Мышцы на изящной шее Эдны напряглись, выдавая ее тревогу тем, в каком тоне пошла вся беседа, но Грегордиан принялся мягко их ласкать и разминать, безмолвно убеждая, что все идет как надо. Хакон же, выдержав паузу, вдруг оскалился в противно-торжествующей ухмылке.
— В отличие от архонта Ледяного предела Бредвуда, — язвительно продолжил он, — от которого не только не осталось и тела для погребения после нашествия огромной орды снежных клудде, но и от его прежде великолепного Даоин Сидтта нет больше и камня на камне.
В первое мгновение деспоту показалось, что его оглушили сокрушительным ударом по затылку.
— Клудде? Мерзкие пакостники и жалкие воришки припасов смогли убить самого Бредвуда? — даже его выдержки не хватило на то, чтобы скрыть степень изумления услышанным. — Да что за бред?
— Не бред! — Хакон заносчиво вскинул голову и будто стал больше от факта собственной значимости, вызывая у Грегордиана потребность врезать ему локтем по горлу и поубавить спеси. — Лишь факты! Выжившие утверждают, что их было буквально несметное количество до самого горизонта и они дрались, как обезумевшие, несмотря на то, что гибли тысячами!
— Да хоть сколько! — деспот вскочил, угрожающе подаваясь к собеседнику всем телом. — Я не верю!
— Твое право, — взмахнул пренебрежительно кистью Хакон. — Однако это не все! Архонта Сумеречной гряды Артиарна тоже больше нет. Он просто сгинул вместе со всеми воинами, уйдя в карательный поход в горы, когда его подданные принесли весть о жестоком нападении десятков фатте на уединенные деревни. А ведь эти твари терпеть не могут друг друга и строго территориальны. Что, кроме магии туатов, могло быть причиной этих событий?
Огонек мерзкого торжества в глазах Хакона становился все отчетливее с каждым словом.
— Да что угодно! И что ты несешь? Артиарн был намного старше меня, и я не знаю никого, кто смог бы противостоять ему в бою! — обвиняюще ткнул в его сторону все больше теряющий самообладание Грегордиан и, ощутив прикосновение вставшей за его спиной Эдны, на этот раз дернул плечом отмахиваясь. Вот сейчас точно не время пытаться его успокоить!
— Ну что же, выходит, что легендарная мощь дини-ши имеет границы, когда противник умен и обладает достаточной численностью, да и преданность не так уж и безоговорочна.
— И что это значит? — уже откровенно рычал деспот.
— Архонт Островной преграды Алльдаила известила сиятельную чету, что освобождает себя от клятвы служить им, потому как переходит под командование тех, кто могущественнее самой Дану! Не так ли туаты заявляли в свое время о себе? — когда Хакон произнес это, вид был у него такой, словно он нанес решающий удар, способный добить противника, и не так уж это было далеко от истины.
Зверь буквально взбесился, отзываясь на потрясение, возмущение, неверие и бешенство Грегордиана. Невозможно! Быть такого не может! Гибель других дини-ши Грегордиан еще мог принять, хоть и с огромным трудом, но отречение от служения, предательство! Это немыслимо, против самой их природы!
— Если ты солгал мне хоть в чем-то… — рев зверя в его сознании и крови почти заглушал для деспота собственный голос. — Если солгал, Хакон… Ты будешь умирать так долго и мучительно, что об этом будут с содроганием вспоминать поколения спустя!
— Можешь угрожать сколько хочешь, архонт Приграничья, но туаты вернулись, и если ты утверждаешь, что по-прежнему предан нашим монархам, то сделаешь все, что я скажу! — едва не плюясь, зашипел гадюкой Хакон.
Именно предвкушение его подчинения на лице вероломного брата подействовало на Грегордиана отрезвляюще. Ему сейчас жизненно необходимо подумать, а так же получить массу информации из источников, не имеющих никакого отношения к Хакону. Взяв за руку Эдну, деспот направился к выходу.
— Если они и правда вернулись, то я сделаю все, чтобы загнать их обратно в то небытие, из которого они вылезли! Но это совсем не значит, что у тебя появится право отдавать мне приказы! — бросил архонт, выходя и оставляя королевского посланника упиваться его призрачной победой в одиночестве, если он, конечно, считал произошедший разговор именно этим эпохальным событием.
Едва покинув трапезный зал, деспот почти налетел на возвращавшегося Алево. Сандалф и Хоуг со скучающим видом подпирали стены дальше по коридору. Интересно, останутся ли хотя бы самые ближайшие и ныне преданные воины при нем, если окажется, что Хакон прав во всем? Хотя куда тут бежать, если туаты действительно вернутся и на этот раз одержат победу? Такого места просто не останется, ни в одном из миров.
— Грегордиан! — тихо окликнула его Эдна, которую он буквально волочил за собой, и тревога в ее голосе хлестнула его, как рассекающая мышцы и кости до самого сердца плеть, окончательно выводя из себя.
Ему бы сейчас с собой справиться, разобраться в реальной ситуации, а не озадачиваться успокоением страхов своей любовницы. Да и разве есть чем успокоить?
— Хоуг! — рявкнул деспот, не оборачиваясь, чтобы взглянуть на женщину. — Монна Эдна отправляется в свои покои. Проследи, чтобы она добралась туда и не выходила, пока я не приду!
