е юная соседка снизу, которую я частенько заставала с мокрыми глазами, когда она провожала мужа на дежурство. Мне всегда это казалось таким неуместным и глупым, как будто он не на сутки уходил, а навсегда. Но что это тогда со мной? Нервишки совсем шалят? Еще такого, черт возьми, не хватало! Не собиралась ведь я рыдать, глядя, как деспот исчезает в быстро сгущающихся сумерках? Это нелепо как-то, и мне никогда не случалось плакать, даже окончательно расставаясь со своими бывшими, а тут всего лишь краткая вылазка, и ничего с Грегордианом в ней не случится. Но жгучая влага в уголках глаз была как насмешка над прежней извечной невозмутимостью. Где я и где моя прошлая жизнь, в которой разрыв отношений с людьми, не сумевшими стать ближе или, точнее, мною до этого так и допущенными, не был трагедией. И я могла, конечно, придумать оправдания тому, что изнутри будто жилы тянули с каждым шагом Грегордиана прочь. Что, например, боялась совсем не его тяжелого ранения или, не дай их чертова Богиня, гибели, а той участи, что меня после них могла бы постигнуть. Или что страх подступал к горлу не за жестокого, требовательного и откровенно сломавшего под себя мою жизнь мужчину, а за свое единственно близкое, почти родное существо — моего зверюгу, скрытого в том же теле. Но правда была слишком уж на поверхности, и, как ни закатывай глаза и не жмурься, в попытке не видеть очевидное, невозможно было отрицать, что все во мне, каждая клетка и флюид того сгустка плоти и сознания, что являлся мною, тряслись от какого-то глубинного, пронизывающего насквозь ужаса лишиться этого мужчины. Слабость там — противоестественная и унизительная, издевка ли судьбы, в которую не верю, свернувшая мою душу в причудливый узел вокруг Грегордиана, или мое собственное осмысленное решение шагнуть в никуда — не важно ведь в принципе. Просто больше никогда не увидеть, не обонять, не говорить, не прикасаться, не принимать его в себя было отчего-то в миллион раз страшнее, чем все те ужасы и неприятности, что уже случились или были взращены собственным воображением до сих пор. И что же это значит? Что я, несмотря на все смехотворные взбрыки и вопли праведного гнева, уже полностью впала в психологическую и физическую зависимость от Грегордиана, и моей прежней личности настал бесславный конец? Время и терпение? Время стремительно и безжалостно стирает личность Анны Коломиной, подменяя все больше той самой недавно возникшей Эдной, идеальной в роли фаворитки владетеля Тахейн Глиффа? Трагедия это и разрушение меня или просто эволюция, перерождение для новой жизни в этом мире, и нужно лишь то самое терпение, чтобы дождаться завершения? Неожиданно Грегордиан обернулся, мгновенно найдя меня глазами, наши взгляды словно сцепились, и я на пару секунд лишилась воздуха от шокирующе мощного ощущения связи между нами. Она, как тонкая струна под высочайшим напряжением, буквально гудела и искрила в пространстве, разделяющем нас. И по тому, как дернулся в подобии улыбки уголок рта деспота, я поняла, что видна и осязаема она не только для меня. Алево и несколько других воинов проследили за направлением взгляда Грегордиана, видимо, удивившись тому, что он замедлился, но не похоже, что деспота это волновало. Остановившись совсем, Грегордиан развернулся, позволяя остальным обтекать себя, не позволяя прерваться нашему визуальному контакту, закрепляя его. И несмотря на сумерки и расстояние, я могла разглядеть каждую мельчайшую черту его обветренного лица, тени, углубляющие шрам, каждую деталь одежды, будто смотрела сквозь подсвечивающее увеличительное стекло. И снова так предательски сжалось горло. Да что же такое-то! Скрывая собственную реакцию, я нервно кивнула Грегордиану. Он отзеркалил мое движение, наконец отвернулся и пошел вперед, а я облегченно вздохнула, чувствуя, что была в одной секунде от того, как выдать все свое раскисшее состояние с потрохами. Отворачиваясь, я вдруг зацепилась глазами за изящную фигуру в окне через двор напротив, только ниже ярусом, чем мои покои. И тут же узнала Илву, пристально наблюдавшую за нашим с деспотом безмолвным прощанием. И сейчас ее лицо и близко не было той маской сфинкса, что она являла всем прежде. Цепкое любопытство — вот что я успела считать за долю секунды. Едва невеста деспота заметила, что я смотрю, мгновенно отшатнулась, исчезая в темноте комнаты. Но это уже неважно. Вот ты и попалась, дорогуша! Теперь я еще больше, чем раньше, сгораю от нетерпения узнать, что у тебя в голове и чего ты хочешь. Вот только как мне покинуть покои, не получив в качестве хвоста Сандалфа и Хоука, которых не было среди воинов, ушедших с Грегордианом? Вряд ли они с энтузиазмом отнесутся к моей идее познакомиться с Илвой ближе. Почему-то мне кажется, что какая-то хитрая местная магическая ерунда установлена на мою дверь, и стоит только нос высунуть наружу, открыв ее, и оба будут тут как тут. А у деспота на двери есть то же самое? Может да, может нет, никто меня за попытку узнать бить не станет. Подождав еще немного, до того момента пока суета во дворе почти прекратилась, но последние остатки света еще позволяли мне видеть все достаточно четко, я взобралась на перила и осторожно встала в полный рост. Мдя, просто сидеть тут не так было страшно. Но, помнится, Грегордиан