и принятия законов своего мира, он вдруг усомнился, а подходят ли они полностью ему самому. Загадочный зуд родился в его горле, языке, вызывая какую-то нелепую необходимость сказать нечто, что сотрет любой малейший след тревоги из поблескивающих в полумраке глаз его женщины. В этом мягком сиянии, в которое ему так нравилось окунаться, нет места настороженности и ожиданию неприятностей. Там должно быть только его собственное отражение и та страсть, что он будит в Эдне.
Знаки на двери снова засветились, и, недовольно заворчав, Грегордиан сместил со своей груди фаворитку и соскользнул с узкой койки. Она, укутавшись в простыню, села и стала вертеть головой, разминая явно затекшую шею, а он поймал себя на том, что едва не потянулся рукой, желая избавить ее самостоятельно от этого дискомфорта. Стиснув самовольные пальцы в кулак, Грегордиан прошагал к двери и отпер ее прикосновением. Конечно же, снаружи стоял Алево с обычной ухмылкой и огромным блюдом с едой.
— Завтрак в номер заказывали? — поднял он на пальцах большую серебряную тарелку и чуть поклонился, имитируя услужливую манеру поведения официантов из мира Младших. М-да, пожалуй, тут Эдна права: чувство юмора его друга и помощника иногда неуместно и чрезмерно.
— Ты ведь в курсе, что я тебя ненавижу, Алево? — хрипло сказала Эдна, едва деспот посторонился, впуская асраи «дары приносящего» внутрь.
— Эдна, дорогая, я бы хотел ответить тебе взаимностью, но боюсь, мой архонт этого не одобрит, — нахально фыркнул тот в ответ, и Грегордиан рыкнул на него прежде, чем понял, что угрожающий звук сотряс его грудь.
Алево тут же посерьезнел и, бросив на него короткий цепкий взгляд, протянул блюдо деспоту.
— Лживый мерзавец, — огрызнулась Эдна, и тут ее желудок громко и требовательно объявил, что пуст и уже очень давно.
Грегордиан забрал еду из рук помощника и, сев рядом, быстро выбрал для нее лучший кусочек.
— Боже, я, кажется, вечность голодала! — простонала женщина, хватая пищу губами с его пальцев нисколько не эстетично, словно оголодавшее животное, и все примитивное в самом деспоте тут же откликнулось. То самое первобытное, из бездны подсознания любого мужчины, требующее держать свою женщину сытой и в безопасности.
— Может, если я стану испытывать твою неуемную способность доверять всем вокруг достаточно часто и долго, ты наконец научишься в каждом встреченном видеть желающего поиметь тебя так или иначе, как и в любом незнакомом предмете подозревать угрозу, — прокомментировал Алево ее попытку оскорбить его.
Эдна перестала жевать, и Грегордиан точно мог бы сказать по ее вдруг расширившимся глазам, что в этот момент она себе в полной мере представила, каким должно быть это существование в вечном подозрении всех и каждого. Он так жил уже, кажется, всегда, но сейчас, глядя на нее, неожиданно понял, что если Эдна и сможет принять эти правила игры, то собой уже не будет.
— Больше не нужно, — только и сказал деспот, прямо взглянув на своего ближайшего помощника.
И тот, как обычно, безошибочно понял его, хоть и чуть дернул головой в неосознанной попытке выразить протест. Да, Алево не скрывал, что усматривает слабость и в самой Эдне, и в его чувствах к ней. Но с другой стороны… разве не сам асраи открыто или завуалированно учил его, как понять эту женщину?
— Я выяснил кое-что о том, какими свойствами мог обладать амулет, — Алево плюхнулся на оружейный короб у стены, краткой усталой гримасой дав деспоту понять, что устраняется от вмешательства в его отношение к первой фаворитке. Вот только верилось в это с трудом.
— А что же тут непонятного? — проглотив очередной поднесенный деспотом кусочек, хмыкнула Эдна. — Грегордиан должен был душу из меня вытрахать, чтобы освободить местечко для кого-то другого.
— Думаю, это слишком просто, — возразил Алево. — Амулет создавался для чего-то более масштабного, чем летальный секс-марафон с твоим участием, Эдна.
— Ну конечно, моя смерть в случае удачи — событие не особо примечательное, — буркнула его женщина, и Грегордиан наградил помощника предостерегающим взглядом. Ему совершенно не понравилось, как Эдна мотнула головой, отворачиваясь от пищи, но не согласиться с Алево было сложно.
— Говори, — приказал деспот асраи, вынуждая рассерженную женщину все же съесть еще немного.
— Я решил сопоставить возможное действие амулета с тем, что, по словам Эдны, говорила являющаяся ей якобы богиня, — начал Алево, и Эдна резко вдохнула и недобро прищурилась, очевидно, собираясь возмутиться, но Грегордиан сунул ей в рот кусочек сочного фрукта и так и оставил пальцы на губах, перекрывая поток гневных слов.
— Столь мощное возбуждающее действие браслета скорее было чем-то вроде побочного эффекта, спровоцированного и без того сильным взаимным влечением.
Смерть от истощения носительницы амулета не являлась целью. Скорее уж наоборот, она должна быть жива и здорова, — говоря, асраи хмурился больше, и это все сильнее не нравилось деспоту, пробуждая дурные предчувствия.
— А что же тогда? — раздраженный неуместными сейчас многозначительными паузами Алево спросил он.
