Сопротивляться, — повторила и сглотнула тошнотворный ком. — Что-то еще?
— Если это… создание окажется сильнее гоета, то ничего вообще не выйдет.
— И что тогда? Останется меня только прикончить? — подобие судорожного лающего смешка вырвалось совершенно непроизвольно, и реакция деспота последовала мгновенно.
Он обхватил мою голову, стискивая в районе висков, и глухой угрожающий звук завибрировал между нами, рождаясь где-то в его груди.
— Не беси меня, Эдна! — сказал он, произнося каждое слово так предельно четко, словно хотел убедиться, что они точно доходят до моего разума. — Твое чувство юмора сейчас неуместно! Если этот заносчивый маг не справится, я оторву… накажу его. А там, где будет бессильна магия, помогут технологии и обычная медицина. Не они, так я найду другой способ!
— Ты готов отвести меня в мо… мир Младших? — нечто похожее на ностальгию вспыхнуло внутри и сразу угасло, но при этом тут же на ум пришла Илва.
— Куда угодно, Эдна! Отведу, куда потребуется, раздобуду все, что может понадобиться, — верхняя губа деспота вздернулась, он практически скалился, отрывисто бросаясь словами, больше похожими на удары, направленными на все, что может встать на пути, а серые глаза полыхнули каким-то почти демоническим пламенем, способным испугать до состояния ступора. — Кто-то будет противиться — прорвусь силой, не захотят — заставлю. Буду пытать, принуждать, разрушу все, что дорого, убью на глазах…
— Стоп-стоп! — я плотно накрыла ладонью рот Грегордиана, заставляя себя улыбнуться.
— Я все поняла. Ты меня любишь, дорожишь мною и ничему не позволишь со мной случиться.
У котика есть клыки и зубы, они совсем не декоративные, и от природы он беспощадный и неумолимый хищник. Но хищник — мой, и отдавать его никому или отказываться ни по какой причине не собираюсь.
— Я сказал не это, — ухмыльнулся Грегордиан и прикусил мою ладонь, наказывая за то, что его заткнула.
— Мое право — трактовать сказанное как угодно, — с легким вызовом посмотрела я ему в глаза. — Желаешь все опровергнуть?
— Нет, — ни секунды раздумья, и теперь уже ни тени иронии или сарказма.
— Тогда зови своего гоета.
После возвращения Остадар выглядел насупленным и недовольным, и эффект от его манеры смотреть на меня, но при этом именно меня и не видеть усилился.
— Надеюсь, меня не нужно привязывать к какому-нибудь жертвенному столу или типа того, — нервно пошутила я, но никто не проникся.
— Пусть встанет. И ты, архонт, не должен к ней прикасаться, — гоет вытащил из одного из карманов его бесформенного одеяния некий предмет, похожий на неправильной формы кусок мутноватого стекла размером с половину моей ладони в оправе из невзрачного металла, больше всего смахивающего на обычный свинец. Никакой гравировки или украшений, ни намека на изящество и эффектный внешний вид, столь любимый фейри, однако же глаза молчавшего до сих пор Алево расширились от удивления и, я бы даже сказала, некой алчности.
— Зеница истины! — пробормотал он. — Их же почти не осталось! Откуда у тебя такая редкость?
— Как я уже сказал, я ученый, а не ремесленник и привык полагаться на настоящие инструменты, а не примитивные орудия и сомнительные методы, — язвительно огрызнулся маг.
— Тебе повезло, Эдна, не придется пролить даже капли крови! — прокомментировал асраи, продолжая жадно смотреть на странный предмет.
— Если ты что-то сделаешь не так, хоть чем-то навредишь ей, гоет… — начал Грегордиан, но Остадар перебил его, снова не являя особого страха или раболепного почтения.
— Знаю, архонт Приграничья. Ты убьешь меня, причем так мучительно, что я буду умолять тебя о скорейшей смерти, — безразлично сказал мужчина и протянул ко мне свою ладонь. — Дай мне руку, монна Эдна.
— Почему руку? — недоуменно спросила я, делая однако так, как сказано.
Для Зеницы истины нет разницы, в каком месте к тебе прикасаться, она покажет мне что нужно, — ответил гоет и нетерпеливо схватил меня жесткими, как металлические прутья, пальцами, тут же шлепнув гладкую прозрачную поверхность на запястье, как раз там, где обычно измеряют пульс.
— Не шевелись! — скомандовал он и стремительно отдернул свою неприятную конечность, но я успела заметить… нечто.
То краткое мгновенье между тем, как Зеница истины коснулась моей кожи и гоет разорвал наш контакт, его рука, за которую я зацепилась краем глаза, выглядела совсем иначе. Тонкой, изящной, очень смуглой и совершенно не мужской. Ошалело моргая, я уставилась на Остадара, шаря по его лицу и телу взглядом, но ничего странного не увидела. Все тот же немолодой, бледный мужчина с невыразительными чертами и блеклыми глазами, глядящими так, словно я насекомое, которое необходимо препарировать. Пока же я пыталась высмотреть, что же мне такое причудилось, Остадар цапнул свой магический инструмент обратно, не дав мне возможности снова засечь момент контакта с моей кожей, и, повернувшись к окну, поднял его, рассматривая на свет. Прежде прозрачная поверхность заклубилась месивом разных красок, которые, сплетаясь, менялись, складываясь в совершенно случайные, на мой взгляд, фигуры, словно разноцветные стеклышки в калейдоскопе. Но, похоже, сам гоет находил их не просто понятными, но весьма занимательными, причем настолько, что, кажется, вообще забыл, что мы здесь и ждем результатов. Он сдавленно вздыхал, даже охал и абсолютно неразборчиво бормотал под нос.
