Евгению и Викентьева берет под покровительство некий Стерн; герои думают сначала, что он ученый. Но Стерн разубеждает их: «Сегодня я читал лекцию. Вчера я работал у экскаватора. Завтра я намерен работать на химическом заводе...» Работа в их мире продолжается два-три часа в день, но она стала потребностью каждого; люди, которые не чувствуют такой потребности, считаются больными и подлежат принудительному лечению. Конечно, давно нет никаких преступлений, ведь для преступлений нужны мотивы, причины. Ну а на почве ревности, предположим? — допытываются не совсем убежденные наши соотечественники. Ревность, объясняет Стерн, это атавистическое, преодоленное чувство; впрочем, вынужден прибавить он, некоторых приходится все-таки свозить в лечебницу эмоций. Так пришлось поступить с Нелли, которая любила Стерна, но не нашла в нем понимания. Нелли внушили равнодушие к нему, но воспоминания о девушке тяжелы для Стерна. Значит, не столь просто снять с «повестки дня» свободное проявление человеческих чувств и вряд ли задача может быть решена, так сказать, в организационном порядке. Скорее всего, она никогда не будет решена, и, может быть, именно в такой неуспокоенности и скрывается значительная доля человеческого счастья. Нет, никогда не понадобится «лечебниц для эмоций»!
Если прибавить.к этому, что люди будущего не теряют времени на сон, а воспитание детей отдано в руки общества, которое растит их на прекрасных Горных Террасах, та у читателя закрадывается вопрос: чем же эти люди заполняют свой досуг, ведь именно разумное использование свободного времени демонстрирует духовный потенциал общества? На это в утопии Я. Окунева ясного ответа нет.
Многие черты будущего, которые открылись нам в окуневском романе, будут через четверть века развиты в ефремовской «Туманности Андромеды». Правда, фантаст 20-х годов поступил, как многие тогдашние утописты: приметы будущего изложены в-книге почти столь же конспективно, как в этом очерке. Автор боится развернуть их в живописное зрелище, тем более боится заглянуть в душу людей — Стерна, Нелли, а ведь возможности у него были, в начале той же книги весьма красочно описано бегство короля и миллиардера, улепетывающих от восставшего пролетариата. Если бы Я. Окунев попробовал дать художественную панораму «Грядущего мира», мы бы имели прямую предшественницу «Туманности Андромеды». В предисловии он обращается к читателю: «Автор имеет основание опасаться, что он взял слишком большой срок для наступления царства грядущего мира и убежден, что через 200 лет действительность оставит далеко позади все то, что в романе покажется читателю выдумкой». Если мы вспомним авторское же вступление к «Туманности Андромеды», мы сможем убедиться, что ее создатель высказал точно такую же мысль, и это еще больше сближает две книги, хотя они принадлежат совсем разным эпохам.
В 1922 году была издана в Канске под названием «Страна Гонгури», а в 1927 году переиздана в Госиздате под названием «Открытие Риэля» повесть сибирского литератора Вивиана Итина — одно из наиболее совершенных по своему исполнению произведений ранней советской фантастики.
Первый вариант «Открытия Риэля» был написан В. Итиным в бытность его петербургским студентом в 1917 году. Лариса Рейснер, хорошо знавшая Итина, отнесла рассказ в горьковскую «Летопись». По воспоминаниям автора, Алексею Максимовичу рассказ понравился, но «Летопись» перестала существовать раньше, чем он попал в набор, а затем в суматохе событий рукопись и вовсе потерялась.
Судьба занесла В. Итина в Сибирь, где он стал непосредственным участником борьбы с белогвардейцами и активным строителем новой, социалистической культуры. В Красноярске он работал вридзавгубюстом, в Канске был одновременно завагитпропом, завполитпросветом, завуроста, редактором газеты и председателем товарищеского дисциплинарного суда. Туда, в Канск, родные переслали ему чудом отыскавшуюся рукопись «Открытия Риэля», которую он напечатал в местной типографии. Впрочем, «Страна Гонгури» сильно отличается от первоначальной версии: в нее вошли непосредственные авторские впечатления от гражданской войны. О судьбе фантастической книжки, вышедшей в те годы в далекой сибирской провинции, В. Итин отозвался с иронией: «Расходы мне удалось вернуть. Канские крестьяне покупали книжку: бумага была подходящей для курева, а цена недорогая: всего 20 000 руб. за штуку». Тем не менее книга была замечена Горьким, и впоследствии В. Итин изумлялся, каким образом тот сумел заметить в солнечном Сорренто рождение «Страны Гонгури» на берегу таежного Кана.