— Думаю, основная магия амулета была направлена на снятие твоей Печати бесплодия, мой архонт, — мрачнее некуда произнес Алево, и внутренности Грегордиана словно моментально обратились в жуткую кашу из режущих все вокруг ледяных осколков. — Женщина, надевшая его, должна была понести от тебя. Вот почему эта богиня, или кто она там, говорила о появлении чудовищ.
На долю секунды Грегордиан испытал страх. Настоящий, тот самый, который изжил в себе еще когда-то в далеком детстве. И боялся он реакции Эдны, когда до нее дойдет весь смысл сказанного Алево. А мысль о том, что ему следует сделать, если догадка асраи окажется верной, заставила содрогнуться и стиснуть зубы до хруста. Он весь напрягся, изготавливаясь к любой буре, что могла разыграться в его прежней обители прямо сейчас. Но однако же его фаворитка откинулась спиной на стену, устраиваясь поудобнее и только наморщила свой гладкий лоб.
— То есть ты, асраи, пытаешься сказать, что целью этих… хм… злоумышленников была моя беременность от Грегордиана? — совершенно спокойно спросила она.
— Не обязательно твоя, Эдна. Любой женщины, не являющейся нареченной невестой архонта, которой удалось бы добраться до его постели, — кивнул Алево.
— Добраться до постели, говоришь, — удовольствие от явных ревнивых ноток и расчленяющего взгляда Эдны, адресованного асраи, сумело пробиться даже сквозь сплошную стену беспокойства деспота. — Ну, тогда они серьезно облажались.
— Что ты имеешь в виду? — Грегордиан все же положил руку на затылок женщины, мягко захватывая ее волосы и успокаивающе проходясь по мышцам шеи ласкающими пальцами на всякий случай.
Но отсутствие напряженности в ее теле ясно показало ему, что Эдна не собирается взрываться или впадать в панику. Она только чуть вскинула подбородок и прищурила глаза, будто что-то взвешивая, а потом торжествующе ухмыльнулась.
— Во-первых, у меня совсем недавно были… эти дни, а значит, вероятность зачатия почти равна нулю. А во-вторых, моя противозачаточная инъекция будет действовать еще недели три как минимум, — заявила она. — Так что никаких пока детей, чудовища они или нет. Облом им по полной программе, если только ваша магия не научилась как-то в мгновение ока устраивать полную гормональную перестройку или еще нечто в этом роде.
— Это слишком несущественные доводы, когда возможные последствия столь серьезны, — упрямо возразил Алево и посмотрел на деспота в ожидании поддержки.
А вот Эдна, напротив, не стала жаться к нему в поисках защиты или стремясь склонить на свою сторону. Она мотнула головой, отталкивая его руку, и вскочила на ноги, удерживая на груди простыню, в которую была завернута.
— Эти несущественные доводы зовутся физиологией, черт возьми! Не знаю, как здесь у вас, но у людей все происходит по вполне себе предсказуемым сценариям! — ткнула она в сторону асраи пальцем. — И поэтому я тебе могу сказать с полной уверенностью, что я не беременна!
Возможно, деспоту стоило сразу вмешаться в этот спор, но он отвлекся, совершенно неожиданно залюбовавшись тем воинственным огнем, что осветил лицо его женщины.
— Но в том-то и дело что ты не человек, дорогуша! — огрызнулся Алево.
— Хватит! — рявкнул деспот, резко поднимаясь на ноги и обхватывая за талию тут же стиснувшую кулаки Эдну.
Естественно, Алево был прав. Со всех сторон. Но это не отменяло мгновенно вспыхнувшего желания сломать асраи несколько костей за краткое выражение боли, мелькнувшее на лице Эдны. Он сам частенько был его причиной, но ведь это он. Никому другому такое не позволено! Само собой, в этой ситуации полагаться на человеческие знания и науку он не стал бы никогда. Не тогда, когда есть хоть крошечная вероятность угрозы произвести на свет чудовище, способное привнести в их мир немыслимые разрушения и тем самым нарушить строжайший запрет их Богини. Но и доводить Эдну до истерики возможными перспективами он не разрешит. Будь сейчас на ее месте любая другая, деспот, не мешкая ни минуты, собственноручно избавился бы от проблемы на корню и пошел бы дальше, не испытывая сожалений и угрызений совести. Здесь их законы были абсолютно беспощадны. Неспроста на любого дини-ши, родившегося четвертым в роду, накладывалась Печать бесплодия сразу после третьего дня явления на свет, которую можно было снимать лишь временно, для зачатия наследника. Любая женщина, обманом, хитростью или по глупости понесшая во время отсутствия Печати и не являющаяся нареченной, должна быть убита на месте. Если же ей удалось бы каким-то чудом скрыть все и выносить такого ребенка, каждый, узнавший об этом, должен был постараться уничтожить обоих. Просто пытаться разобраться с проблемой как обычно и поить забеременевшую специальными зельями слишком рискованно и ненадежно. Сам дини-ши, допустивший это и не разобравшийся с проблемой, становился преступником и личным врагом Богини. Грегордиан не помнил, чтобы с кем-то в его роду происходило подобное. Если и случалось, то это точно не было событием, красящим историю семьи, и рассказ о котором переходил бы из уст в уста на протяжении поколений. О таком стараются забыть сами и вычеркнуть из памяти окружающих, едва избежав опасности. Да, Грегордиан прекрасно знал, как следует поступить, но сейчас, когда дело касалось Эдны и его самого…