сказал, что убиться у меня не выйдет, даже если нарочно прыгну. Сделав пару медленных вдохов-выдохов, я решительно зашагала по перилам в ту сторону, откуда всегда появлялся деспот. Балкон действительно опоясывал башню сплошным кольцом, и уже спустя пару минут я спрыгнула прямо перед окнами мрачных покоев архонта. Оставалось надеяться, что он не имеет привычки запирать все уходя. Но я ошиблась. Быстро двинувшись внутрь через открытые балконные двери, будто налетела на упругую стену, от столкновения с которой тут же ощутимо шлепнулась на задницу. Неприятно-то как. Однако эта стена почему-то не ощущалась непроницаемой. Хлопнув по ней в сердцах, я опять ощутила пружинящее сопротивление. Но вот когда просто оперлась об нее, моя ладонь словно стала погружаться вглубь. Причем чем дальше, тем стремительней. Но стоило лишь нажать сильнее и все, снова непроницаемая твердость. Поэтому я просто привалилась всем телом к преграде и стала ждать. И вскоре я буквально просочилась внутрь. Меня посетило странное ощущение, что эта защита каким-то образом узнала меня, и у кого попало этот же фокус не прошел бы. Я надеялась, это никакая не сигнализация своего рода и никто не собирался мчаться выдворять меня вон. В конце концов, фаворитка я или нет? Первая к тому же. Имею право спать в постели своего любовника, когда захочу! Шли минуты, но никто не появился. Поэтому, выждав достаточно, я вышла в коридор, не встретив никакого сопротивления. Видно, эта секретка не впускает, но легко выпускает. Или, признав меня однажды, больше не напоминает о себе. Снаружи не было ни души, но я все равно стремглав промчалась по коридору на цыпочках и понеслась вниз по лестнице.
К счастью, и следующий коридор пустовал, и я замерла, пытаясь сориентироваться, в каком направлении следует двигаться. Конечно, была вероятность что Илва выглядывала не из своего окна, но что-то мне не верилось в то, что она скачет по комнатам и этажам, только чтобы посмотреть наружу. Дальнейшее мое продвижение поначалу вполне потянуло бы на полноценную шпионскую акцию. Я напряженно прислушивалась и приглядывалась, кралась, как мышь, и шарахалась в темные углы от каждого звука. Но когда мимо меня с совершенно незаинтересованным видом прошел брауни, лишь слегка поклонившись, я подумала — какого, собственно, черта! Не похоже, что каждый встречный будет считать своим долгом кинуться ко мне с расспросами, куда и зачем я иду. Вот я и прошествовала дальше, нисколько не скрываясь, невозмутимо делая вид, что точно знаю, куда направляюсь, и имею на это полное право. Деспот сказал, что я не заключенная, а кто здесь главный? Правильно, он! Так что делаю что хочу! Свернув в очередной раз, оказалась в явно свежеотремонтированном коридоре, который отличался от предыдущих «женским» бледно-розоватым цветом камня, облицовывающего стены и пол. Ну, если здесь не гостевые покои для всяких там монн, то я где надо. Хотя насколько я успела понять отношение Грегордиана, черта с два он стал бы напрягаться даже для того, чтобы просто приказать сделать ремонт ради удобства проживания одной из этих роскошных стерв. А вот для Илвы — да. Так что точно, я на месте. Коридор оканчивался светлой дверью, и я, на секунду замявшись, все же постучала. Ответа не последовало. Повторила громче, и опять тишина. Ну что же, придется повести себя невежливо. Внутри меня встретила почти кромешная темнота, и единственными более светлыми пятнами были три прямоугольника окон. На фоне одного, того что как раз напротив входа, я и увидела неподвижный силуэт Илвы.
— Привет, — неожиданно тихо и хрипло сказала я. — Меня зовут Анна, и я пришла поговорить.
Ни единого движения или звука в ответ, даже дыхания не слышно, если бы я не была уверена, что очертания чуть угловатой фигуры принадлежат живому человеку, то решила бы, что там просто статуя. И от этого безмолвия и неподвижности Илвы мне вдруг стало до безумия не по себе. Я ощутила себя тут настолько неуместной, что все слова и вопросы застряли где-то по пути к горлу, и я сама застыла истуканом, кусая губы и думая о том, насколько глупо было прийти сюда. Что я могу ей сказать? Ты, конечно, гребаная невеста, положенная Грегордиану по судьбе, но я с ума схожу от мысли, что он прикоснется к тебе, и поэтому отвали? Плевала я на твои права и предназначение, потому что я намерена добиться от моего деспота моногамии, если уж останусь? Моего деспота? Боже, чушь какая-то! Я пришла сюда просить о чем-то? Угрожать? Требовать? Да по какому праву, вообще-то?!
— Ты хоть знаешь, как я тебя ненавидела каждую минуту с того момента, как узнала, что ты существуешь? — шокирующе звонкий голос был такой неожиданностью в этой безмолвной темноте, что я едва не шарахнулась, схватившись за сердце.
А в следующее мгновенье обжигающе-холодное острие вжалось в кожу шеи прямо там, где, взбесившись от испуга, заколошматил мой пульс. Я ошарашенно поискала глазами на прежнем месте — Илвы там не было. Она что, какой-то чертов призрак, умеющий передвигаться молниеносно и не издавая ни малейшего шума? Хотя это может я так подвисла, застигнутая врасплох осознанием неуместности собственного визита сюда, что просто не заметила ее передвижений. Ну что сказать? Аня ты, похоже, стремительно глупеешь и утрачиваешь инстинкт самосохранения.