Тема «затерянных миров» долго занимала прочные позиции в нашей фантастике. Ее герои открывали первобытные племена на неведомых островах («Земля Санникова» В. Обручева), находили в неприступной тайге поселения отрезанных от внешнего мира потомков разинских мятежников («Сказание о граде Ново-Китеже» М. Зуева-Ордынца), добирались до легендарной «Страны Семи Трав» (Л. Платов), сталкивались с мамонтами в кратере вулкана («Кратер Эршота» В. Пальмана)... Многие из подобных произведений были написаны позже, но утвердила тему также фантастика 20-х годов.
Вот совершенно забытый, но весьма характерный для этого круга книг роман А. Адалис (впоследствии очень известной переводчицы) и И. Сергеева «Абджед хевез хютти...» (1927). Слова эти, звучащие как мистическое восточное заклинание, расшифровываются просто как названия арабских букв. Книга соединила в себе новые советские реалии, понятия, слова с приемами и оборотами традиционного романа приключений.
По труднодоступным ущельям Памира, где в некоторых местах еще и не слышали о Советской власти, со множеством приключений бредет случайно собравшаяся группа, состоящая из двух молодых москвичей, решивших поискать романтики в дни отпуска, девушки-украинки и юноши-узбека, сбежавших с ними из родных сел, чтобы отправиться в новую жизнь, бывшего белогвардейца, отколовшегося от басмачей, и двух английских летчиков, которые перелетели в Туркестан из Индии через Гиндукуш, спасаясь от ареста по обвинению в коммунистической деятельности,— интернациональная тема была в фантастике тех лет почти обязательной.
После долгих блужданий эта разношерстная компания попадает в плен к маленькому замкнутому обществу странных неулыбающихся людей, обладающих чрезвычайно высокой культурой и техникой, настолько высокой, что сигналы их радиостанции были приняты остальным миром за сигналы с Марса. Когда тайна раскрылась, оказалось, что это колония прокаженных, скрывающих под косметической маской изуродованные черты лица. Они боятся человеческого общества и хотят сами найти средства спасения, а потому их случайные спутники обречены на пожизненное заключение в сердце гор. Разумеется, им удается бежать и, разумеется, с помощью влюбленной женщины: ведь перед нами «роман приключений». Вот только формулу одного из достижений прокаженных ученых — усыпляющего газа, который мог бы прекратить на Земле войны, герои по дороге, к большому сожалению, утрачивают...
7
К географической фантастике близки два романа выдающегося геолога и путешественника академика В. А. Обручева — «Земля Санникова» и «Плутония» (1924—1926).
Строго говоря, только такая фантастика и заслуживает эпитета «научная», потому что в ней главной задачей автора была как раз пропаганда определенных научных положений. В этих романах В. Обручев решил познакомить юношество с доисторическим прошлым Земли, оживить палеонтологический музей в одной книге и рассказать про обитателей ледникового периода и людей каменного века в другой, что он и сделал с большим мастерством и знанием предмета. В «Плутонии» использована старинная гипотеза о наличии гигантской полости внутри земного шара с собственным светилом, в которой якобы и сохранились с незапамятных времен царство птеродактилей и динозавров. Более правдоподобно предположение автора о существовании в арктических льдах неизвестного острова, обогреваемого тлеющим вулканом. Если быть последовательным, то обе книги должны в первую очередь рассматриваться в истории научной популяризации. В ней они займут подобающее им место благодаря оригинальности подачи и живости изложения. В истории фантастики они находятся на более скромной ступени, хотя переиздаются по сей день из-за основательности их научного багажа. Других задач автор перед собой не ставил, поэтому, скажем, его путешественники, забирающиеся в недра Земли или достигшие таинственного острова,— это безликие экскурсанты, которых проводят вдоль музейных диковин: Каштанов, Маншеев, Громеко, Горюнов, Ордин и вождь онкилонов — все на одно лицо.
Романы В. Обручева находятся в определенной литературной традиции, Сам автор говорил о том, что написал «Плутонию» как отклик на роман Ж. Верна «Путешествие к центру Земли», а «Землю Санникова» — на роман чешского писателя К. Глоуха «Заколдованная земля», в которых его возмутили некоторые научные несообразности. Но, критикуя французского фантаста, скажем, за то, что его герои проникают внутрь Земли невероятным путем — через жерло потухшего вулкана, В. Обручев сам тут же отступает от строгих научных установлений. Чем его допущение о пустотелой Земле лучше, научнее спуска через вулкан? Но между прочим, именно в этом «ненаучном» предположении заключена самая интересная, самая увлекательная сторона «Плутонии». Логика художественного повествования подчинила себе автора.