В «Открытии Риэля» сосуществуют два плана — реальный и воображаемый. В реальном — молодой большевик Гелий, попавший в плен к белочехам, ждет утра, на рассвете его расстреляют. Вместе с ним в камере находится старый доктор, заподозренный в сочувствии коммунистам. Из сострадания врач погружает юношу в гипнотический сон, содержание которого и составляет фантастическую часть повести. В этом сне Гелий осознает себя другой личностью, живущей в мире под другим солнцем — в прекрасном мире, расположенном на нескольких планетах, где нет войн, нет социальных неурядиц, а люди увлечены духовными материями — наукой, поэзией, любовью.
Хотя повесть В. Итина мало похожа на традиционную утопию типа окуневской — повествование переведено в романтический план,— но тем не менее мимоходом автор набросал социальные и научно-технические параметры своей «Страны» («Преступление стало невозможным, как ... ну, как съесть горсть пауков» или «В реторте ... впервые зашевелилась протоплазма, созданная путем синтеза...»). Здесь беглость изложенных примет нельзя поставить автору в укор, потому, что не они у него главные.
В том мире Гелий осознает себя молодым ученым Риэлем, сделавшим великие открытия. Так, он изобрел вещество онтэ, освободившее людей от оков тяготения, сконструировал аппарат, с помощью которого можно заглядывать в прошлое разных миров. Картины мироздания, одна величественнее другой, проходят перед ним, как на экране. При этом он видит поступательное движение материи: «Мир идет не к мертвому безразличному пространству, где нет даже миражей лучшего будущего, а к накоплению высшей силы». В своих скитаниях по космосу он наталкивается на Землю, и кровавая человеческая история предстает перед его взором, заставляя его ужасаться и думать, может ли он помочь земному человечеству. Риэль удостоен самых высоких почестей, его любит самая красивая девушка планеты — очень поэтично описанная Гонгури. Гелий в своих грезах и всю страну назвал ее именем. Но Риэль ненасытен, ему всего этого недостаточно, он хочет проникнуть в сокровенные секреты Вселенной, он хочет достичь немыслимого совершенства, и, убедившись, что это ему не по силам, решает уйти из жизни. Такой неожиданный сюжетный поворот, резко контрастирующий с предыдущими жизнеутверждающими сценами, видимо, по мнению автора, должен был перекинуть мостик к трагической судьбе Гелия, иначе бы возникла обыкновенная слащавая сказочка, «золотой сон», навеянный несчастной жертве.
Автор «Открытия Риэля» станет через несколько лет одной из заметных фигур в литературной жизни Сибири, центром притяжения ее культурных сил, редактором журнала «Сибирские огни». Он много путешествовал и написал книги о первых отечественных летчиках... Сейчас его произведения переизданы.
Следующая утопия, которая может задержать наше внимание,— «Через тысячу лет» еще одного инженера, В. Д. Никольского (1926). Профессия автора, кстати, выносилась на титул книги; очевидно, издатели считали, что это придавало особую, достоверность повествуемому. На первой же странице мы обнаруживаем традиционную, можно сказать, серийную (на рисунке она похожа на батискаф) машину времени, которая без приключений переносит героев в XXX век.
Знакомясь в этой книге с приметами еще одного блистающего мира, мы особенно отчетливо обнаруживаем, как трудно сочинять утопии, как трудно изобретать что-нибудь принципиально новое даже да бумаге. Конечно, мир, открывшийся перед нашими современниками, лучше, еветлее, чище, богаче нашего, но, пожалуй, мы не найдем в нем ничего такого, чего не было бы полвека назад, хотя бы в наметках,— только в книге выглядит все больше, быстрее, сильнее — фантазия автора движется по отполированным рельсам прямой экстраполяции. «Я видел пресс, шутя плющивший глыбу стали величиной с добрый вагон, токарный станок, бесшумно обтачивающий длинный стальной вал, толщиной в рост человека и весом, наверно, не в одну сотню тонн...» Автору не приходит в голову, что такие бессовестные расточители металла, как токарные станки, исчезнут много раньше чем через десять веков...
Конечно, металлургический завод будущего непохож на дымящую громадину, он чист, светел, заключен в непроницаемые колпаки, угольное топливо заменено водородным, — безотходная технология, как бы мы сейчас сказали. Понятно, что для фантаста двадцать шестого года это было большим достижением, чем для сегодняшнего. Энергия передается без проводов! Железо они добывают из шахт глубиной в две тысячи километров! Воздушные корабли движутся со скоростью, превышающей видимое движение Солнца. Есть и искусственный спутник Земли, кстати, он так и назван. Правда, запустить такой спутник человечество смогло лишь сто лет назад, то есть в XXIX веке. Словом, в отношении темпов и достижений научно-технического прогресса «Через тысячу лет» намного уступает «Красной звезде» А. Богданова, созданной еще в 1908 году. Фантазия откровений, не фантастика, а именно фантазия,— штука редкая, и каждая ее искорка должна цениться очень высоко, наравне с самородными камнями.