Я, надо сказать, редко бывал с ним в чем-нибудь согласен. Мне не нравились его скептицизм, недоверчивость, подозрительность. Да и на этот раз я не мог с ним полностью согласиться.
Беранже. Но уже по причинам противоположного свойства, не так ли?
Дюдар. Нет, не совсем так. Мои суждения, мои взгляды все же не так примитивны, как вам кажется. Дело в том, что у Ботара не было, в сущности, никаких определенных и сколько-нибудь объективных аргументов. Повторяю вам, я тоже не одобряю носорогов, отнюдь не одобряю, не думайте этого, пожалуйста! Но Ботар в этом споре сразу занял бурно наступательную и, как всегда, очень упрощенную позицию. Мне кажется, эта его позиция продиктована исключительно ненавистью к начальству, ко всем, кто стоит выше него. Словом, здесь налицо комплекс неполноценности, обида. И потом, он всегда говорит какие-то избитые истины, а меня эти его общие фразы мало трогают.
Беранже. А я, уж вы меня простите, на этот раз совершенно согласен с Ботаром. Он честный человек. Да.
Дюдар. Этого я не отрицаю. Но ведь это ни о чем не говорит.
Беранже. Да, честный малый. Не так-то часто можно встретить честного человека, и чтобы он при этом не витал в облаках. Настоящего честного человека, который стоит на земле всеми своими четырьмя, виноват, я хотел сказать, обеими ногами. Я счастлив, что заодно с ним. Увижу его — поздравлю. А мсье Папийона я осуждаю. Его долг в том и состоял, чтобы не поддаться.
Дюдар. Нельзя же быть таким нетерпимым. А может быть, мсье Папийон чувствовал потребность вырваться на волю после стольких лет сидячей жизни?
Беранже (иронически). А вот вы слишком уж терпимы. Скажите, какое великодушие!
Дюдар. Мне кажется, дорогой Беранже, всегда надо пытаться понять. А если хочешь понять какое-нибудь явление и вытекающие из него следствия, нужно приложить усилия и, честно покопавшись, добраться до его причин. И надо во что бы то ни стало постараться это сделать, потому что мы — существа мыслящие. Мне это, повторяю, не удалось, и не знаю, удастся ли. Но, во всяком случае, подходить к этому надо с какой-то более или менее благожелательной позиции или по меньшей мере без всякого предубеждения, с полной готовностью идти навстречу, что, в сущности, и характеризует научное мышление. Все логично. Понять — значит оправдать.
Беранже. Вы скоро станете сторонником носорогов.
Дюдар. Да нет же, нет. До этого я не дойду. Я просто пытаюсь смотреть на вещи прямо, непредубежденно. Иметь обо всем реальное представление. И потом, я думаю, не может быть настоящего порока в том, что естественно. Горе тому, кто во всем видит порок. Это черта инквизиторов.
Беранже. Так, по-вашему, это естественно?
Дюдар. Что может быть естественнее носорога?
Беранже. Да, но человек, превращающийся в носорога, это уж бесспорно нарушение нормы.
Дюдар. Н-ну, бесспорно!.. Знаете…
Беранже. Да, бесспорное нарушение нормы, нечто совершенно аномальное.
Дюдар. Не слишком ли вы уверены в себе? Кто знает, где кончается нормальное и где начинается аномальное? Можете ли вы определить, что такое нормальное, аномальное? Ни с философской, ни с медицинской точки зрения никто до сих пор не мог разрешить этой проблемы.
Беранже. Может быть, философски этого и нельзя разрешить, но практически легко. Вам, например, доказывают, что движения не существует… а вы ходите, ходите, ходите (начинает ходить из угла в угол)…и в конце концов приходите к тому, что говорите себе, как Галилей: «А все-таки она вертится!»
Дюдар. У вас все перепуталось в голове! Нельзя же так смешивать. В случае с Галилеем было как раз наоборот — там теоретическая и научная мысль победила общепринятую догму.
Беранже (вспылив). Что вы мне такое рассказываете! Общепринятое, догма — все только слова, слова! Может быть, у меня в голове путаница, а вы — вы, по-моему, совсем потеряли голову, перестали понимать, что нормально, что нет. Вы меня со своим Галилеем совсем с ума сведете… На черта он мне сдался, ваш Галилей?
Дюдар. Да вы же сами на него сослались, и сами же завели этот разговор и доказывали, что последнее слово всегда остается за практикой. Может быть, это и так, но только в тех случаях, когда она опирается на теорию. История науки и мышления это прекрасно доказывает.
Беранже (еще больше разъяряясь). Ничего она не доказывает. Это тарабарщина, ерунда какая-то, сплошная бессмыслица, безумие!
Дюдар. Надо еще знать, что такое безумие!
Беранже. Ха! Безумие — это безумие! Безумие означает безумие — и все. Всякий знает, что такое безумие. А вот носороги — это, по-вашему, практика или теория?
Дюдар. И то, и другое.
Беранже. Как это и то, и другое?
Дюдар. Так — и то, и другое, а может быть, либо то, либо другое. Вопрос спорный.
Беранже. Тогда я… нет… я отказываюсь соображать…
Дюдар. Напрасно вы из себя выходите. Мы с вами не сошлись во мнениях, и почему бы нам не поспорить мирно. Спорить должно.
Беранже (в страшном смятении). Вам кажется, что я вышел из себя? Что я уже становлюсь… вот как Жан. О нет-нет, я не хочу… как Жан. Не хочу быть таким, как он. (Успокаиваясь). Я в философии мало смыслю. Я ведь человек без образования. Вот вы, у вас диплом. Вам хорошо спорить, а я не всегда знаю, что ответить, не всегда сразу найдусь.
Шум усиливается, носороги пробегают сначала под окном в глубине, потом под окном на авансцене.
Но я чувствую, что вы не правы… чувствую инстинктивно, ах нет, инстинкт — это у носорогов, а я чувствую интуитивно, вот именно, интуитивно.
Дюдар. А что вы понимаете под словом «интуитивно»?
Беранже. Интуитивно это значит… ну как это сказать… Ну просто так, я чувствую, что ваша чрезмерная терпимость, ваша великодушная снисходительность на самом деле — проявление слабости… ослепление…
Дюдар. Это вы так думаете по наивности.
Беранже. Мне с вами, конечно, спорить трудно, но, знаете, я постараюсь разыскать Логика…
Дюдар. Какого логика?
Беранже. Ну, Логика, философа, словом, логика… ну вы же лучше меня знаете, что такое логик. Так вот, логик, с которым я познакомился, объяснил мне…
Дюдар. Что он вам объяснил?
Беранже. Что азиатские носороги были африканскими, а африканские — азиатскими.
Дюдар. Я что-то не могу уловить…
Беранже. Ах нет… нет… Как раз наоборот: он доказал, что африканские были азиатскими, а азиатские… да… понятно. Но я хотел сказать… Словом, вы с ним разберетесь. Это человек вашего склада, очень серьезный человек, начитанный, тонкого ума.