Ближе всего В. Обручев стоит к «Затерянному миру» А. Конан Дойла. И хотя по научной достоверности английский романист уступает советскому академику, но гипотеза Конан Дойла о неприступном плато в амазонской сельве выглядит много естественнее, и, к сожалению, таких героев, как в «Затерянном мире», у В. Обручева нет. Кстати сказать, сам В. Обручев, говоря о воздействии на него приключенческой и фантастической литературы, выделял в ней прежде всего не познавательную, а как раз человеческую сторону:
«...Родители стали покупать нам сочинения Майн-Рида и Жюля Верна. Мы мысленно одолевали льды Арктики, поднимались на высокие горы, опускались в глубины океанов, изнывали от жажды в пустынях, охотились за слонами, львами и тиграми, переживали приключения на таинственном острове...
И тогда я решил, что, когда вырасту, сделаюсь путешественником. Но в этих любимых книгах мне нравились не только охотники и моряки. В них часто описывались ученые, иногда смешные и донельзя рассеянные... И мне хотелось сделаться ученым и естествоиспытателем, открывать неизвестные страны, собирать растения, взбираться на высокие горы за редкими камнями...»
Популяризаторских книг в тогдашней фантастике было много, проводились даже конкурсы: кто лучше всех напишет сочинение на тему «Химизация народного хозяйства».
В 1928 году В. Гончаров выпустил, например, «микробиологическую шутку» — «Приключения доктора Скальпеля и фабзавуча Николки в мире малых величин». В этой книге он предвосхитил прием, с блеском использованный через несколько лет Я. Ларри в популярных некогда, переиздававшихся даже после войны «Приключениях Карика и Вали». Герои этих книг уменьшаются до размеров насекомых у Я. Ларри, а у В. Гончарова даже до размеров бактерий, что позволяет им и читателям познакомиться с макроскопическим и микроскопическим мирами, как говорится, воочию, лицом к лицу. Так, путешественникам в книге В. Гончарова приходится сражаться с холерным вибрионом, туберкулезной палочкой, амебой и другими неаппетитными жителями одеял и луж.
Литературные достоинства книги Я. Ларри были неизмеримо выше; впрочем, В. Гончарову приходилось рассчитывать свою санитарно-нравственную пропаганду на читателя, которому нужно объяснять, что кислород — это составная часть воздуха. (В других своих романах, таких, как «Лучи смерти», «Психомашина», Виктор Гончаров был причастен к жанру «катастроф»).
8
В 1925 году появился первый и, может быть, лучший роман (сначала рассказ) Александра Беляева «Голова профессора Доуэля». А. Беляев — первый, кто сделал фантастику главным делом своей жизни и благодаря своему энтузиазму стал центральной фигурой среди советских фантастов предвоенного периода.
А. Беляев написал немало книг, достаточно для собрания сочинений, которое и было выпущено в восьми томах, но уже в 60-х годах, спустя много лет после смерти автора. К сожалению, А. Беляев не был таким выдающимся мастером, как, скажем, А. Толстой, его произведения неравноценны. Как правило, он брал локальную научную идею, но разрабатывал ее тщательно; он обладал смелым воображением, сила которого была, в частности, в том, что, несмотря на декларативные заверения в неизменной верности богине-науке и, должно быть, искренней уверенности, что так оно и должно быть, он все время нарушал ее запреты, за что ему неоднократно «влетало». Анекдотично, что его, может быть самого научного из наших фантастов, пожалуй, больше всех и обвиняли в ненаучности. Романы А. Беляева привлекали верой в неограниченные творческие способности человека, и в этом плане они напоминали романы Жюля Верна.
Первый вариант «Головы профессора Доуэля» был опубликован журналом «Всемирный следопыт». Этот его роман, как и «Человек-амфибия», переиздавался несчетное количество раз, правда, большинство переизданий падает на два последних десятилетия.
Есть книги, которые знает каждый подросток, буквально каждый. Два названных беляевских романа принадлежат к числу этих избранников. Чем же они заслужили столь счастливую судьбу?
Обратим внимание, что до А. Беляева успехи биологии (в отличие, например, от физики) никто не ставил в центр внимания, удачных произведений на эту тему, во всяком случае, почти нет. Были известны в то время романы М. Гирели, например, «Преступление профессора Звездочетова», написанное явно на потребу мещанскому вкусу, несмотря на самые солидные заверения автора в предисловии. Герой этого произведения производит какие-то изуверские эксперименты над собственным телом и мозгом, а потом в припадке ревности убивает жену.