— Гоет, я жду ответа! — раздраженно рыкнул деспот, и Остадар вздрогнул, едва не уронив стекло и развернулся.
— Архонт Грегордиан, поклянись, что это не твоя очередная проверка моего мастерства и передо мной действительно голем, а совсем не оригинал! — странно ломким голосом потребовал Остадар, с таким видом, будто у него на подобное было полное право.
Мы с Алево переглянулись и замерли в ожидании неминуемого взрыва.
— Что. Ты. Несешь? — от глубокого рыка деспота задребезжали стекла. — Я велел тебе узнать, беременна ли моя женщина, а ты смеешь мне учинять допрос и требовать каких-то ответов?
Казалось, свирепость, прозвучавшая в голосе Грегордиана, вернула гоету вменяемость.
— Она не беременна и не может быть в принципе в ближайшее время, — отмахнулся как от чего-то неважного волшебник.
— Но она не голем, ни в коем случае! Передо мной человек, абсолютно нормальный человек, единственная в ней магия — это непрерывная связь с твоей сущностью, архонт, и об этом говорит каждая частичка ее плоти и крови.
Глава 48
— Это полная чушь! — рявкнул Грегордиан, и требовательно позвал меня: — Эдна!
Но мои мысли уже понеслись с бешеной скоростью, и я была немного недоступна для общения сейчас. Я человек? То есть да, собственно, никем другим себя никогда и не считала, сколько бы мне не тыкали этим пресловутым «голем». Просто вроде как смирилась с тем, что на свет появилась отличным от всех остальных людей образом. И что же теперь? Выходит, все это неправда? Я всегда была человеком? Или стала им по какой-то причине? Такое вообще возможно? Но если я не копия Илвы, то кто тогда? И если никогда не была големом, чем тогда заслужила похищение, унижения, практически лишение собственной личности. За что? Тут же пришло на ум: Грегордиан сказал мне, что я уйду с ним в его мир еще до того, как объявил големом. Могло ли все это изначально быть какой-то коварной интригой, чтобы подвести меня к тому, что я добровольно захочу оставаться с ним, потому что якобы никакого другого варианта нет?
— Эдна, на меня посмотри! — взревел деспот, пугая каким-то яростным надрывом в голосе. — Прекрати думать об этом! Гоет несет ересь — ты не можешь быть человеком!
— И тем не менее она человек, никаких сомнений! — влез Остадар.
— Заткнись, гоет! — Алево метнулся к мужчине, явно намереваясь выволочь того прочь силой.
— Не смей его трогать! — я и сама не поняла, откуда взялась такая дикая мощь для этого приказа, но Алево замер как гвоздями прибитый к месту. — Объясни мне, Остадар! Я хочу знать…
— Нечего тут объяснять! Эдна — голем! В ее происхождении нет никаких сомнений! — перебил меня Грегордиан и потребовал снова: — Эдна, меня слушай, не его!
— Она была големом, когда-то давно, но больше это не так, — с ледяным спокойствием, резанувшим по моим натянутым нервам мгновенным осознанием, ответил маг.
— Кто подослал тебя, ублюдок?!
Грегордиан в чистейшем бешенстве бросился к Остадару, Алево, замер являя собой я пребывала в полном шоке, и только гоет был убийственно невозмутим, несмотря на однозначное обещание неминуемой смерти, излучаемое архонтом.
— Это не колдун! — только и успела закричать я в спину деспоту, который молниеносно достиг мужчины и уже протянул руку к его горлу, точно намереваясь удушить того.
Пальцы Грегордиана уже смыкались на шее мнимого гоета, но поймали только воздух. Ослепительная вспышка, оглушительный звон в ушах, давление, дробящее кости в осколки, безжалостно кромсающее плоть, и жуткая сила, сминающая теперь мое горло и вздернувшая как кучу тряпья к потолку — вот что было в следующий момент.
— Эдна! — пробился сквозь отвратительное влажное клокотание в ушах рев Грегордиана. — Отпусти ее!
Кого я должна отпустить? Мой позвоночник был выгнут на грани излома, голова запрокинута под немыслимым углом, и видеть сквозь мельтешащие черные пятна в глазах я могла только потолок.
Боль заполнила каждый уголок тела, затопила полностью сознание, и слов ее выразить не существовало, но однако голос, ответивший деспоту, я услышала абсолютно четко, и от него внутри все как будто замерзло до звона и одновременно расплавилось, сжигая нутро дотла.
— А что ты сделаешь, если не отпущу? — ответила незнакомка, и каждый звук казался новой степенью агонии.
И, судя по двум сдавленным воплям, не только моей.
— Дану, умоляю! — проскрежетал Грегордиан так, что я его едва узнала. — Я посмел оскорбить тебя, не она.
— Оскорбить? — высокомерно фыркнула богиня. — Глупое мое дитя, не мни о себе слишком много! Ты лишь досаждаешь мне глупостью, отвергая замечательный дар. Не мой, но однако же я пока не против тебе его оставить! Но если ты все так же будешь упорствовать, то отниму его навечно!