По тому, как отвердела рука Эдны в его ладони, Грегордиан уже понял, что разозлил ее. И мысленно уже закатил глаза, предвидя ее как всегда эмоциональный ответ. И оправдывая это предчувствие, его женщина резко выдернула свою кисть из его захвата и, стремительно обойдя, встала перед ним. Но вопреки ожиданию деспота лицо Эдны не пылало гневом, хотя смотрела она на него с какой-то незнакомой прежде решительностью. Она мягко и даже с нежностью положила ладони ему на грудь, но непонятно почему такое ее прикосновение заставило деспота отшатнуться, разрывая контакт. Изумление и растерянность, проявившись в ее взгляде, однако быстро исчезли.
— По словам Хакона я прекрасно поняла, что произошло что-то очень плохое, — сложив руки на груди, начала его первая фаворитка вроде бы спокойно, хотя едва уловимая ломкость голоса выдавала скрытые чувства. — Еще я понимаю, что, очевидно, назревает нечто еще более ужасное. И я отдаю себе отчет, что тебе сейчас нужнее всего произвести ряд действий, не подразумевающих моего участия. Но позже ты просто обязан мне все нормально объяснить!
— Обязан? — рыкнул Грегордиан.
Да к проклятым созданиям всех, кто смеет ему говорить, что он что-то обязан! Похоже, все вокруг подзабыли, кто здесь архонт! Зверь дернулся, рванув к самой коже, но деспот отшвырнул его вглубь, теряя окончательно терпение из-за этой борьбы.
— Именно так, — не отступила под его угрожающим взглядом Эдна. — Ты не можешь сначала вовлечь меня в это, а потом просто задвинуть в угол без всяких объяснений! Все эти события теперь касаются и меня напрямую, поэтому я имею право…
Зверь снова рванулся на свободу, да так мощно, что Грегордиану на долю секунды показалось, что его взорвали изнутри, причиняя дикую боль, и это сломало последние оковы его терпения, позволяя копившейся злости вырваться наружу. Молниеносным движением он наклонился к самому уху своей первой фаворитки, одновременно накрывая губы пальцами, еще не грубо, но на грани.
— Ты имеешь право убраться прямо сейчас в свои покои, раздеться и ждать моего прихода голой и готовой ублажить меня! — прошептал он, даже не пытаясь скрыть, что каждое слово должно ее ранить, и, сграбастав в кулак волосы, едва Эдна попыталась отстраниться, продолжил: — И в следующий раз, когда ты, Эдна, решишь изобразить кого-то, кто хоть что-то решает в Тахейн Глиффе или смеет мне приказывать, вспомни, что моя постель — это единственное место, где у тебя есть хоть какая-то власть! Обещаю тебе позволить выбрать позу, в которой я тебя оттрахаю, но только после того, как удовлетворю первый голод по своему усмотрению.
Рваный вдох, больше похожий на всхлип, рассказал ему, что его выпад попал точно в цель, но деспот даже тени удовлетворения не почувствовал. Да и разве он его заслуживал, сорвавшись совсем не на той, кто был причиной его бешенства? Вросшая в каждую клетку привычка отвечать жесткостью на любой намек на неповиновение и полным разрушением даже на попытку нанести удар вдруг из преимущества и достоинства в единое мгновенье обратилась в союзника поражения. Грегордиан словно с размаху всадил себе самому клинок в грудь по самую рукоять, вложив в это всю силу накрывшей его с головой ярости. Деспот прекрасно знал, что все трое мужчин слышали каждое его слово, и то, что они как по команде отвернулись, будто не желая быть никак втянутыми в происходящее, резануло его по нервам. Его воины смеют осуждать его? И неистовое жжение внутри — это что, его собственный стыд? С чего бы? Эдна первая, забывшись, пересекла границу, да еще в присутствии посторонних, он лишь четко напомнил ей истинное положение вещей! Эдна повернула голову, высвобождая волосы.
— Я никогда и не обольщалась по поводу своего положения здесь, архонт Грегордиан. Но это не значит, что я с ним согласна.
Голос Эдны не дрожал, но говорила она так, словно что-то мешало ей в горле.
— Разве я когда-то интересовался твоим согласием? — проворчал Грегордиан, не спрашивая, а скорее озвучивая самому себе сей факт.
— Никогда. Хотя на какой-то момент мне показалось… не важно, — нахмурившись, она взмахнула раскрытой ладонью, будто насильно осаждая нечто ему невидимое. — Понятно, что новости Хакона даже хуже и опаснее, чем я могу себе представить. Но, знаешь, архонт Грегордиан, как бы хреново ни было, это еще не причина вести себя как полный мудак по отношению к тем, кто тебе не враг и никогда не будет. Даже если я неверно выбрала слова и сам момент для разговора. Может, у меня здесь нет никаких больше прав, кроме как ноги по требованию перед тобой раздвигать, но я в любом случае тоже живу тут, и не похоже, что в случае совсем хренового исхода у меня есть отсюда какой-то аварийный выход.
И что, он это проглотит? Еще как! Развернувшись так резко, что ее волосы хлестнули его по лицу, Эдна зашагала по коридору, а Хоуг тенью последовал за ней. Зверь взвыл, швыряя в него всю силу упрека, на какую только был способен, и Грегордиан ощутил, что его тело буквально все вибрирует и рвется вслед за удаляющейся женщиной. Догнать, вжать в стену, разодрать проклятое платье и вытрахать из ее мозгов эту его вспышку.